Женщины-агенты встречались нечасто… но и не то чтобы совсем редко. Пол Дернович уже работал когда-то с одной – она собирала разведданные на Кубе. Просто блеск работала! Но эта Вулф была из бюрошных специалистов по драконам – а они и так все ку-ку, начать с того. На полевые задания их почти никогда не бросали, и Дернович полагал, по этой Вулф очень даже ясно почему.

Но дело свое она знала, что есть, то есть.

– У нас еще десять минут максимум, – бросил он, глянув на часы.

– Человеческая, – она показала на расплывшееся по асфальту ржавое пятно.

– Да откуда вам это из…

– Капель больше и расстояние между ними длиннее, – перебила она как всегда. – Как раз в человеческий шаг.

Агент Дернович обозрел, что она там нашла, и вынужден был признать (пусть и про себя), что женщина, скорее всего, права.

– Это один из оказавшихся на месте агентов? – предположил он. – Там, в лесу, может быть раненый человек…

– О, не беспокойтесь, – снова перебила его Вулф. – Они все совершенно мертвы.

И показала на бледное, белесое кольцо сбоку от металлической лужи.

– Испарившийся жир, – выдала она, словно с мясником заказ обсуждала. – Плюс… – подняла с асфальта что-то вроде мелкой монетки, – остатки металлической зубной пломбы.

– Иисусе…

– И такое же кольцо я видела в лесу – от второго агента.

– Ну, хотя бы не осталось ни одного фэбээровского трупа, которые пришлось бы объяснять местным…

– Но это, – она снова показала на кровавый след, – более позднее явление. Иначе вспышка бы его полностью испарила.

Она перешла дорогу, внимательно глядя под ноги.

– Точно как я и думал, – проворчал Дернович, следуя за ней.

Еще капли – меньше, реже, но все равно есть, если знаешь, куда смотреть. Исчезают за обочиной.

– Кто-то сбежал, – сказал он.

– Только тот, кому это позволил дракон.

– И с какой же стати он станет кому-то позволять? После того, как походя нарушил столетний пакт о ненападении на людей…

Больше всего его бесили не сами убийства – хотя в расследовании, до сей поры абсолютно бесполезном, они меняли примерно все, – а та тщательность, с которой они были исполнены. Оставим в покое бледные кольца жира и тошнотворные металлические пломбы… – этих двоих, мужчин, коллег, которые явно полезли в пекло без разрешения, забегая вперед, на основании информации, которой они не стали ни с кем делиться… которые точно знали, чем рискуют – их просто-напросто стерли с лица земли, распылили на молекулы. И сделали это твари, которые на протяжении всей его, агента Дерновича, жизни держались подальше от человеческих дел.

Всего какой-нибудь час назад он считал это дело – и необходимость работать на пару с этой Вулф – откровенным наказанием со стороны их нового босса, Катлера. Прикнопить агента, только что добившегося потрясающего успеха в Гаване, к делу с жалкой парой ниточек и еще более жалкими шансами влипнуть в реальные неприятности – ну да, просто потому, что мистер новый босс это может. Девяносто пять процентов личного состава Бюро сейчас прочесывают страну в поисках коммунистических лазутчиков, а он, Пол Дернович, – пожалуйста, торчит в Канаде, охотясь за какими-то дурацкими темными слухами о какой-то старой секте, которую никто и в грош не ставит… и на его, по крайней мере, веку совершенно безвредной.

– Ты же как раз из тех мест, – ласково сказал Катлер (хотя это была только наполовину правда). – Ты нужен мне там.

Ему словно по морде дали. Потому что ему и вправду в некотором роде дали по морде – и как раз в тот момент, когда он почти уже заполучил кресло, внезапно отошедшее чертову Катлеру.

Но теперь… Этот абсурдный шанс, что слухи об опасности могут оказаться даже не правдой, а чем-то куда большим – ужасной правдой. Если драконы решили сменить модель поведения, если они нарушили наивысший закон сосуществования людей и драконов… если чудовища неизмеримой силы вдруг пришли к выводу, что сосуществовать с другими чудовищами неизмеримой силы им больше незачем, и расклад сил изменился вот прямо сейчас, этим самым утром…

Что ж, в этом случае агент Дернович сильно удивится, если кто-то из них доживет до конца 1957 года. Обуявший его страх был так силен, что он на мгновение забыл, зачем здесь оказался. Зато не забыла агент Вулф.

– Думаю, мы его нашли, – легкое подергивание верхней губы приблизилось к счастливой улыбке на рекордное расстояние: ближе агент Дернович в жизни не видел. – Да, думаю, мы, наконец, его нашли, – она моргнула. – Или ее.

Ухо наконец решило стать реальной проблемой. В крошечной аптечке первой помощи, прилагавшейся к рюкзаку, нашелся всего один тонюсенький пластырь, который отвалился примерно через час (все это время Малкольм отчаянно пытался заправить его под то, что осталось от шапки). От такой раны не помрешь, понятное дело, но нервы она портила изрядно. В четвертый раз за час он вымыл руки в реке, проводив глазами медную струйку крови, мигом разошедшуюся в потоке. Как все медленно… Он недостаточно проворно удалялся от места происшествия с машиной. Люди обратят внимание… Будут задавать вопросы… Настойчивые такие вопросы.

Станут смотреть на него.

Короче, дилемма образовалась такая: он движется недостаточно быстро, но чтобы двигаться достаточно быстро, ему нужно поймать попутку, а это разрешалось делать только в самом крайнем случае. Нынешние обстоятельства в эту категорию, бесспорно, вписывались. Однако в любой нормальной машине люди наверняка запомнят чужака, истекающего кровью из дырки на том месте, где полагается быть уху, целому и здоровому.

Он снова решил помолиться и преклонил колена.

– Помоги мне, Митера Тея, – прошептал Малкольм в стиснутые ладони, которые все еще жгло после ледяных укусов реки. – Второй раз прошу твоей милости. Ответь, что делать слуге твоему?

Единственным ответом ему было неумолчное журчание воды.

– Да будет так, – пробормотал он. – Благодарю.

Он просто пойдет дальше. Не станет обращать внимание на ухо. Кровь остановится… или нет. Но, что бы ни случилось, он должен верить, что его не оставят, о нем позаботятся.

И о нем явно заботились – по крайней мере, до конца дня. Речная тропа была не особенно тяжела. Правда, она временами виляла, сворачивая обратно к дороге, на которую он принципиально не хотел возвращаться, а то, случалось, ныряла под мосты. Солнце сползало вниз по зимнему небу. Малкольм проголодался и вспомнил про печенье, которое начал и не закончил… – неужто всего лишь этим самым утром? Точно. Печенье и смерть двух незнакомых человек. Которые хотели убить его.

– За тобой станут охотиться, – сказала ему Митера Тея. – Я помогу тебе, если смогу, но тебя не должны поймать. Любой ценой.

«Любой ценой», – подумал он, и перед глазами встала лужа на месте расплавленного автомобиля и этот, первый из мужиков, который просто взял и взорвался. Он сделал глубокий вдох и постарался просто об этом не думать. Митере Тее уж всяко виднее. В конце концов, он ей молился, хоть она и не была ни драконом, ни даже каким-нибудь там божеством. Она всегда за ним присматривала, и этого было довольно. Она избрала его для этой миссии, тренировала его, готовила, и пусть прошел целый год с тех пор, как он видел ее последний раз, – она ушла в мир, чтобы нести весть Верящего, – у него в жизни никогда не было никого, больше похожего на мать.

– Спасибо, – снова сказал он ей, сам почти не заметив, что произнес какие-то слова.

Малкольм сделал привал под мостом, чтобы прикончить печенье. Выудил его из рюкзака, проглотил, подождал, пока пройдет грузовик, стоя…

А потом вдруг почему-то лежа. Он очнулся лицом в грязь, куда ткнулся, когда решил потерять сознание. Теперь кровь шла еще и из носа. Малкольм сел, медленно – в голове все еще плыло, – стащил драный блин шапки, потрогал липкую дрянь на месте уха. Вот как ему удается так долго кровоточить, а? Небось, и голова из-за этого закружилась – из-за кровопотери.