— Хм-м… Ты о Джейсе? — бесцеремонно оборвала его Клэри. — К твоему сведению, затея была его. Именно Джейс спросил Магнуса, где вампирское гнездо. Именно Джейс отправился в церковь за оружием. Со мной или без меня, он все равно бы туда пошел.
— Пойми же, наконец! Ты не знаешь его так, как я. Джейс уверен, что, кроме него, мир спасти некому. Он с радостью отдаст жизнь во имя человечества, но это не значит, что его надо лишний раз провоцировать.
— Минуточку, — проговорила Клэри. — Джейс не обычный человек — он нефилим. Миссия нефилимов — спасать людей, сражаться с демонами, рискуя собственной жизнью. Почему же прошлой ночью ему нельзя было этого делать?
Алек потерял самообладание:
— Потому, что Джейс был без меня! Я всегда рядом, прикрываю его, со мной он в безопасности. Но ты!.. Ты балласт! Примитивная! — Алек выплюнул последнее слово, будто произнес страшное ругательство.
— Нет, — спокойно ответила Клэри. — Я не примитивная. Я тоже нефилим, как и ты.
У Алека скривились губы.
— Может, и так. Но без обучения, без опыта ты ноль. Мама вырастила тебя в мире примитивных. Там и живи! Из-за тебя Джейс ведет себя так, словно он… не один из нас. Ты заставила его нарушить закон и клятву, данную Конклаву…
— Повторяю для глухих! — не выдержала Клэри. — Я НЕ заставляла Джейса ничего нарушать! Он делает только то, что считает нужным. Неужели не заметил?
Алек смотрел на нее так, как будто перед ним находился на редкость омерзительный демон неизвестного вида.
— Какие же вы, примитивные, эгоисты! Ради тебя Джейс подвергался дикой опасности!..
Клэри отпрянула. В ней черной волной поднялась ярость. Клэри злилась на Алека, потому что отчасти он был прав, и вообще на всех и вся: на ледяную дорогу, которая унесла жизнь ее отца; на Саймона, который чуть не погиб; на Джейса за его подвиги; на Люка за то, что его привязанность оказалась сплошным притворством; и наконец, на маму, выдававшую себя за обычного человека, хотя на самом деле она — настоящий герой.
— Кто бы говорил об эгоизме! — зашипела Клэри с такой ненавистью, что Алек даже попятился. — Тебя вообще никто на свете не интересует, кроме себя самого! Знаешь, почему ты до сих пор не убил ни одного демона? Из-за трусости!
Он ошарашенно смотрел на нее:
— Кто тебе сказал?
— Джейс.
Алек изменился в лице, словно его ударили:
— Нет. Он бы так не сказал.
— И тем не менее сказал! — Клэри не без злорадства отметила, что ее слова причиняют Алеку боль. Сколько можно ей самой страдать? Пусть для разнообразия в роли жертвы побудет кто-то другой. — Можешь и дальше разглагольствовать про честность и благородство, которых якобы нет у примитивных, но хотя бы имей смелость признать: ты злишься на меня только потому, что влюблен в Джейса. И никакого отношения к…
Алек толкнул Клэри к стене с такой силой, что девушка больно ударилась затылком.
— Если вякнешь хоть что-нибудь в таком духе, — прошептал он побелевшими губами, — я убью тебя. Клянусь ангелом, убью!
Алек развернулся и быстро пошел обратно в лазарет, шатаясь, как пьяный.
Клэри ошарашенно смотрела ему вслед.
«Молодец, добилась! Теперь он по-настоящему тебя возненавидел».
Клэри бы сейчас лечь и заснуть, но, несмотря на страшную усталость, сон не шел. Тогда она вытащила из рюкзака блокнот и принялась рисовать. Сначала небрежно, потом все более и более увлеченно: лепное украшение на обшарпанном фасаде вампирского отеля — клыкастое лицо с вытаращенными глазами, пустынная улица, одинокий фонарь, желтое пятно света под ним. А на краю освещенного пространства — смутная фигура. Клэри изобразила Рафаэля в белой рубашке, заляпанной кровью, и со шрамом поперек горла. Затем прибавился рисунок Джейса, стоявшего на крыше отеля: вот он бесстрашно смотрит вниз с высоты десяти этажей, огромное расстояние до земли воспринимая скорее как вызов собственной неуязвимости. Крылья красиво изгибались за его плечами, совсем как на статуе ангела из Города костей.
Под конец Клэри захотелось нарисовать маму. Увидев руны в Серой книге, она не почувствовала в себе никаких изменений. Теперь, пытаясь представить Джослин, она поняла, что в воспоминаниях появилась новая деталь: тонкие белые шрамы, словно снежинки, на маминых плечах и спине.
Набежавшие слезы обожгли глаза: Клэри никогда по-настоящему не знала собственную маму. И тут раздался осторожный стук в дверь. Она наскоро вытерла слезы и сунула блокнот под подушку:
— Входите.
Это был Саймон. Из-за своих переживаний Клэри даже не заметила, как ужасно он выглядит: так и не помылся, в грязной рваной одежде, на голове черт-те что. Он неуверенно мялся в дверях.
Клэри быстро освободила ему место на кровати. Ей не казалось предосудительным сидеть там вместе с Саймоном: они с детства оставались друг у друга в гостях, строили из одеял палатки и крепости, а став постарше, ночи напролет читали комиксы.
— Нашел очки… — заметила Клэри.
Одно стекло в очках Саймона треснуло.
— Представляешь, нашлись у меня в кармане. Я думал, им конец… Придется черкнуть пару благодарностей производителям. — Он осторожно присел возле Клэри.
— Ходж тебя подлечил?
Саймон кивнул:
— Да. Все равно болит так, будто меня монтировкой отделали. Зато перелома как не бывало. — Он поднял голову. Из-за сломанных очков на нее смотрели знакомые глаза: темные и серьезные, да еще с такими ресницами, за которые любая девчонка отдала бы полжизни. — Клэри, ты тогда вернулась за мной… несмотря на риск…
— Пожалуйста, не начинай. — Клэри неловко подняла руку. — Ты сделал бы для меня то же самое.
— Конечно. Вот так всегда между нами.
— В смысле?
Саймон заговорил таким тоном, словно объяснял прописную истину:
— Я всегда нуждался в тебе больше, чем ты во мне.
— Чушь! — возмутилась Клэри.
— Нет, не чушь, — с пугающим спокойствием заявил Саймон. — Ты всегда была… самодостаточной. Все, что тебе нужно, — это карандаши и твои воображаемые миры. Мне приходилось повторять одно и то же по шесть-семь раз. А потом ты наконец поворачивалась ко мне со смущенной улыбкой, потому что напрочь забывала все, о чем мы говорили. Но я никогда не сердился. Половина твоего внимания мне все равно дороже, чем чье-нибудь целиком.
Клэри попыталась взять его за руку, но под ее пальцами оказалось запястье Саймона. Она чувствовала, как бьется его пульс.
— У меня в жизни было лишь три близких человека: мама, Люк и ты. Маму и Люка я потеряла. Неужели ты думаешь, что не дорог мне?
— Моя мать говорит, что каждому для самореализации нужны как раз три человека, не более. — Саймон старался вести себя непринужденно, но под конец фразы его голос сорвался. — Она сказала, что с самореализацией у тебя все в порядке.
Клэри сочувственно улыбнулась:
— А еще что она про меня сказала?
Саймон криво улыбнулся ей в ответ:
— Давай не будем.
— Секрет? Это неправильно!
— В жизни многое неправильно.
Вскоре они улеглись бок о бок, совсем как в детстве — из-за разницы в росте ее ступня приходилась ему по колено, — и разговаривали, глядя в потолок. Эта привычка сохранилась с давних пор, когда на потолке в комнате Клэри были светящиеся в темноте наклейки. От Саймона несло так, будто он целый день колесил по парковке супермаркета в поисках свободного места, но Клэри не заботили подобные мелочи.
— Странно, — Саймон рассеянно накручивал ее локон на палец, — как раз перед тем, как выпить коктейль, я шутил с Изабель про вампиров. Мне просто хотелось насмешить ее. Например, чем вырубают еврейских вампиров? Серебряными звездами Давида? Ливерным паштетом? Чеками со священным числом, например на восемнадцать долларов?
Клэри захихикала.
Саймон обрадованно посмотрел на нее:
— А Изабель даже не улыбнулась.
Клэри могла бы много чего сказать в ответ, но постаралась ответить вежливо: