— Необходимо прекратить военные действия, — отрывисто сказала Рия. — Слишком много людей уже погибло. Я говорю от имени города, вы можете говорить от имени крестоносцев. Как мэр Шэдоуз-Фолла я готова обсудить условия вашей капитуляции.

Уильямс беззвучно рассмеялся:

— Ваш город — средоточие мерзости, рассадник грешников и неестественных тварей. Я себе не представляю его иначе, как сожженным дотла, и только после того, как все живое в нем будет вырезано, — только тогда я отдам приказ об отводе моих сил. Сам факт вашего существования — тяжкое преступление. Гореть вам в аду!

С этими словами майор выхватил откуда-то нож, и Эш успел сделать быстрый шаг, встав между ним и Рией. Но Уильямс обратил нож против себя самого — решительно воткнул прямо себе в сердце, завалился на бок и затих. Эш потрогал тело ногой — майор был мертв.

— Фанатик, — проговорил Леонард. — С такими не договоришься, Рия. Либо мы, либо они. Мы или они.

Как охваченный паникой скот, бежали через город крестоносцы, преследуемые врагом, с которым они не могли сойтись лицом к лицу. Бежали вслепую, не пытаясь осмотреться и задуматься, где они бегут и куда, сознавая лишь то, что музыка, с прежней силой ревущая в их головах и сердцах, погубила их. Они бежали, а за ними следовал Шин Моррисон, его приятели-музыканты и все эльфы по ранжиру — согласно степени знатности.

Крестоносцы не оглядывались — они не осмеливались. Единственное, что владело ими сейчас, — отчаянное желание выбраться из этого ужасного города, оказавшегося совсем не таким, каким они его себе представляли. Солдаты на бегу бросали оружие, боеприпасы и снаряжение, оказавшиеся бесполезной и слишком тяжелой ношей. Гарпии и ламии [23] не оставили в небе ни одного вертолета, а танки и бронетранспортеры исчезли в необъятной утробе Кромм Кроуча, Великого Червя. Крестоносцы бежали, крича, рыдая и вопя, по опустошенным и опаленным улицам, и музыка гнала их, подобно бичу. В музыке были волшебство и сила, и тщетных надежд крестоносцев, их самодовольной веры оказалось недостаточно перед лицом истинного счастья и величия.

По широкому проспекту на другом конце города тоже бежала группа крестоносцев, преследуемых Джеком Фетчем, Леонардом Эшем и Рией Фрейзер. Солдат было не так уж много, что-то около сотни, но все до единого были деморализованы тем, что творили призрак и пугало, и ничего, кроме желания нестись со всех ног наутек, не осталось в их сердцах. Они бежали, пока ноги не заныли и легкие не перетрудились, а за ними следовала долговязая фигура в рваном тряпье с застывшей улыбкой: их преследователь не знал усталости. Эш и Рия ехали за пугалом на джипе, счастливые тем, что вновь обрели друг друга. Крестоносцы бежали, и три мстительные фурии буквально наступали им на пятки.

А по другому проспекту бежало еще больше крестоносцев — последние из разбегающейся и когда-то грозной армии. В панике и они побросали оружие, потому что их преследовал сам дьявол — так, во всяком случае, они думали. Однако это был всего лишь человек, который наконец обрел свою чудовищную силу. Джеймс Харт, человек из пророчества, обладатель силы города и Времени, — наслаждаясь волшебством этой новой силы, он плыл по воздуху, а несколько позади, старясь не отставать, шли Полли с Сюзанной. Вылеченные Августином раны их больше не беспокоили, и все равно женщинам было трудно поспевать за гонкой. А Харт забыл о двух подругах, ослепленный сиянием своего величия. Боясь отстать, Полли и Сюзанна с трудом поспевали за ним. Это был совсем не тот Харт, которого они знали. Или думали, что знали. Этот Джеймс Харт был новым человеком — совсем другим и чрезвычайно опасным.

А затем — будто это нарочно было спланировано — три потока бегущих солдат слились воедино на широком просторе площади Горького. Они замедлили движение, остановились и превратились в беспорядочную толпу сбитых с толку людей, озирающихся и пытающихся понять, куда паническое отступление завело их. Площадь являла собой широкое открытое пространство в сердце города, окруженное со всех сторон высокими домами из древнего камня, нависшими над площадью, словно серые скалы. Солдаты стали искать выход с площади, но все пути были перекрыты. И тут вдруг все стихло.

В устье одного проспекта стояли эльфы с Моррисоном и музыкантами во главе, наконец замолчавшими. В устье другого — Джек Фетч с руками по локоть в крови, а рядом с ним — Рия и Эш, глядевшие с безмолвным изумлением на окруженную и деморализованную вражескую армию перед ними. На пересечении третьего проспекта с площадью стоял Джеймс Харт в ореоле славы. Последний проспект, медленно наполнявшийся светом, казался свободным и пустым. Негромкий ропот пронесся по толпам солдат и тут же оборвался: асфальт незанятого проспекта вдруг треснул, обнажив глубокую расщелину, в которой блеснуло белое тело Великого Червя.

Гул голосов снова побежал среди солдат, как только они поняли, что попали в ловушку и окружены. Никто не сражается так отчаянно, как загнанная в угол крыса. Послышались отрывистые команды офицеров: подстегивая солдат и угрожая именем Господа, они призывали их биться до последнего человека и, если потребуется, — голыми руками.

Солдаты в нерешительности оглядели сначала свои силы, затем — силы, противостоявшие им. Какой-то офицер, повысив до крика голос, кому-то пригрозил, и следом грохнул выстрел. Офицер упал, и окружавшие его солдаты попятились. Несколько секунд длился напряженный момент, прежде чем все поняли, что пуля прилетела из толпы крестоносцев. И вновь ропот прокатился сквозь плотную толпу, когда солдаты и офицеры заметили, куда было направлено большинство винтовок. А затем из толпы выбрался офицер, за ним — солдат, уткнувший дуло автомата ему в спину, и оба медленно приблизились к Рии Фрейзер. Мэр вышла вперед им навстречу в сопровождении не спускавшего с нее глаз Эша.

— Как я понимаю, вы мэр этого города, — поклонившись, чуть с издевкой произнес офицер. — По-видимому, мы желаем сдаться.

— Думаю, это самое верное решение, — твердо сказала Рия. — Никаких условий, но будьте уверены: обращаться с вами будут гораздо лучше, чем обращались бы с нами вы, поменяйся мы сейчас ролями.

— У нас не было шансов, — откликнулся офицер, даже не пытаясь подавить горечь в голосе. — Мы потеряли связь с главнокомандующим, жрецы погибли, а транспортные средства повреждены или уничтожены. Господь явил свою волю. Он отвернулся от нас.

— Вдобавок ко всему, — вступил солдат из-за его спины, — они лгали нам. Нам говорили, что сражаться мы будем с демонами, ведьмами и всякой чертовщиной, дабы возвеличить славу Всевышнего. И никто ничего не сказал о женщинах, детях и о героях нашего детства. Мы пришли спасти невинных и отомстить за них, а вышло так, что устроили им резню. Мы здесь много всего насмотрелись — и странностей, и чудес… Этот город совсем не такой, как нам говорили.

— Нет, — сказал солдат Питер Колдер, выходя из рядов эльфов. Плюшевый медвежонок и Козерог встали у него по бокам. — Это гораздо больше. Это пристанище надежд и мечтаний, а мы здесь безумствуем, как злая детвора в соборе, ломаем то, что не понимаем или не ценим. Хватит борьбы. Хватит убийств. Мы достаточно натворили бед. Ведь здесь живут наши мечты. Уничтожив город, мы уничтожим самих себя.

А затем один за другим в огромной унылой толпе солдаты стали бросать оружие и поднимать руки над головой. Всеобщее напряжение все больше спадало по мере того, как все на площади и за пределами ее поняли, что война окончена, битва за Шэдоуз-Фолл подошла к концу и им удалось выжить. Мужчины поворачивались друг к другу, улыбались, хохотали и обнимались, радость и утешение очистили их души и тела, как благословение. Эш обнял Рию за плечи.

— Итак, госпожа мэр, чем займемся теперь? Мы победили, но город в руинах. И что делать с военнопленными? Нет у нас возможности где-то их держать и охранять, но и просто так отпустить их тоже нельзя — после всего, что они тут натворили. Горожане нас не поймут. Не уверен, что я тоже.

вернуться

23

Ламия — женщина-чудовище, пьющее кровь детей.