— Хорошо, — произнес Джим и с этого момента больше не открывал рта, даже не отвечая на вопросы, которые пытался задавать Вилькоксин.

Потеряв терпение, адвокат толкнул Джима под локоть.

— Послушайте! Вы должны ответить мне! Через несколько минут я должен буду вас защищать, и мне важно знать хоть что-то. Ради вас я связался с Ро — не думайте, что это было легко. Кроме полевого телефона, никакой связи с кораблем не существует.

Джим покосился на него.

— Правительственный центр находится примерно в десяти милях от космодрома, верно? — спросил он.

— Да… Но…

— Если бы я смог попасть туда, мне не понадобилась бы ваша помощь, я связался бы с кораблем без всяких телефонов.

На изумленное лицо адвоката Джим не обращал внимания.

— Говорю к тому, что не хочу тратить время, отвечая на ваши вопросы, ибо вы все равно ничего не поймете. Даже если поверите мне на слово. То, что через несколько минут будут говорить Холланд и другие свидетели, абсолютно меня не волнует. А вас я прошу об одном: не мешайте мне. Сидите тихо и не мешайте.

Джим вновь погрузился в собственные мысли, и на этот раз Вилькоксин оставил его в покое.

Машина подъехала к зданию правительственного центра, где заседала Комиссия. Джима проводили в маленькую комнатку. Там он должен был ждать, пока не соберутся все члены Комиссии, а затем его и Вилькоксина пригласили в набитый до отказа публикой зал заседаний.

Их усадили прямо напротив возвышения, на котором стоял длинный стол для шести членов Комиссии. Войдя в зал, Джим увидел в первом ряду Макса Холланда, Старка Якобсена — одного из руководителей проекта, тренировавшего Джима перед отбытием в Мир Владык, — и Ро. Вокруг расположились прочие приглашенные, их лица тоже были как будто знакомыми.

Ро встретила его взгляд. Она казалась взволнованной и выглядела бледнее обычного. На ней были белая блузка и юбка, ничем не выделявшиеся среди костюмов других сидевших в зале женщин. И все же Ро привлекала внимание. Привыкший к статным фигурам и правильным чертам лиц жителей Мира Владык, Джим поймал себя на том, что его родной народ — народ Земли — кажется ему мелким и некрасивым.

В зал вошли члены Комиссии. Все в зале встали и стояли в молчаливом ожидании, пока те не расселись. Каждый из шести представлял один из секторов планеты. По залу пронесся взволнованный шум, когда появился маленький смуглый человек и занял место рядом с Алвином Хейнманом, председателем могущественного Европейского Сектора. Джим взглянул на коротышку и слабо улыбнулся. Но тот едва удостоил его взглядом, печальным и суровым. Публике в зале разрешили сесть.

— …Пусть в протоколах отметят, — сказал Хейнман в микрофоны, — что губернатор Альфы Центавра Три любезно, хоть и неофициально, согласился присутствовать на заседании и помочь расследованию в меру своих знаний и опыта.

Хейнман постучал по столу председательским молотком и пригласил официального представителя правительства выступить с изложением сути дела.

Представитель встал. Хотя он тщательно избегал слова «предательство», он сумел представить дело так, что у публики не осталось ни малейших сомнений в намерениях Правительства, которое после столь незначительной прелюдии, как настоящее расследование, неминуемо должно возбудить против Джима судебный процесс по обвинению в измене. Выступавший закончил, и вызвали Старка Якобсена.

Старк отвечал на вопросы — как Джима готовили к экспедиции, и почему из тысяч претендентов, мечтавших попасть в Мир Владык, был избран именно он.

— Джеймс Кейл необычайно одарен во всех отношениях. Особенно физически. Нас это весьма устраивало — ибо мы хотели послать в Мир Владык человека, способного продемонстрировать бой с быком. К тому же, когда мы обратили внимание на Кейла, он уже имел ученые степени по химии и истории, а также антропологии. Вдобавок он имел авторитетные труды в области культуры и социологии.

— Вы хотите сказать, что характером он выделялся из общей массы? — вмешался Хейнман.

— Все кандидаты были яркими индивидуальностями, — ответил Якобсен. — Кейл — не исключение.

Джим помнил: Якобсен, плотный датчанин лет шестидесяти, обладатель густой копны седых волос, всегда относился к нему с большим дружелюбием, нежели Макс Холланд.

— …это было одним из требований, которые мы предъявляли к претендентам.

Затем Якобсен перечислил остальные требования, объединявшие физические, эмоциональные и интеллектуальные достоинства.

— Вот! Как насчет эмоциональных качеств? Не показался ли он вам несколько… асоциальным? Не сторонился ли он людей, не пытался ли действовать в одиночку? — напирал Хейнман.

— Да, — ответил Якобсен. — И опять-таки: нам нужен был именно такой человек. Он должен был попасть в чуждую ему культуру, не имеющую аналогов на Земле. Поэтому мы требовали, чтобы претендент был как можно более замкнут в себе.

Якобсен не отступил ни на шаг. Несмотря на то, что Хейнман всячески подсовывал ему каверзные вопросы, убеленный сединами датчанин стоял на своем — Джим Кейл был именно тем человеком, которого следовало послать в Мир Владык; он был уникален.

Речь Макса Холланда, выступившего следом за Якобсеном, являла собой полную противоположность предыдущей.

— …ни один из кандидатов никогда не допустил бы подобного риска, — утверждал Холланд. — Я хочу сказать, риска для всей Земли. Наш мир по сравнению с Империей — цыпленок против слона Цыпленок может считать себя в безопасности до тех пор, пока слон не обратил на него внимания. Да и в этом случае он может случайно попасть под слоновью ногу. Мне кажется, мы получили реальную возможность оказаться под ногой слона-Империи: либо случайно, либо по вине человека, посланного туда наблюдателем. И мне еще более становится не по себе, когда я вспоминаю о том, какого человека мы послали.

Холланда, как и Якобсена, подвергли допросу все члены Комиссии, но в отличие от датчанина Макс Холланд не жалел черных красок в описании личности Джеймса Кейла.

Он утверждал, что с самого начала разглядел в Джиме едва ли не параноика, крайне эгоистичного и уверенного в собственной непогрешимости. Затем весьма подробно пересказал содержание их последней беседы в комнатке под ареной на Альфе Центавра 3.

— В таком случае, — сказал Хейнман, — действительно ли этот человек, еще до того, как достиг Мира Владык, решил игнорировать все приказы, полученные от народа Земли? Ваше мнение? Он решил не считаться с возможными для Земли последствиями?

— Да, таково мое мнение, — ответил Холланд, и больше ему вопросов не задавали.

Далее была вызвана Ро, которую вообще не допрашивали, а лишь попросили прослушать магнитофонную запись ее собственного рассказа о действиях Джима с того момента, как она встретила его на борту корабля принцессы Афуан.

Когда запись кончилась, Хейнман, прочищая горло, откашлялся, и подался вперед, явно намереваясь что-то спросить. Но не успел — его вниманием завладел губернатор Альфы Центавра 3, прошептав что-то на ухо. Хейнман с почтением выслушал, затем откинулся на спинку кресла Ро отпустили, так и не задав ни единого вопроса.

Сидевший рядом с Джимом Вилькоксин вдруг наклонился и впервые с начала заседания прошептал Джиму в ухо:

— Послушайте! Мы можем использовать право перекрестного допроса. Хейнман, а точнее, губернатор Центавра допустил огромную ошибку, когда посоветовал не допрашивать Ро. Я уверен, она хочет давать показания в вашу пользу, и, думаю, если мы начнем ее допрашивать, я сумею представить ее ответы в самом выгодном для вас свете.

Джим покачал головой. Как бы там ни было, на споры времени не оставалось, ибо на допрос вызвали его самого.

Хейнман начал с личных качеств Джима, которые явились решающими при выборе его посланцем в Мир Владык, но довольно быстро ушел от этой щекотливой для Комиссии темы.

— У вас когда-нибудь возникали сомнения в правильности и целесообразности проекта? — спросил он Джима.

— Нет.

— Но перед самым полетом в Мир Владык, похоже, кое-какие сомнения у вас возникли. — Хейнман порылся в груде листков на столе, наконец выудил нужный.