На прошлой неделе, когда речь зашла о посылке первой партии пленных матросов на работу на доки, Пушкин велел Алексею Николаевичу съездить к Куперу и договориться обо всем.

На вопрос об условиях и оплате Купер ответил, что еще рано решать, надо посмотреть, что сумеют делать и как работают. Тогда известно станет, кого и куда определять и сколько кому платить.

Ничего не скажешь! Люди дела! Нельзя и заикаться, мол, извольте сначала накормить.

Не будешь же на доках жаловаться хозяину или мастеру, что их же адмирал морит наших людей голодом. И что с утра они щелкают зубами как волки. Ведь все согласно закону. Тяжелы колеса казенной бюрократической машины. Горе тому, кто под них попадет, да еще на чужбине, где сердца еще черствей наших и никого не разжалобишь. Да, он прав! Покажи, как работаешь!

Придя под навес, где протянулась череда горнов и наковален, матросы, как всегда перед работой, снимали верхние рубашки, аккуратно укладывали их в отделения на полке. Надевали на себя старую рабочую одежду из почерневшей парусины.

Мастер за столом в конторке передал унтер-офицерам чертежи и размеры поковок. Алексей Николаевич переводил и пояснял. На тачке китаец подвозил чушки железа. Горны запылали, задышали. Другой китаец крутил поддувальное колесо. Струи воздуха ударили, раздувая пламя. Понемногу краснели железные слитки. Кузнецы и молотобойцы надели фартуки и встали к наковальням. Васильев захватил горячий слиток огромными щипцами и кинул на круглый стальной стан. Ударили молоты. Васильеву сегодня надо отковать части руля. На соседнем горне Мартыньш кует скобы для крепки деревянного судна. Куются звенья пароходной цепи. Еще заказана обшивка для форштевня деревянного судна, клепки разных размеров для железного парохода, гвозди, штыри; работы много. И нельзя сказать, что работа скучная. После того как у входа на доки поели у китайца – не пожалел Сибирцев и расплатился из своих десяти фунтов за еду, чтобы не ныть, – работать можно, сегодня покажем.

Васильеву начинает тут нравиться. Под соседним навесом китайцы формуют землю. Сибирцев сказал, будет отливаться вал для парохода. Будто он слыхал, что валы для винтовых железных судов получаются из Англии, но и тут их отливают и обрабатывают. В литейной металл варился в печке вроде нашей пудлинговой. Мастер в черных очках подходил к заслонке и заглядывал. Дальше молотами и кувалдами бьют здоровенные полуголые китайцы, «глухари» – как у нас называют клепальщиков железных судов. Оттуда идет сплошной гул и грохот – такой, что глохнешь.

Пришел высокий инженер в усах, постоял у горна, доброжелательно заметил Сибирцеву:

– Good work![55]

– Китайцы, за немногими исключениями, слабы для кузнечной работы, делают аккуратно, но медленно, – пояснил мастер.

Матросы сильно, удало били вперебой малыми и большими молотами. Мехи дышали и свистели, уголь разгорался все сильнее, тела обливались потом, рубахи затекали и чернели. В промежутки между поковками рабочие отдыхали, старались отдышаться, пили воду из кадушки. Знали, что вода здесь дорогая, ее не хватает. Китайцы на плечах принесли хорошую, ключевую или колодезную, в кадке на двух шестах.

– А ну, братцы... кузнецкую!

запел Маточкин.

Пошла работа! Как паровоз поехал!

– Работаем не для себя, Алексей Николаевич, – сказал Васильев, когда шли с доков.

– Отец меня учил, на кого бы ты ни работал, должен работать хорошо, – сказал Мартыньш.

Сибирцев в парусине, как матрос, но в погонах и белой фуражке с козырьком. Офицер виден по выправке, по легкому шагу, заметно, что тяжелый груз не носит годами. Впрочем, и матросы сегодня легки на ногу и в выправке не откажешь, все подобраны и выучены в гвардейском экипаже.

Теплынь, хорошо тут, сейчас все бросятся купаться.

На кораблях собрали пленных и зачитали списки тех, кто переводится на берег в распоряжение властей колонии и кто остается на эскадре. Всего на берег шло двести человек. Объявлено, что жить будут в старом блокшиве. Матросы становились в очередь, получали по спискам деньги у клерка.

– Господин Купер, мне неприлично было говорить с вами о нуждах моих людей, пока, по вашему обычаю, вы не увидели их работу. Хотя у нас любой купец сначала накормил бы. Вы, господин Купер... – с дружеской улыбкой продолжал Алеша, делая вид, что сбивается, не может подобрать нужного слова, – порядочная скотина (beast), по нашим понятиям. – Сибирцев осмелел. Хозяин – зверь, ругается и бьет китайцев, одному из них вчера ткнул при пленных палкой в лицо – что же с ним церемониться? Дядю Купера в Шанхае, говорит Сайлес, китайцы убили, а его дом сожгли. Его сын там все снова начинает.

Из карманов куртки у Купера торчит по пистолету. Разговор, видно, у него бывает короток. Морда красная, мужицкая: нос картошкой, жесткие усы нависли над ртом, лицо смуглое от загара, небольшие серые глаза.

– Они получили деньги на кораблях, – ответил Купер.

– Они обносились, ни у кого нет целых сапог. Нет белья. На это пойдут деньги Стирлинга. Примите во внимание, что адмирал Стирлинг очень скуп на казенное добро. Как вы думаете?

– Я не думаю об этом.

Матросы опять ели сегодня на китайском базаре. Но за два дня сытой еды силы не вернуть.

Алексей не стал говорить, что его личных денег хватит ненадолго. Нечего унижаться!

– В таких случаях, господин Купер, еды не просят. Порядочный хозяин дает вперед. Получить аванс – законное право работающего.

Хозяин грубо хлопнул Алексея по плечу и заметил, что у него мускулы как из железа. Купер открыл несгораемый шкаф.

– Пишите расписку. Сколько надо на двадцать человек?

– Сто долларов.

– Можете написать на двести долларов. Сто – матросам, а сто я заплачу вам, возьмите себе. Никто знать не будет.

«Вот как он меня понял! Под меня ключи подобрал!» «Из их заработка?» – «Да», – ответил бы, наверно, Купер. Или: «А вам какое дело?»