Хотя влияние экспрессионизма и символизма рубежа XIX–XX веков на континентальную поэзию чувствовалось и во время войны, по ту сторону линии фронта у Сассуна и Оуэна имелись товарищи в лице Вильгельма Клемма, Карла Цукмайера и так мало прожившего Альфреда Лихтенштейна (погибшего на второй месяц войны). Лихтенштейна вполне можно назвать первым автором антивоенных стихов. Его “Молитва перед боем”[6] предвосхитила перемену манеры Сассуна через полтора года:

А написанные Цукмайером в 1917 году стихи об уделе юного солдата – голод, убийства, вши, пьянство, драки и мастурбация – куда брутальнее, чем описания Оуэна ²¹. Военная поэзия не чисто английское явление, как иногда думают ²². У французов есть, например, Гийом Аполлинер, а у итальянцев – Джузеппе Унгаретти. В недавний сборник поэзии времен Первой мировой включены стихи более пятидесяти авторов из основных воевавших стран, и, конечно, этот список не полон ²³. Судя по успеху этого и других сборников ²⁴, в школах и университетах военная поэзия еще в моде.

Существует еще антивоенная проза: памфлеты, мемуары и романы (некоторые автобиографичны настолько, что напоминают мемуары). На самом деле первыми на войну обрушились те, кто как раз на войне-то и не был. Джордж Бернард Шоу, проведя зиму 1914 года за изучением опубликованных воюющими сторонами упражнений в самооправдании, написал “Здравый смысл о войне”, сочетавший в себе социалистические идеи и собственные капризы. Перед этим Шоу со страниц газеты призвал солдат с обеих сторон “перестрелять своих офицеров и вернуться по домам” ²⁵. Не настолько нелепой получилась статья Фрэнсиса Мейнелла “Война – это преступление” (декабрь 1914 года). Автор живописно изобразил “ревущие, калечащие и зловонные ужасы битвы”, а также “избиение, уродование, насилие над ни в чем не повинными людьми”. В “Мире сейчас же” (1915) Клайва Белла пафоса меньше: он соглашался с Шоу в том, что война выгодна лишь “горстке капиталистов” ²⁶. Ближе других оказавшийся к бойне Форд Мэдокс Форд (с наблюдательного пункта он имел возможность следить за боями на Сомме) писал о “миллионе человек, выступающих друг против друга… в полнейшем ужасе” ²⁷.

Первой в английской беллетристике заметной попыткой антивоенной критики стал роман “Мистер Бритлинг пьет чашу до дна” (1916) Г. Дж. Уэллса. Автор вопрошает: “За что мы сражались? За что мы воюем? Кто-нибудь понимает?” За два года, по словам Уэллса, война обернулась “чудовищным перенапряжением и опустошением” ²⁸. Агнес Гамильтон и Роза Аллатини высказались о войне резче (в 1916 и 1918 годах соответственно) ²⁹. Д. Г. Лоуренс в 1916–1917 годах осудил “жестокость, несправедливость и разрушения” и предсказал, что “железный потоп до основания разрушит этот мир”. Война, по его словам, “раздавила набухающую почку европейской цивилизации” ³⁰.

Даже пропагандисты, когда война закончилась, сменили тон. Бывшему военному корреспонденту Филипу Гиббсу война (“Военная действительность”, 1920) виделась теперь

Столь радикально переменил точку зрения не только Гиббс. Гарольд Бегби писал о войне как о “невиданной с начала времен бойне… беспорядочной стихии убийств и членовредительства… мерзости безумной резни” ³².

Сэмюел Хайнс показал, что в английской художественной литературе 20-х годов было много подобного. Кристофер Титдженс из тетралогии “Конец парада” Форда Мэдокса Форда олицетворяет закат и падение английской элиты, преданной проходимцами дома, в Англии ³³. В “Зеленой шляпе” (1924) Майкла Арлена фигурирует похожий персонаж – пострадавший аристократ ³⁴. Вирджиния Вулф в романе “Миссис Дэллоуэй” изобразила еще одну жертву войны. Септимус Уоррен-Смит, бывший военный с суицидальными наклонностями, – образцовый “конченый человек”, мир которого лишился смысла из-за войны ³⁵.

Удивительно, как далеко послевоенное уныние распространилось за пределы лондонского Блумсбери. Даже ура-патриот Джон Бакен (его повесть “Зеленая мантия” предвосхитила рождение мифа о Лоуренсе Аравийском) не избежал этого. Адам Мелфорт, главный персонаж романа “Предводитель изгнания” Бакена (1933), – подвижник, герой войны, старающийся найти применение своей неизбывной жертвенной отваге в послевоенном обществе космополитов и пролетариев ³⁶. В то время Бакен изо всех сил пытался убедить себя в том, что война не была напрасной. Даже писатели, которые были слишком юны для того, чтобы участвовать в войне, увеличили критическую массу. Центральный эпизод “Закатной песни”, романа из трилогии “Шотландская тетрадь” (1932–1934) Льюиса Г. Гиббона, – расстрел за дезертирство Юэна, мужа главной героини Крис ³⁷. А “Генерал” (1936) С. С. Форестера много способствовал распространению стереотипа об упрямстве британских командиров ³⁸.

Популярнее этой беллетристики оказались рассказы (нередко наполовину вымышленные) самих солдат. Один из первых и самых удачных романов, сочиненных английскими ветеранами, – “Тайная битва” (1919) А. П. Герберта, в основу которого легла история лейтенанта ВМФ Эдвина Дайетта, расстрелянного за трусость. Суть в том, что персонаж по имени Гарри Пенроуз был храбрым человеком, чьи нервы оказались издерганы длительным воздействием ужасов войны ³⁹. В 1922 году Ч. Э. Монтегю (ветеран и автор передовиц в Guardian) опубликовал свои полемические мемуары “Разочарование” (без сомнения, это самая популярная из послевоенных книг). “Сражения утратили блеск, – заявил Монтегю, – в глазах юношей, которые видели окопы, полные отравленных газом людей, и своих друзей в очереди у борделя в Бетюне”. По броскому выражению Монтегю, на той войне “львы почувствовали, что они оказались ослами” ⁴⁰.