Они выскочили в коридор. Медленно поднявшись по лестнице, попали в основное помещение, куда тоже выходило несколько дверей. Бедфорд отправил пару парней на разведку. Они вернулись через пять минут, растерянные и испуганные.

— Ну что? — воскликнул Бедфорд в нетерпении. — Вы нашли бандитов? Что уставились на меня, болваны эдакие?

— Мы никого не нашли, — пробормотал одни из копов.

Бедфорд в изумлении уставился на него.

— Что ты несёшь, мерзавец! Как это никого не нашли?! Куда же они все делись? — заорал он, с ужасом представив, что бунтовщикам каким-то образом удалось сбежать, хотя, кажется, он смог предусмотреть все. — Быстро обыскать все помещение, и чтобы мышь не ускользнула!

Копы поднялись наверх, и стали осторожно обыскивать комнаты, медленно прошли до конца коридора, и вошли в зал с большим экраном, занимавшим всю стену. Бедфорд медленно обошёл весь зал, и устало опустился на стул. На большом экране возникло изображение красных цифр, которые быстро стали уменьшаться. Один из копов, увидев это, с испугом посмотрел на своего босса, и, чуть заикаясь, пролепетал:

— Сэр, мне кажется, здесь сейчас все взорвётся.

Бедфорд обернулся к нему и, заметив быстро меняющиеся цифры, скомандовал:

— Быстро отходим!

И первым, как заяц стремительно ринулся назад. Он успел добежать до выхода из туннеля, как взрывная волна ударила его в спину, сбив с ног. Проворно вскочив, он ринулся вперёд, не видя, как языки яростного огня пожирают то место, где они только, что находились.

Райзен стоял у окна, всматриваясь в панораму города, от вида которого даже его, рационально мыслящего человека, не подверженного случайным, неконтролируемым эмоциям, порой охватывал немыслимый, невероятный восторг. Небо посветлело над горизонтом. Вырвались первые лучи, окрасив каменные стены в бледно-розовый цвет. Этот город никогда не спал. Здесь всегда кипела жизнь — днём и ночью. Он ощущал единение с этими башнями. Жизнь в мёртвый камень вдохнул не Бог, а человек. Алан Райзен. Он создал это рукотворное чудо, он поддерживал его жизнедеятельность. А сейчас он спас этот город от катастрофы, чумы, красной заразы.

«Это праздник, которого я давно ждал. Жаль, что я не умею писать стихи. Ладно, к чёрту все. Надо заняться делом». Он подошёл к стене кабинета, нажал кнопку. Бесшумно отъехала панель, обнажив схему с весело перемигивающимися лампочками. Губы Райзена тронула удовлетворённая улыбка, он вышел в коридор, и быстрым шагом достиг спальни жены.

— Дорогая, ты готова?

Глубокая тишина. Он постучал и тут же, не дождавшись ответа, распахнул дверь. Камилла, полностью одетая, сгорбившись, сидела на кровати. Кажется, она даже не ложилась. Райзен сел рядом, взял за руку. Она вздрогнула.

— Алан, избавь меня от этого зрелища, — глухой, безжизненный звук, совсем не похожий на сочный, звонкий голос его жены.

— Дорогая, ему будет приятно видеть, что с тобой все в порядке. — Райзен излучал любезность и доброжелательность. Это выглядело искренним. — Не переживай. Я же не собираюсь его сажать на кол, сжигать, поджаривать на электрическом стуле. Лишь повешу. Вполне цивилизованный, почти безболезненный метод.

— За что, Алан? За что? За то, что он самый талантливый человек в городе? Может быть, во всем мире. Атлант, о котором ты писал в своей книге. На плечах которого держится мир.

Слова звучали безжизненно, неестественно пафосно. Но она давно собиралась сказать их мужу. Хотя сейчас в её голосе ощущалась абсолютная безнадёжность. Она не пыталась переубедить. Лишь констатировала факт бытия.

— Камилла. Он — главарь бандитов, которые боролись против порядков в городе. Он боролся против меня. Он хотел убить меня. Он сам в этом признался, — Райзен повторил то, что говорил много раз, и в чем был всегда убеждён.

— Если бы он хотел тебя убить, давно бы это сделал.

Райзен ощутил, что закипает. Камилла стала вести себя совершенно нелогично, неразумно. Не понять элементарных вещей! Он ненавидел подобное больше всего. Райзен выбежал в коридор, но через мгновение вернулся.

— Вот, посмотри, Камилла. До того, как он стал Эдвардом, он был маньяком и убийцей. Он похищал и насиловал маленьких девочек.

Камилла бросила мимолётный взгляд на пачку листов с фотографиями в руках мужа. В её глазах промелькнуло презрение, и Райзен успокоился.

— Ты арестуешь сэра Роджера?

— Конечно, дорогая. Он помогал этому бандиту во всем. Он выдавал его за своего племянника, использовав дружбу со мной.

— А его компания?

— Продам Блейтону. Может быть. Если у него хватит денег, конечно. Если не хватит, то пока установлю своих временных управляющих. Не волнуйся, дорогая, все будет в порядке. Сколько тебе нужно времени, чтобы привести себя в порядок?

— Нисколько, — также безжизненно ответила она.

Он оглядел её распухший нос, красные от бессонницы глаза, растрёпанные волосы. Она так следила за собой.

— Ты уверена? — не поверил он.

Она устало полуприкрыла глаза и вновь открыла, взяв сумочку с тумбочки, встала. Они спустились вниз, на улицу, Райзен услужливо распахнул перед женой дверь. Она прошествовала мимо, села на заднее сидение. Они ехали в гнетущем молчании. В конце концов, Райзен стало казаться, что он едет, чтобы повесить собственную жену.

Они проехали мимо площади Меркурия, и Райзен с удовольствием увидел ряд виселиц, выросших буквально за пару часов. «Стэнвуд — молодец. Он тоже бросил эти неразумные замашки. Понял, как надо работать».

— Куда мы едем, Алан? — Камилла решила нарушить молчание.

— Его не будут казнить публично, — объяснил он, прекрасно понимая, почему она спросила. — Некоторые несознательные горожане могут попытаться его освободить. Это будет частным порядком. Так. Маленький праздник, только для своих. В тюрьме.

Она опустила голову, кусая губы.

Машина въехала на тюремный двор, окружённый угрюмыми, кирпичными стенами с колючей проволокой наверху. Мрачное место. Райзен сам не мог сдержать дрожи, когда приезжал сюда. Он подал руку жене, ощутив её ледяной холод. Копы, поклонившись, услужливо распахнули перед ними дверь.

Это место выглядело, как узкий, каменный колодец. Из маленького окна, напоминающего бойницу, падал свет, обрисовывая место казни — эшафот, коробку из необструганных досок. Около столба с рычагом уже стоял палач в форме, которая сливалась с общей темнотой, только поблескивали пуговицы. Со скучающим видом он курил.

Внутренний двор представлял собой роскошный зрительный зал для увеселения великосветской публики. Вокруг эшафота выстроились ряды бордовых кресел с бархатной обвивкой и подлокотниками резного дерева с позолотой. Задником служила кирпичная стена, увитая плющом с плотными тёмно-зелёными листьями, который каким-то невероятным способом смог выжить, пробиться в этом месте, куда почти не проникал солнечный свет.

Здесь собрался весь цвет города собрался, самые влиятельные люди, крупные бизнесмены, владельцы газет, журналов. Райзен оглядел зрителей, с удовлетворением отметив, что пришли все — Каваллини, Блейтон, Хаммерсмит.

Удобно устроившись в центре первого ряда, Райзен быстро обвёл присутствующих довольным взглядом и сделал знак Стэнвуду, чтобы зрителям представили главного «актёра».

Фолькленд выглядел осунувшимся, настолько бледным, что все лицо сливалось в единый белый цвет, кроме глаз, которые словно горели ярко-голубым огнём. По губам Райзена пробежала довольная ухмылка. Фолькленд заметно боялся, у него дрожали колени, подкашивались ноги. Копы его подтолкнули нетерпеливо в спину, он споткнулся о ступеньку. Тяжело поднялся.

Копы установили арестанта на закрытый люк, один из них широко распахнул рубашку, обнажив беззащитную шею, надел толстую, шершавую петлю. Райзен усмехнулся, успев заметить блеснувшую цепочку с крестиком. Камилла опустила голову, плотно сцепив пальцы рук, словно в молитве.

Фолькленд слабо пошатнулся, упав на одно колено. Опустил безвольно голову, выскользнув из петли. Райзен замер в ожидании, что преступник начнёт умолять о пощаде, но тот лишь попытался встать. Копы помогли ему, стали придерживать сзади. Райзен сделал знак. Палач резко опустил рычаг. Верёвка со свистом раскрутилась, распахнулись дверцы люка. Несчастный стал задыхаться, дёргаться в конвульсиях, но его безнадёжные попытки становились все слабее и слабее.