— Сейчас тоже осматривают младенцев, — поежилась официантка. — Во Фриско в этом месяце снова появился див. Первый за последние несколько лет. Полагали, что с ними покончено во всей округе, ан нет.

— Во всяком случае, их становится все меньше и меньше, — вставил таксист. — Фриско ведь не слишком пострадал. Не как другие города — Детройт, например.

— В Детройте до сих пор ежегодно рождается десять — пятнадцать тварей в год, — сообщил юноша — Там по всей округе зараженные пруды. А люди все равно купаются.

— А как он выглядел? — осведомился коммивояжер. — Ну тот, из Сан-Франциско?

Официантка развела руками.

— Да как обычно. Без ступней. Скрюченный. С большими глазами.

— Ночной тип, — определил коммивояжер.

— Его прятала мать, представляете?! Говорят, ему стукнуло три года. Она упросила доктора подделать свидетельство ЦУБ. Старый друг семьи, ну вы понимаете.

Коммивояжер допил кока-колу и теперь рассеянно вертел в пальцах сигарету, прислушиваясь к затеянному им разговору. Юноша наклонился к девице и тараторил без умолку, пытаясь произвести впечатление своей эрудицией. Тощий фермер и бизнесмен, сев поближе друг к другу, вспоминали о тяготах жизни в конце Войны и в годы перед принятием первого Десятилетнего Плана Реконструкции. Таксист и двое рабочих травили друг другу байки.

Чтобы привлечь внимание официантки, коммивояжер кашлянул и изрек:

— Надо думать, тот урод из Фриско наделал и здесь немало шума. Еще бы, ведь совсем под боком.

— И не говорите, — согласилась официантка.

— Да, этот берег Залива действительно не слишком пострадал, — гнул свое коммивояжер. — Уж здесь-то вы уродов отродясь не встречали, верно?

— Не встречала. — Официантка стала торопливо собирать со стойки грязную посуду. — Ни единого во всей округе.

— Так уж и ни единого? — удивленно переспросил коммивояжер. — Неужели по эту сторону Залива не появлялось ни одного дива?

— Ни одного, — отрезала она и скрылась за дверью кухни. Ее голос прозвучал несколько хрипловато и натянуто, что заставило фермера умолкнуть и оглядеться.

Как занавес опустилась тишина. Все угрюмо уставились в свои тарелки.

— Ни единого во всей округе, — громко и отчетливо произнес таксист, ни к кому конкретно не обращаясь. — Вообще ни одного.

— Да, да, конечно, — закивал коммивояжер. — Я только…

— Безусловно, вы все поняли правильно, — заверил его рабочий. Коммивояжер растерянно заморгал.

— Конечно, приятель, конечно. — Он нервно шарил в карманах. Несколько монет покатились по полу, и он торопливо их подобрал. — Я не хотел никого обидеть.

Наступившую паузу нарушил юноша:

— А я слышал, — полным достоинства голосом начал он, — будто кто-то видел на ферме Джонсона…

— Заткнись! — не поворачивая головы, рявкнул бизнесмен.

Юнец вспыхнул и поник. Судорожно глотнув, он уставился на свои руки.

Коммивояжер заплатил официантке за кока-колу.

— Не подскажете, по какой дороге я быстрее доберусь до Фриско? — спросил он. Но официантка демонстративно повернулась к нему спиной.

Люди за стойкой были полностью заняты едой. Враждебные лица, взгляды прикованы к тарелкам.

Коммивояжер подхватил раздутый портфель, энергичным движением откинул москитную сетку у входа и вышел в слепящий полуденный зной. Он направился к припаркованному в нескольких метрах «бьюику» семьдесят восьмого года. Одетый в голубую униформу дорожный полицейский стоял в тени навеса, поддерживая вялую беседу с молодой особой во влажном шелковом платье, облепившем тощее тело.

— Скажите, вы хорошо знаете округу? — обратился коммивояжер к полицейскому.

Тот окинул беглым взглядом мятый костюм коммивояжера, галстук-бабочку, пропитанную потом сорочку От наметанного взгляда блюстителя порядка не укрылось, что номерной знак выдан в соседнем штате.

— А в чем, собственно, дело?

— Я разыскиваю ферму Джонсона. Мне необходимо встретиться с ним по поводу судебной тяжбы. — Коммивояжер подошел вплотную к полицейскому, зажав между пальцами маленькую белую карточку. — Я его поверенный, состою в нью-йоркском союзе адвокатов. Вы не могли бы объяснить, как туда добраться? А то я уже года два не бывал в здешних краях и основательно подзабыл дорогу.

Окинув взглядом безоблачное небо, Нат Джонсон отметил, что денек выдался на славу. Нат был гибким жилистым мужчиной с сильными руками и ничуть не поседевшими, несмотря на шестьдесят лет активной жизни, с металлическим отливом волосами. Одет он был в холщовые штаны и красную клетчатую рубаху.

Сжав желтыми зубами черенок трубки, он уселся на нижнюю ступеньку крыльца, чтобы понаблюдать за игрой детей. Мимо со смехом пронеслась Джин. Ее грудь вздымалась под мокрой от пота футболкой, пышные черные волосы развевались по ветру, тонкое юное тело слегка согнулось под тяжестью двух подков. Вслед за ней пробежал белозубый, темноволосый Дейв — очаровательный четырнадцатилетний парнишка. Дейв обогнал сестру и первым достиг начерченной на земле линии.

— Бросай! Я за тобой! — крикнул он сестре.

— Да ты, никак, надеешься попасть? — спросила Джин.

— Да уж не хуже тебя!

Джин уронила одну из подков, а другую сжала обеими руками. Ее взгляд застыл на дальнем колышке. Гибкое тело напряглось, спина выгнулась. Она плавно отвела ногу в сторону; прищурив глаз, тщательно прицелилась и умело метнула подкову. Подкова ударилась о дальний колышек, разок крутанулась на нем и, подняв столб пыли, откатилась в сторону.

— Неплохо, — прокомментировал со своей ступеньки Нат Джонсон. — Но ты слишком напряжена. Постарайся расслабиться.

Девушка вновь прицелилась и метнула вторую подкову. Ната переполняла гордость за своих здоровых, красивых детей, почти взрослых, резвящихся под горячими лучами солнца Нат мог бы считать себя счастливцем, если бы не старший сын — Крис.

Крис, сложив на груди руки, стоял у крыльца. Он не принимал участия в игре, хотя наблюдал с самого начала. Его прекрасное лицо хранило обычное изучающее и вместе с тем отрешенное выражение. Казалось, он смотрит сквозь играющих, словно за сараем, полем и ручьем находится нечто, доступное лишь его взгляду.

— Давай сюда, — Крис! — крикнула Джин, бегущая наперегонки с Дейвом к противоположному краю площадки. — Сыграй с нами!

Но играть Крис явно не собирался. Он никогда не участвовал в общих делах и развлечениях, будь то сбор урожая, хоровое пение или работа по дому. Казалось, он живет в собственном мире, куда никто из семьи не допускался — всего сторонящийся, равнодушный, неприступный. Лишь иногда в нем что-то щелкало, он молниеносно преображался и на короткое время удостаивал этот мир своим вниманием.

Нат Джонсон выбил трубку о ступеньку, достал из кожаного кисета щепотку табаку и, не отрывая глаз от старшего сына, снова набил трубку. Внезапно Крис ожил и направился к игровой площадке. Ступал он чинно, скрестив руки на груди, как будто на время сошел из собственного мира в их мир. Увлеченная подготовкой к броску, Джин не заметила его приближения.

— Гляди-ка! — вырвалось у изумленного Дейва. — Крис пришел!

Подойдя к сестре, Крис остановился и протянул руку — огромная величественная фигура с бесстрастным лицом. Джин неуверенно отдала подкову.

— Все-таки решил сыграть?

Крис не ответил. Его невероятно грациозное тело прогнулось назад и застыло. Едва уловимый взмах руки — и подкова плавно пролетает над площадкой, ударяется о дальний колышек и с головокружительной быстротой вертится вокруг него. Первоклассный бросок.

Дейв насупился.

— Ну вот и проиграли!

— Крис, кто тебя научил? — удивленно спросила Джин.

Конечно, Криса никто не учил играть в «подковки». Он просто понаблюдал полчаса, подошел и метнул. Всего один бросок — и игра закончена.

— Он никогда не ошибается, — пожаловался Дейв.

Крис стоял с таким видом, словно разговор его не касался, — золотая статуя, обрамленная лучами солнца. Золотые волосы и кожа, мягкий золотистый пушок на обнаженных руках и ногах… Внезапно он напрягся. Заметив эту перемену, Нат спросил: