А тем временем судьба несчастного Эда Брауна обрастала легендарными подробностями. Ковбои, пересекающие равнину ночью вблизи Змеиного холма (того самого, где была обнаружена нора со змеями), сообщали, понизив голос, что слышали пение, доносившееся из-под земли. У Эда Брауна обнаружился прекрасный тенор.

Находились свидетели, которые раза два или три видели фигуру, бродившую поблизости. Были и такие, кто ничуть не верил в смерть Эда Брауна и утверждали, что он живет с ползучими гадами. Посторонние и незнакомые люди говорили, что змеи, которых они встречали возле этого холма, отличаются необычайной агрессивностью, словно они охраняют какую-то тайну. Старожилы поговаривали, что Эд Браун просто выжидает подходящего момента, чтобы расквитаться с Белл.

Если это была правда, то он ждал слишком долго. Однажды ночью Белл Браун, выйдя навеселе на балкон своего двухэтажного дома, свалилась вниз и сломала себе шею. Все наследство перешло к трем ее племянникам, которые в течение двадцати лет судились друг с другом, и каждый пытался урвать себе львиную долю.

Нефтяной бум принес в Техасвилль процветание. Переселенцы охотно выкладывали Белл по пять долларов за право переночевать на голых досках. Вскоре возникли первые, пусть и скромные, жилища. Складывалось впечатление, что все-таки городу суждено было состояться.

Но с окончанием бума поступательное движение вперед приостановилось. Техасвилль сперва лишился почты, и вскоре население округа проголосовало за закрытие питейного заведения. Магазин захирел, а дощатые хибары растащили жители, нуждавшиеся в строительном материале. Единственными визитерами оставались ковбои, которые порой приходили к дому Белл, так как любили подремать в тени старого крыльца.

Самое первое здание города медленно и верно ветшало, пока, наконец, не рухнуло. В начале сороковых над ним пронесся торнадо, разметав во все стороны стены пристроек. Под занесенными песком досками завелись в обилии скорпионы, не перекусав, однако, ни животных, ни людей.

В пятидесятых годах бульдозер, прокладывающий канаву для укладки труб на одной из сторон Змеиного холма, разворотил укромное жилище гремучих змей. Это случилось в марте, и сотни две ленивых гремучек были убиты бригадой трубоукладчиков. Они обнаружили несколько костей, но рабочие и слыхом не слыхивали об Эде Брауне, поэтому кости остались лежать там, где лежали. Месяца через два один из рабочих случайно упомянул о норе со змеями в разговоре с редактором местной газеты, который бросился к знаменитому холму, надеясь найти скелет Эда Брауна, отца-основателя округа Хардтоп.

Обнаруженные кости, как выяснилось, принадлежали теленку. Редактор, которому не о чем было писать, недели две мусолил тему о легенде Техасвилля и двух мистерах Браунах, а затем забыл о ней.

Прошла еще четверть века, и на горизонте замаячила столетняя годовщина округа. Бастер Ликл, который жил здесь всего пять лет, принялся агитировать за проведение торжеств по случаю знаменательной даты. История округа его заинтересовала больше, чем многих, проживших здесь всю жизнь.

На момент начала активной подготовки к столетию в живых не осталось почти никого, кто мог бы с уверенностью указать расположение прежнего Техасвилля. Старый Болт, на которого все возлагали надежды, вообще ничего не мог вспомнить. Когда на него нажали, он встал в оборонительную позу, заявив, что такого места вообще не существовало. Самым тщательным образом были изучены семейные альбомы и собраны все старые фотографии Техасвилля. Когда их показали старому Болту, тот сказал, что они напоминают ему один поселок в Арканзасе.

Неутомимый Бастер Ликл предпринял изнурительное исследование на южной части Змеиного холма и в итоге наткнулся на десяток гниющих досок, которые, по его утверждению, и являлись остатками Техасвилля. Эти доски находились всего в трехстах футах от салона тетушки Джимми.

Вскоре из-за пресловутых досок разгорелся настоящий спор. К тому времени всем, и в первую очередь Дуэйну, стало ясно, что столетие округа не такое уж простое дело. Вряд ли что-то представляющее интерес когда-либо происходило в округе Хардтоп, но отдельные события, вне всякого сомнения, имели место, и в связи с ними вспыхивали нешуточные страсти.

У Дуэйна возникло ощущение, что его предали. Пока организационный комитет не начал свою работу, жители округа находились в блаженном безразличии к собственной скудной истории, но едва работа закипела, все ожили и принялись отчаянно ругаться. Слухи сорокалетней давности обрастали сюжетами из Священного писания, а значимость данного писания, к которому постоянно взывал Дж. Дж. Роули, имела первостепенное значение.

До сих пор самым взрывоопасным вопросом оставался вопрос о Техасвилле. Хойс Хауэлл, редактор «Талиа таймс», относительно недавно поселившийся в округе, никогда не любивший Бастера Ликла, задался целью развенчать открытие Бастера, заявив в передовице, что доски, на которые случайно наткнулся Бастер, не что иное, как остатки уборной.

Пятно, брошенное на репутацию Бастера Ликла как археолога, настолько его возмутило, что он пригрозил изъять всю свою рекламу из этой газеты.

Угроза экономических санкций вскоре сделалась широкораспространенным инструментом давления. Карла презирала Бастера Ликла, и его притязания на роль историка-эксперта возмутили ее до глубины души. Она даже решила организовать бойкот «Молочной королевы», если он не перестанет будоражить людей вещами, к которым они не проявляют интереса.

– Эти доски он мог подбросить сам, предварительно сгноив их, – заявила она.

– Даже Бастер не настолько чокнутый, чтобы специально гноить доски там, где и так полно разного гнилья, – возразил Дуэйн.

– Все равно мне его позиция не нравится, – заявила Карла. – Я хочу выпуска футболки с надписью: ТЕХАСВИЛЛЬ ПРОТИВЕН.

– Пожалуйста, не делай этого, – принялся горячо отговаривать жену Дуэйн. – У меня и без того забот полон рот.

Они с Карлой обсуждали этот вопрос, покачиваясь на поверхности огромной кровати с водяным матрацем и следя за тем, что происходит на телевизионном экране.

– Я, конечно, могу уступить, но если ты забаллотируешь мои тенниски, я что-нибудь да предприму, – предупредила она мужа.

Дуэйну никогда не нравились эти новомодные кровати.

– Уж если они делают такие штуки, то на всякий случай прилагали бы к ним спасательные жилеты, – пробурчал он.

– Раньше в любой кровати со мной ты не жаловался. Ну, что скажешь?

Дуэйн счел за благо притвориться спящим.

– Я и половины никого из них не знаю, – сказала Карла, слушая ведущего Дэвида Леттермэна, бравшего интервью у собравшихся знаменитостей.

Она великодушно отказалась от надписи ТЕХАСВИЛЛЬ ПРОТИВЕН, но многие спорные вопросы, поднятые тем фактом, что Техасвилль был первым главным городом округа, продолжали будоражить членов оргкомитета. Вопрос его существования невозможно было обойти вниманием, так как без него любое празднование исторических дат любого округа – не празднование.

Бастер Ликл, самый яростный сторонник идеи использования славного имени Техасвилль, настаивал на полностью идентичном восстановлении местной достопримечательности с присвоением ей нового названия – Старый Техасвилль, куда можно было бы возить туристов на старинных кабриолетах от его «Молочной королевы».

Против данного плана возражал преподобный Роули, принципиальный враг Техасвилля. Как-никак, там был салун и публичный дом, а Дж. Дж. скорее был готов вывести своих белобаптистов на баррикады, чем допустить празднование столетия, прославляющего, как он выразился, «подонков общества и личностей, которые продавали виски».

Перед комитетом теперь стояла сверхсложная задача: согласовать две почти непримиримые точки зрения.

– Я вот что подумал… а может, мы придем к компромиссному решению в отношении Техасвилля, – проговорил Дуэйн, сожалея, что находится сейчас не с детьми.

– Никаких компромиссов, – возразил Дж. Дж. – В правом деле не может быть компромиссов.