– Береги себя, слышишь? – сказала она, обнимая дочь с излишней горячностью.

– И ты тоже, мамочка. – Бобби утерла нос тыльной стороной ладони. – А обо мне не беспокойся, со мной все будет в порядке.

– Ты уверена? – Александра наклонилась и пристально заглянула в лицо дочери, стараясь проникнуть за дрожащую и соскальзывающую маску самообладания. – Ты уверена? И не заводись, пожалуйста, с пол-оборота: я вовсе не предлагаю тебе отказаться от поездки, просто напоминаю, что можно изменить условия.

Бобби вдруг успокоилась. Мать и дочь как будто поменялись ролями.

– Я уверена, мам. Даже если ничего не получится, даже если окажется, что мы с ним друг другу чужие… Я не хочу больше ждать ни дня. Надо дать ему шанс.

– Пошли мне открытку, – улыбнулась Александра.

– Я вернусь раньше, чем она дойдет.

Бобби потрогала толстую защитную обертку картины, которую мать дала ей в подарок для Андреаса.

– Он этого ждет?

– Нет, конечно, нет.

– А он поймет?

– Содержание поймет, суть – вряд ли.

– Тогда зачем ты посылаешь ему такой подарок?

Взгляд Александры смягчился.

– Хочу, чтобы у него было что-то от меня.

Бобби подхватила большую сумку-рюкзак из мягкой красной замши, который сама для себя выбрала в Париже: он был одного цвета с пуговицами и отделкой ее нового серого пальто.

– Как я выгляжу? Ничего?

– Ты выглядишь прекрасно.

«Интересно, чего ждет Андреас? Она не похожа на американскую девочку-подростка. Я посылала ему фотографии, но будет ли он готов к встрече с этой французской красавицей?»

Она ласково подтолкнула Бобби к выходу на посадку.

– Тебе лучше поторопиться, детка.

Личико Бобби вдруг погрустнело.

– Ой, мам, вот было бы здорово, если бы…

– Не будем заниматься гаданием. В конечном счете это пустая трата времени, поверь мне.

– Ладно, босс, – усмехнулась Бобби. – Картина мне ясна. – Она вскинула сумку на плечо и еще раз проверила паспорт и билет. – Я буду тебя вспоминать сегодня вечером. А ты не ешь сама всю индейку: поделись с Легавым.

– Разве я когда-нибудь оставляла Легавого без ужина? – Александра еще раз крепко обняла дочь. – Благослови тебя господь, Бобби. И не забудь вернуться до Нового года: я бы не хотела провести еще один праздник без тебя – это уж слишком.

Бобби вернулась на два дня раньше условленного срока, и на этот раз, когда Александра встретила ее в Руасси, она была потрясена произошедшей переменой. Лицо дочери было напряженным и осунувшимся, казалось, она потеряла в весе за четыре дня отсутствия. Когда Александра попыталась вытащить из нее причину столь явного расстройства, Бобби полностью замкнулась в себе.

«Я хочу домой», – вот и все, что она сказала.

Позже, когда за ней закрылась дверь спальни, Александра услыхала рыдания. Она спустилась вниз, в свой кабинет, поплотнее прикрыла дверь и позвонила Андреасу.

– Что, черт побери, произошло? – потребовала она.

– Кому же знать, как не тебе?

– Что ты хочешь сказать?

– Это ведь ты заставила ее уехать!

– О чем ты говоришь, Андреас?

– Как будто ты не знаешь! Вчера, когда я вернулся домой после деловой встречи, которую не смог отменить, Бобби сказала мне, что говорила с тобой по телефону. Что ты была ужасно расстроена и жаловалась на одиночество.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – повторила Александра. – Я никогда…

Тут до нее кое-что дошло, и она умолкла. Было ясно, что он говорит правду, а это означало, что Бобби явно нуждалась в оправдании, чтобы сбежать. Пусть лучше Андреас винит ее и не узнает правды.

– Будешь отрицать, что ты ей звонила? – тоном прокурора спросил Андреас.

– Нет, – ответила Александра. – Прости. – Она помолчала. – Ну, как она тебе? Вы так давно не виделись…

«Скажи правду, – мысленно молила она его. – Скажи, что это были небо и ад, смешанные друг с другом, что четырех дней мало, чтобы заделать все трещины, образовавшиеся за эти годы. Тогда, может быть, я постараюсь дать тебе еще один шанс; может быть, мы смогли бы вместе поговорить о нашем ребенке, как настоящие родители».

– Все было бы прекрасно, – сухо ответил Андреас, – если бы у нас было все обещанное тобой время.

Александра тихонько вздохнула.

– Прости, – повторила она и повесила трубку.

На следующее утро после завтрака они вместе пошли погулять по лесу, примыкавшему к саду. Бобби вернулась к своим излюбленным старым джинсам и куртке военного образца. Легавый носился вокруг нее кругами, не отходя далеко. Он был безумно рад, что его хозяйка вернулась, и в то же время ему было боязно, что она вдруг опять исчезнет.

– Я по нему соскучилась, – сказала Бобби, шагая рядом с матерью и поддевая носком палые листья и комья земли.

Александра взглянула на нее искоса.

– Ты поэтому сказала отцу, что я раньше времени отзываю тебя домой?

– Нет. – Бобби упорно смотрела только в землю.

– Тогда почему? – Александра остановилась и прокричала вслед удаляющейся спине дочери: – Может, все-таки скажешь мне, что произошло?

Бобби остановилась, но так ничего и не сказала.

– Я в общем-то не против, когда из меня делают козла отпущения, – продолжала Александра, едва сдерживаясь, – но мне было бы легче, если бы я знала, в чем дело.

Бобби повернулась к ней лицом. Легавый, уловив витающее в воздухе напряжение, подбежал к ней и, тяжело дыша, уселся у ее ног.

– Ничего не вышло.

– Я так и поняла. Но в чем все-таки дело?

– Да во всем, – поморщилась Бобби.

– Не надолго же тебя хватило. А ведь я предупреждала: не жди слишком многого.

– Знаю. Я очень старалась, честное слово. Но он ждал слишком многого.

– Понимаю.

– Правда? Ты правда понимаешь, мам?

– Начинаю понимать.

Бобби присела на корточки и обняла собаку за шею, крепко прижимая ее к себе.

– Я с самого начала поняла, что шести дней ему будет мало. Но я надеялась, что все будет развиваться постепенно, естественным путем… что мы узнаем друг друга получше, а потом, может, он пригласит меня еще раз.

Лицо Бобби потемнело.

– С самого первого вечера он требовал все или ничего. Я ужасно устала после полета и разволновалась… потому что вернулась в Нью-Йорк и опять его увидела… Но мне хотелось остаться с ним дома, пообщаться, а потом лечь спать пораньше, чтобы с утра быть в форме.

– Но у него были другие планы? – без труда догадалась Александра.

– Он подготовил для меня грандиозную вечеринку в ресторане: целая толпа друзей, украшенный зал, только фейерверка не хватало.

– Бедная девочка, – посочувствовала ей Александра, присаживаясь на поваленное бревно. – Разве ты не сказала ему, что устала?

– Конечно, сказала, но он считал минуты. Мне кажется, он бы не стал возражать, если бы вечеринка сорвалась, но, если бы я в тот вечер ушла спать на два часа раньше, он считал бы, что я их украла.

– Разве ты не понимала, что он чувствует?

– Да, я понимала, я даже отчасти радовалась, что он так сильно переживает. И в то же время я обиделась, рассердилась на него. Ему бы следовало об этом подумать много лет назад. А потом я решила, что мне с этим не справиться. Ему все равно ничего не растолкуешь.

– И ты пошла на вечеринку?

Бобби кивнула.

– Если бы я не была такой усталой, очень может быть, мне бы понравилось. Я помню кое-кого из тех, кто там был: Дэна Стоуна, дядю Руди, и партнершу Дэна Фанни Харпер, и швейцара Джерри – он все еще там работает. Я рада была всех их повидать, и они были рады меня видеть, но…

– А потом? После первого вечера?

– Все было распланировано по минутам. Даже когда мы оставались одни, я чувствовала, что это тоже рассчитано заранее. «Три часа на взаимопонимание». – В лице у нее была горечь. – Как будто несколько часов могут заменить почти десять лет.

– Вот что я не совсем понимаю, – осторожно заметила Александра, – так это зачем ты отняла у него целых два дня. Тебе не кажется, что это было слишком жестоко, зная, как много значит для него каждая минута?