Он вымыл физиономию в реке, кряхтя и хватая ртом воздух от холода; плеснул водой в ухо – оттуда сей же час потекла свежая кровь.

– Да это просто смешно! – свирепо пробормотал Малкольм. – Это же ухо…

Тут до него дошло. Правоохранительные органы в США и Канаде частенько покрывали свои пули антикоагулянтом. Правда, не тогда, когда стреляли в людей. Когда стреляли в драконов. Драконья шкура – невероятно прочная. Часто пули от нее просто отскакивали, но если нет, рана затягивалась почти на глазах. Антикоагулянтами Америка была обязана последним десяти годам холодной войны с Советским Союзом… хотя ни одна из сторон на самом деле не вела боевых действий против драконов. Кто бы мог подумать, что в годы мнимого мира гонка вооружений расцветет еще пышнее, чем в реальную войну! Мораль у басни в любом случае была одна: люди нынче смогли бы застрелить не только себе подобного, а он, Малкольм, теперь до смерти истечет кровью от раны в ухе, черт бы его подрал, и это в первый же день миссии. Вот так. И ничего тут не поделаешь. Ему нужен был нормальный перевязочный материал – бинт, пластырь, – который хотя бы сможет закрыть рану и продержать ее в таком состоянии, пока антикоагулянт не выведется из организма естественным путем. Придется искать аптеку.

– Это было бы полезно, – сказала агент Вулф с пассажирского места. – Был один циркуляр по международному и межведомственному сотрудничеству.

– Вы что, правда читаете циркуляры? – скривился агент Дернович.

– А вы что, нет?

Он искоса поглядел на нее: да, так и есть, на физиономии написано честное отвращение. Он снова вздохнул.

– Сообщить о себе и своей миссии службе безопасности Королевской канадской полиции только после того, как двое наших агентов сложили головы на их территории, – не самая хорошая идея. Может выйти боком.

Он проводил глазами еще один автомобиль на встречной полосе: огромный «олдсмобиль», двое спереди, оба – точно в таких же шляпах, в какой сейчас щеголял Дернович.

– Помяни канадского черта, – проворчал он, – и на тебе, едет.

Агент Вулф даже обернулась, чтобы поглядеть вслед коллегам.

– Ну, еще привлеките к себе немного внимания, а? – буркнул Дернович. – Чего ж нет-то? Хорошее дело!

– Если вы опознали в них агентов, – невозмутимо ответила Вулф, – они стопроцентно опознали их в нас.

Он быстро глянул в зеркало заднего вида. Разворачиваться «олдсмобиль» вроде бы не собирался. Но агент Вулф была права. Да, опять. Черт бы ее побрал.

Охохонюшки.

– Можете уже прекратить? – кисло осведомилась она. – Как только замечаешь эти ваши постоянные вздохи, развидеть потом уже невозможно, как ни пытайся.

Агент Дернович с удовольствием испустил еще один вздох, погромче.

– А вы есть не хотите? Я вот не позавтракал.

– Я перехватила крутое яйцо в отеле.

– Примем это за «да».

С моста он заметил с левой стороны забегаловку – через улицу от небольшой аптеки. Ничем не хуже любой другой. К тому же, если Королевская конная и правда решит вернуться и задать им парочку вопросов, будет лучше, если сделать вид, что они с Вулф специально их тут поджидают.

Колокольчик над дверью звякнул. Малкольм вошел. Заведение вроде бы как раз, какое нужно. Снаружи мост. «Аптека у Бетти» – гласила вывеска.

«Прошу, направь мои слова, – взмолился он про себя. – Прошу, пусть мне не надо будет убивать эту Бетти».

– Чем могу помочь? – спросил откуда-то изнутри женский голос, не успел стихнуть перезвон.

Саму Бетти за полками видно не было.

– Бинт есть?

– Сейчас глянем, что у нас есть.

По проходу между стеллажами к нему двинулись шаги. Малкольм слегка ударился в панику; пришлось взять себя в руки и не дать тут же, на месте, стрекача к двери.

Однако появившаяся наконец из-за шкафа с суппозиториями женщина оказалась такая маленькая, такая сдобная, и очки у нее были формой как кошачий глаз…

– Ох! – воскликнула она, уставившись на его многострадальное ухо. – Да что ж с тобой такое случилось, голубчик?

Малкольм машинально прикрыл ухо рукой. Что отвечать, он придумать не успел. «Меня подстрелили» – скверное начало для легкой беседы.

И тут же ее взгляд соскользнул на запястье: рукав у него чуть откатился, открывая голую кожу. И синие знаки на ней. Лицо женщины мигом посерьезнело. Малкольм напрягся, спешно перебирая в голове варианты. Физически он легко возьмет над ней верх, но дальше наверняка придется…

– Это что, опять те клятые хулиганы в школе? – участливо спросила она.

Малкольм враз отупел. Что это еще должно значить?

– Чего? – осторожно переспросил он.

Она покачала головой, поцокала языком, взяла его за локоть и повела к полке с бинтами и пластырями.

– Я думала, оно все уже прекратилось после того, как утонул тот бедный малыш из Вейлмаунта. Понятно, что ваши здесь большой популярностью не пользуются, но насилие, оно ведь ничего не говорит о жертве, зато очень много – о том, кто его чинит.

Она взяла коробку, открыла, вынула ватный тампон.

– Я могу сам, – он попробовал перехватить ее руку.

– У тебя, стало быть, глаза сбоку головы растут? – саркастически заметила она, промокая кровь, потом взяла большой пластырь, отлепила клейкую часть и очень плотно наложила на рану и дальше, за ухо, на тыльную сторону раковины.

– Крови-то сколько, – заметила она. – Я, между прочим, Бетти.

– Я Малкольм, – ляпнул Малкольм и сам себе удивился. – Вы пахнете цветами.

– Это мои духи, – улыбнулась она. – Называются «Первозданность»[1].

Она двинулась куда-то в глубь магазина, явно ожидая, что Малкольм последует за ней. Он последовал.

– Немного экстравагантно для крестьянской Британской Колумбии, но у женщины должны быть свои забавы, ты как считаешь?

В задней части оказался прилавок с кассой. Несколько ударов по клавишам, звонок.

– Тридцать пять центов за коробку, молодой человек, – сказала она и еще раз ему улыбнулась.

Деньги у него были. Где-то плюс-минус пять тысяч долларов в канадской валюте и столько же в американской. В рюкзаке.

– Тридцать пять центов у меня найдутся, – кивнул он.

– У них тут правда отличное рагу из солонины, – сообщил агент Дернович, углубляясь в свое.

– На обед?! – парировала агент Вулф, не без отвращения ковыряя куриную грудку-сюпрем, на вид абсолютно обезвоженную.

– Я же говорил, я не позавтракал, – пожал плечами он и отправил в рот еще вилку. – К тому же, когда в Канаде…

– Что?

– Что?

– Когда в Канаде – что?

Он поморгал.

– Когда в Канаде – жри, как канадец.

– А канадцы, стало быть, едят рагу из солонины на обед? – поморгала в ответ она.

– Оно есть в меню, агент Вулф.

– И блины тоже. Не думаю, что стала бы есть их на обед.

– Просто…

Он умолк, потому что заметил молодого парня, который как раз выходил из дверей – что там написано на вывеске? – «Аптека у Бетти». Одет бедно… или просто очень старомодно – ну, или в этой части Канады до сих пор шили школьную форму, памятуя о «прериях»[2]. Ничего за пределами нормы на самом деле… хотя, если так рассудить, ничего и в пределах нормы. Если бы агент Вулф спросила прямо с места, с какой стати изо всех людей, встреченных ими в этом краю, его взгляд вот так взял и зацепился именно за этого мальчишку, он бы, ей-богу, вряд ли сумел ответить четко, но…

– Это выходная одежда Верящих, – негромко сказала рядом агент Вулф.

«Точно, – подумал агент Дернович, – она самая и есть».

Вулф тоже провожала парня глазами: он брел по улице, с рюкзаком за плечами… Вот потрогал голову – с противоположной от агентов стороны… Еще раз потрогал. Еще.

– Верящие, – нахмурился агент Дернович. – В жизни не видал, чтобы столько во всех прочих отношениях разумного народу вдруг настолько съехало с катушек. Несчастные заблудшие идиоты.