— И чай с лепешками? И прощение? — спросил Драмм. Он поднял чашку, сделал глоток янтарного чая и вздохнул. Потом опустил голову на подушку. — Я не заслужил такого хорошего обращения, вы это знаете, — с полной раскаяния улыбкой произнес он. — Я мог бы оказаться в беде, а вместо этого роскошествую.

— В убогой комнатенке в деревенском домике, в глуши? — Она рассмеялась, усаживаясь в кресло у окна. — Вам незачем льстить, я уже пообещала вам лепешки.

— Дело не в размерах комнаты и не в местонахождении, я благодарен за заботу и компанию, — ответил он, взяв с подноса свежее миндальное печенье.

— Конечно, вечер, проведенный в нашем обществе, нельзя сравнить с времяпрепровождением в опере или в театре, но с ужином в клубе Брукса или с блистательным лондонским званым обедом он, по-моему, вполне сопоставим. — Она подняла глаза и встретила заинтересованный взгляд Драмма. — Я знаю о таких местах. Мы получаем газету и журнал, — пояснила она. — Мистеру Гаскойну очень нравился «Джентлменз мэгэзин». Однажды там опубликовали его возмущенное письмо.

Небесно-голубые глаза Драмма потемнели от легкого недоумения.

— Мистер Гаскойн? Вы всегда так его называете?

— Да, он настаивал на этом. Мой отец был старомоден и считал, что фамильярность ведет к неуважению.

— Я с этим не согласен, — сказал Драмм. — И мой отец тоже не согласился бы, а говорят, что он самый чопорный человек в стране. Но мистер Гаскойн, должно быть, не во всем ошибался. Посмотрите, какие хорошие выросли ребята. И вы. Вам все удается.

Он замолчал и посмотрел на нее. Александра была так же свежа, как чай и печенье, которые она принесла. Ему очень понравилось, что девушка обладает чувством юмора, и то, как она несет тяжелое бремя ответственности за больного гостя. Но его дружелюбное отношение вполне понятно. Александра сейчас выступает в роли его медсестры и утешительницы, и, конечно, ему это нравится. Однако он почти не знает ее. Пора наконец-то исправить это упущение.

— Вам удалось сохранить семью, что наверняка было нелегко, — продолжил граф. — Судя по рассказам доктора, вы ненамного старше братьев и были еще младше, когда умер ваш отец.

— С семьей мне было нетрудно, — ответила она, сосредоточившись на шитье. — В конце концов, я только ею и занималась.

Драмм наблюдал за тем, как девушка шьет. Александра абсолютно не похожа на женщин, с которыми он привык общаться, на жительниц Лондона. Сейчас дамы носят кудри или локоны. А ее волосы стянуты сзади в хвост, такие прически носили джентльмены в прошлом веке. Тонкие выбившиеся волоски колышет ветерок, влетающий в открытое окошко. Они блестят от чистоты, а не от помады, подумал граф, что было бы необычно для светских дам. Многие из них не пользовались маслом для укладки волос, потому что его заменял жир их грязных волос. Для столицы главное — внешний вид, а не любовь к мылу и мочалке.

Но дело не только в ее волосах. Драмм был в курсе последних новинок моды, а Александра Гаскойн не хотела или не могла себе этого позволить. Сегодня на девушке, было старое платье с едва заметными розовыми цветочками, хотя ей бы гораздо больше пошел какой-нибудь яркий цвет, что отражало последние веяния моды. Его спасительница очень мила, думал Драмм, разглядывая девушку, хотя, кажется, не знает этого. Наверное, ей не меньше двадцати одного года, но точно сказать трудно, потому что она держится и ведет себя как зрелая женщина. Манера вести разговор у нее прямая, по-мужски открытая. А вот внешность очень женственная.

Мужчины в Лондоне часто обсуждали достоинства деревенских женщин, привлекательность и положительные качества молочниц с их ясными глазами, прекрасным цветом лица и крепкими фигурами. Их считали невежественными и неуклюжими, но более свободными, раскованными, здоровыми и страстными, чем остальные женщины. К тому же не страдающими заразными болезнями. Это объясняет тот факт, что в публичных домах существовала большая потребность в сельских жительницах, так что содержательницы притонов часто встречали экипажи, прибывающие из провинции, и предлагали девушкам работу. Александра Гаскойн тоже обладает свежей прелестью, но Драмм не заблуждается на ее счет. Склад ума у нее вовсе не провинциальный.

И все же трудно по достоинству оценить ум женщины, когда ее тело находится так близко. Она крепкая, но не перезревшая, прекрасная, полная грудь, и талия, расширяющаяся к упругим, округлым бедрам…

Он отвел взгляд. Александра очень сильно волнует его. Он понял это и постарался отогнать непристойные мысли. Сексуальное удовольствие необходимо для счастья мужчины — по крайней мере для его счастья. Но приличия стояли на первом месте, а здравомыслие никогда не изменяло Драмму.

— Мальчики совсем не похожи на вас, — сказал он, пытаясь отвлечься. — Цветом волос и глазами. Вообще-то они и друг на друга не похожи.

Она улыбнулась.

— Вы наблюдательны. Мальчики и не должны быть похожи. Мы с ними не родные, и они друг другу не братья. Ребята — приемные сыновья мистера Гаскойна.

Граф удивился. Он не так уж много слышал, но у него сложилось впечатление, будто покойный отец Александры был человеком скрытным и нелюдимым, не из тех, кто берет приемных детей.

— Несколько лет назад мистер Гаскойн круто изменил свою карьеру, — стала объяснять Александра, не оставляя шитье. — Он потерял место в Итоне…

— Так вот откуда мне знакомо это имя! — воскликнул Драмм, вспомнив маленького человечка, бредущего по коридору, с кислым выражением морщинистого, похожего на грецкий орех лица. Он и на самом деле был таким же неприступным, как казался. — Я никогда у него не учился, но мне кажется, преподавал латынь?

Александра кивнула.

— И древнюю историю. Но потерял это место, и ему пришлось искать другое. Тут неподалеку от нас есть школа — Иатонская академия для молодых джентльменов. И-а-т-о-н, с буквой «а». — Она улыбнулась, видя, как изменилось выражение его лица. — Да, это имя, как предполагается, должно напоминать людям о другом учебном заведении. Конечно, школа не такая старинная и благородная, но неплохая. Самое подходящее место для родителей, которые добились всего сами и хотят, чтобы их сыновья преуспели в жизни. Мистер Гаскойн услышал, что у них освободилось место. Поскольку он потерял прежнюю работу из-за… недостаточной гибкости, как говорили, то друзья посоветовали ему обзавестись сыном, это доказало бы, что на самом деле он любит и понимает детей. Оказалось, это не только мудрый совет, но еще и выгодный с точки зрения экономии, — быстро продолжила девушка. — Видите ли, приют платит стипендию за каждого ребенка, которого у них забрали. Мистер Гаскойн преподавал классические предметы, но был силен и в математике, поэтому сразу понял, что трое обойдутся ему не дороже одного. По крайней мере горшка супа хватает надолго, а одежду один может передавать другому. Вот он и взял их одного за другим, по старшинству — Вина, Кита и Роба. И получил работу. — Девушка перекусила нитку. — Мальчики все еще ходят в Иатон, но живут здесь. Они запрягают Грома в тележку и каждый день ездят в школу. Так дешевле и лучше для всех.

— Как же ваша матушка справлялась со всеми этими мальчиками? — удивился Драмм.

— Не справлялась, — ответила Александра. — Мама давно умерла. О них заботилась я. Это не составляло труда, потому что они славные ребята и были не такими уж маленькими, когда мы встретились. Вначале у нас была домработница, а потом я взяла на себя ее обязанности. Как я уже говорила, мистер Гаскойн был очень бережлив.

Ее солнечное настроение поблекло. В комнате, казалось, тоже потемнело. Драмм чувствовал недовольство собой. Обычно он более тактичен.

— Вы знаете о лондонских клубах из газет. Но скорее всего никогда не бывали в Лондоне? — спросил высокопоставленный гость, чтобы перевести разговор на более нейтральную тему.

— Никогда, — ответила Александра. — Не было ни времени, ни возможности.

— Я так и думал, — сказал он. — Не верьте всему, что читаете. Могу признаться, что иногда в самых лучших клубах выдаются удивительно скучные вечера, когда там нет никого из друзей, и даже если они есть, то могут часами спорить по поводу какой-нибудь ерунды. Иногда в «Олмэксе» трудно удержаться от зевоты. И не все званые обеды можно назвать блистательными. В основном в залах слишком жарко, а компания собирается слишком шумная, и еда либо скудная, либо несвежая.