— Э-э… Объект самоликвидировался. — доложил наконец озадаченный до невозможности Прозао — Увидел дротик… И ножом себе по горлу…
В эфире, как ни странно, сохранилось относительное спокойствие — узнав о выходке «объекта», Азъер только смачно выругался, но не стал толкать длинных речей, чтобы не вносить сумятицу в такой критический момент.
— С девкой что? — грозно спросил Найц.
— Живёхонька. Давайте лимузин, быстро! — крикнул Шорл. Подпрыгнув к растянувшейся на холодном полу даме, он взвалил её на плечо, и потащил к выходу. В эфир опять влез майор:
— Хорошо, закругляемся. Кому надо, ждите карету, остальные расходятся! Встречаемся, где договорились. Отбой.
— Добро… — не стал спорить Азъер — Ждите, я уже на подъезде. Двадцать секунд.
Шорл подбросил на плече обездвиженное тело, пристраивая его поудобнее, и ускорил шаг. Проходя мимо Прозао, приостановился.
— Во даёт… — покачал тот головой, стоя над трупом «самурая» — Впервые такое вижу.
— Сообразительный хмырь…
— Поторопимся. — напомнил им идущий за каперангом Скавьер. Прозао, сокрушённо вздохнув, переступил через окровавленное тело.
Четверо людей как раз вышли — или были вынесены — на солнечный свет, когда из-за поворота показалась громыхающая чёрная карета. На месте кучера, как легко догадаться, восседал обер-полковник Азъер. Если бы у колымаги были тормоза, то они бы отчаянно заскрипели, в лучших традициях кинематографа — Раласс натянул вожжи так сильно, что кони чуть не упали. Карету аж занесло, но — о чудо! — встала она в аккурат напротив офицеров. Водитель призывающе махнул, и выждав, пока все четверо погрузятся (или будут погружены) на доисторическое транспортное средство, резко тронул, оставляя позади разворошённый людской муравейник.
— Нус-с?! С кого мне шкуру сдирать? — спросил он свирепо, но не отвлекаясь от управления лошадьми.
— С меня, наверное… — признался Прозао — Не думал, что так бывает… Любой бы на его месте и глазом моргнуть не успел, а он уже всё понял…
— Ты, Ульяс, забыл, на какой планете находишься?! — воскликнул Сабирь, но без прежнего запала. Потом, еле вписавшись в крутой поворот, он с досадой причмокнул. — Ладно, от такого никто не застрахован… Можешь оставить свою шкуру при себе. Но пока не отъехали от церкви, срочно молись, чтобы вот эта прелесть — Азъер на миг развернулся, взглянув на пленницу — оказалась в курсе всех дел… Иначе я передумаю!
Карета неслась по Ралэне, гонимая множеством обиженных, недовольных, и угрожающих возгласов — Раласс шпарил, не щадя ни животных, ни деревянный фургон, из под колёс которого летели веера грязных брызг. Выехав за город, он сбавил прыть — за ними никто не гнался, и гробить лошадей больше не было смысла. Доколесив по извилистой тропе до первого перекрёстка, Азъер направил фургон прямо в лес, и когда через сотню метров, он намертво увяз в заболоченной яме, с чувством выполненного долга спрыгнул на землю, и начал распрягать лошадей. Все остальные не медля кинулись помогать.
— Троих, кто полегче, на одну лошадь, остальных на другую. — распорядился Герой Империи, высвободив первое животное из переплетений кожаных ремней.
К счастью для капитана, он попал в категорию «потяжелее» — ехать на лошади вдвоём было ещё ничего, но вот Раласс, Алаз, и захваченная женщина, взвалившиеся на спину второго equus caballus, смотрелись скорее комично. Часто сверяясь с электронным компасом, обер-полковник самолично вёл их отряд сквозь болота. Хотя приходилось много вилять, избегая глубокие разливы, продвигались в общем довольно быстро.
— Девятый, доложите обстановку. — потребовал Раласс на подъезде к «Лаозе». В радиоэфире было тихо. — Девятый, вызывает Азъер. Как слышите? — снова попробовал обер-полковник, но опять безрезультатно — Девятый!
К который раз не получив ответа, Раласс натянул поводья, и повернулся к остальным:
— Тут метров двести осталось, дойдём пешочком. — сказал он, слезая со спины животного — Идти осторожно, оружие наготове. За мной!
Привязав коней к трухлявой коряге, трое таллцев побежали рысцой по затопленному лесу. Прозао, как провинившемуся, доверили тащить пленницу, и он плёлся в хвосте. Добравшись до густого кустарника, что рос по периметру поляны, они затаились, и несколько минут следили за обстановкой. Ничто не изменилось. Их самолёт так и стоял посреди ухабистой прогалины, и был с виду нетронут. Но вот сторож пропал бесследно — как сквозь землю провалился. Азъер вызывал его ещё дважды, но обе попытки оказались тщетными. Махнув на коммуникатор рукой, он достал электронный монокль, и окинул им унылые — даже в такой солнечный день — окрестности, надеясь выявить хоть какие-то аномалии. Эта модель «всевидящего глаза» различала любую электромагнитную радиацию в диапазоне от далёкого инфракрасного, до жёсткого рентгеновского излучения, но оторвав от глаза прибор, Азъер мог только пожать плечами.
— Ни-че-го. — сказал он по слогам, и грузно поднялся с колена. Пройдя напрямик к «Лаозе», обер-полковник открыл магнитным ключом дверь, и заглянул внутрь. Не выискав ничего достойного внимания, распрямился, и потёр лоб ладонью. — Кадланы… Думал в Тарлании всех вывели, а нет, значит ещё остались … Узнаю подчерк. Ни крови, ни следов, ни-че-го… — он замолчал, и подавая пример, склонил голову.
— Куда барышню? — напомнил о себе Прозао, после импровизированной минуты молчания. Он по-прежнему держал её не плече.
— Положи на землю. — спокойно распорядился Раласс, доставая из своих бездонных карманов маленький шприц с антидотом. Вколов его в вену женщине, он выкинул шприц на траву, и вынув моток липкой ленты из другого кармана, связал даме руки и ноги. Обернувшись к Шорлу и Алазу, кивнул на лес — Ну не надо толпиться. Лучше сторожите. Нас тут четверо, но кто знает? Нечисть может вернуться… И не только она.
В переводе на человеческий язык, их только что послали по матери, и стоило бы обидеться, но Лийер уже и не помнил, как это делается. Отойдя на полторы дюжины метров, к окраине поляны, он выбрал удобный поваленный ствол, присел, и достав на всякий случай пистолет, стал наблюдать за манипуляциями Раласса, лишь изредка поглядывая через плечо. Скавьер нашёл место у противоположенной стороны округлой прогалины, и тоже с интересом смотрел за событиями, уделяя окружающему лесу только минимум внимания. Дама вырвалась из оков дурмана всего через минуту. Подёргавшись, пробуя на прочность пластиковые путы, она села неподвижно, зло поджав губы, и с вызовом уставилась на нависшего над ней обер-полковника.
— Проснулась, хорошая? — безэмоционально спросил Сабирь — Голова-то не болит? А то вся эта химия… Как после пьянки просыпаешься, по себе знаю… Тебя, кстати, как звать, солнышко? — он присел на корточки, и подождал реакции — Не хочешь говорить? Нет? А придётся, дорогая, придётся… Я человек добрый, отзывчивый, некоторые друзья даже называют меня романтиком, но сразу предупреждаю: когда я хочу что-либо узнать, меня, бывает, заносит … Так как? Оно тебе надо? Не жалко себя?
— Пытать будете? — сказала она с натянутой бравадой. Голосок был приятный, певчий.
— А ведь и буду, прелесть, ещё как буду. — тихо сказал Сабирь — Вот твой дружок поступил очень умно: он от меня убежал. Да в такое укромное место, что мне его уже не достать. Никак. Но ты-то здесь? Ты-то, голубка, лежишь связанной, и прямо у меня под носом, посреди дремучего леса! Неужели на что-то надеешься? Неужели не знаешь, насколько хрупко вот это вот человеческое тело? — Раласс впервые ухмыльнулся, и погладил пленницу по бедру. Та подалась вперёд, и плюнула, но обер-полковник, не связанный, в отличии от неё, по рукам и ногам, без проблем увернулся. И не тратя больше время на разговоры, залепил ей звонкую пощёчину, разбив за раз и верхнюю, и нижнюю губы. Кровь живописно закапала на светлое платье. Затем, намотав косу на кулак, Азъер придвинул её лицо вплотную к своему. — Как звать, сучка?
— Ильри… — произнесла та помимо воли.
— Ну вот, Ильри, давай я тебе кое-что объясню. Меня зовут Раласс. В мою работу входит поимка таких как ты, и таких, как твои наниматели. И я люблю эту работу, я ей всю жизнь отдал. — Сабирь натянул её волосы ещё сильнее — А знаешь, почему я ещё жив? Да потому, зайка, что у меня нет человеческих чувств. Были когда-то, да все вышли. Ни хрена не осталось. И я буду вытворять с тобой всё, что придёт в мою изобретательную голову, и вот зуб даю, не почувствую при этом ни жалости, ни сострадания. Потому что я на работе, Ильри, и работу оную, я привык выполнять. — он встряхнул её так, что клацнули зубы — Ты предала собственную расу, тварь! Любой человек — хоть очкатый писарь из королевской канцелярии! — узнай он о ваших с напарником делишках, прирежет тебя, как свинью. И не посмотрит ни на тугую попку, ни на смазливое личико! — Азъер резко разжал пальцы, и встал — Достаточно слов. Сейчас я буду задавать тебе много вопросов, и ты будешь отвечать… Будешь, ласточка моя ненаглядная, будешь. Никуда не денешься…