Рота Розумовского тоже сложа руки не сидит. Доносится удары топоров и жужжание пил — люди, лишь на пару часов отдаваясь сну, неустанно укрепляют траншею. Готы не курхи с их деревянными пушками, третий день снарядами забрасывают, а самих и в бинокли не рассмотреть.

– На вон, пробуй, – Грише подносят, далеко нагнувшись, ложку с кашей.

Усевшись на пенек, Вячеслав орудует импровизированной кухней. На обложенном камнями костерке булькает чугунный котелок, распуская аппетитные ароматы.

– Ты тоже про курхский аул говорил, — с улыбкой припоминает другу Слава, пока тот обжигаясь, пытается прожевать снедь, — и на Гульчатай все грозился женится.

Гриша с прищуром смотрит на паясничающего драгуна, но тот и не думает останавливаться.

– Да и куда тебе, лбу городскому в деревне жить? – смеется он, помешивая кашу и добавляя горсть мелко нарезанной зелени, найденной на разоренных и опустевших огородах. – Ты за свою жизнь, хоть раз за соху брался?

– Тьфу на тебя, — не сильно впрочем обижаясь, отмахивается Григорий. — Вечно все испортишь. И соли в каше мало!

Улыбаясь от уха до уха, весьма довольный издевкой Вячеслав закрывает крышку.

-- Сами потом досолите, – он слизывает жир с пальцев и обмотав руки тряпками отставляет котелок. – Все, пять минут и можно есть.

Оба поворачиваются на автомобильный гул, редкий в этих краях и неизменно привлекающий внимание даже в мирное время. С улиц прямо на передний край выезжает вычищенный до зеркального блеска мотор. Деревянная конструкция, кашляющая и переваливающаяся, с трудом преодолевает многие рытвины и воронки.

– Здравие желаю, господин подполковник, – окруженный поручиками и корнетами Розумовский первый спешит к остановившемуся авто.

Алексей Швецов необычайно прилизан, не в пример последним дням. Выбрит, оставляя остриженные и расчесанные усы, форма вычищенная и выглажена, как на прием.

– Ну здравствуй, Константин Константинович, – ротмистра штабс-офицер заключает в объятия, как родного брата.

Швецов не без горечи смотрит на учиненные разгромы. Обещающие богатый урожай яблони срезаны и плоды лежат под мусором. Даже сквозь кавалерийские сапоги пятки чувствуют жар еще недавно горевшей земли. А ведь на таких деревнях стоит Симерия и именно они вынуждены принять удар готского молота.

– Что с боеприпасами? – понижая тон, Алексей отводит ротного командира чуть поодаль.

– К пушкам хватает, мы не много израсходовали, – бурчит в бороду Розумовский, озираясь в поисках лишних ушей. – А с ружейными беда. Еще немного и окромя шашек и штыков биться нечем будет.

– Вы главное на провокации не реагируйте. Совсем припечет, я с других рот вам патроны выделю – Федоровке они нужнее.

Конечно такая мера, примени ее на деле, сути зреющей глобальной проблемы не решит. Швецов и весь штаб батальона не сомневались в неизбежности войны, но кто мог представить размах? Вооруженные опытом и знанием конфликта с башибузуками, драгуны оказываются не готовы.

Уже подъезжая к мосту, подполковник велит водителю притормозить. Над недостроенной земляной насыпью дзота трепещет под ветром флаг Симерии. Небольшой, потемневший, весь изодранный пулями и шрапнелью, но такой родной.

Встав с сиденья, Швецов от всей души прикладывает руку к голове.

– Сдюжаем, ваше благородие, – по простому, с улыбкой отзывается стоящий рядом Григорий.

– Обломится готу, – поддакивает Вячеслав и все как один окружающие солдаты присоединяются дружным гомоном одобрения.

С отцовской любовью Алексей смотрит на столпившихся солдат. Еще недавно им же поругаемые за дикость и непослушание, быстро ставшие близкими. Что могут знать о любви к Родине надушенные франты, стоящие у золотых дверей царского дворца со сверкающими орденами и пустыми сердцами. А Отчизна – вот она, среди грязи окопов, в истинном блеске глаз солдата, умирающего за страну.

– Держитесь, братцы, – говорит Швецов, до скрипнувших перчаток сжимая кулак. – Ободряющего мне вам сказать нечего, обещать тоже ничего не могу.

Он указывает на восток, на виднеющиеся вдали коробки зданий Ольхова.

– Но тут черта между нами и врагом. Так что устроим им ад.

Эту брошенную в порыве сердца фразу драгуны запоминают.

Пока же подполковнику, как командиру батальона предстоит самая почетная и неприятная роль. В сопровождении немногочисленного конного конвоя, мотор Швецова достигает нейтральной полосы.

Местом встречи выбирают оставленный, стоящий вдали от поселения дом. Само строение, крепкое каменное здание с черепичной крышей, стоит не тронутое, не считая выбитые взрывной волной окна. Но вот обширные владения неизвестных, бежавших от страха хозяев поражены язвами войны. Тут и там лежат трупы животных, уже тронутые тленом и распространяющие смрад. А когда-то мычало, блеяло и кормило округу сыром, молоком и мясом.

Теперь во дворе не протолкнуться от самодовольных рож готов, сияющих фальшивыми улыбками и истоптавшими всю округу. Недалеко припаркован генеральский джип с откинутым тентом и знаком переговоров на очень высоком флагштоке.

– Сэр! – к машине подбегает молодой и до женоподобности красивый молодой человек в парадном френче и погонами капрала. Он услужливо открывает двери автомобиля. – Прошу, генерал-майор ожидает внутри.

Едва Швецов вступает на землю, двор озаряется бесчисленными вспышками фотокамер. Штабс-офицер готов спорить, такой яркой не была даже готская батарея во время штурма. Можно лишь догадываться о размахе шоу, готовящимся республиканскими газетами. Кто-то даже раскладывает на треноге короб синематографа, спеша запечатлеть грозного дьявола в движущихся картинках.

Краем глаза направляющийся к дому Алексей замечает старого знакомого. Капитан Мэтью по официальному случаю облачен в однотонный пиджак, обрамленный погонами и множеством наградных планок, у шеи туго завязан галстук. При виде симерийца готский разведчик ведет себя спокойно, только гадко ухмыляется.

"Смотри, – говорят без всяких слов блестящие глаза Мэтью, – я обещал и вернулся"

Не снизойдя до хоть какой-то реакции, Швецов проходит мимо.

Дом, наверняка бывший роскошным, встречает абсолютно голыми стенами. От прежних владельцев не остается даже фотографий или картин, отсутствует и большая часть мебели.

– Генерал-майор Ли Саммерс, – раздается из угла, – командующий третьей бригадой Республиканской армии.

Бригадный генерал, к слову и являющийся инициатором переговоров, не считает нужным встать. Развалившись в кресле и закинув ноги с грязными сапогами на стол, он с большим интересом отдается ритуалу с сигарой. Стареющий, но крепкий мужчина с мордой-кирпичом определенно производит впечатление. Гот, вопреки помпезной свите, даже не меняет походную, припорошенную пылью, безрукавку.

Помимо генерала, в помещенииАлексей замечает еще двоих. Расположившийся тут же младший лейтенант, с готовностью накручивающий лист бумаги на печатную машинку и странный офицер в черной форме. Последний сидит в темной, зашторенной комнате и не представляется.

– Это и есть Ольховский дьявол, о котором кричали все газеты? – хмыкает республиканец, оценивая Швецова, как рыночный товар. – Я ожидал большего.

– Я бы хотел перейти к сути, – прерывает его симериец.

Сесть штабс-офицеру конечно не предлагают и он сам подвигает обнаруженный табурет.

– Что ж, – гот прерывается, поджигая сигару и, делая несколько вдохов, раскуривает. – Вы в полном дерьме, сэр. За пару часов мои ребята раскололи вашу крепость, как орех, а за сутки разгромили всю страну. Не спорю, вы произвели впечатление, отразив нападение, но пусть это не вводит в заблуждение. То были лишь передовые подвижный части.

Где-то так Швецов и рассчитывает. Не смотря на тяжесть боев и панику первых минут, вскоре происходящее казалось ударом пятерней, а не сжатым кулаком. Старались как можно глубже расширить прорыв, бросив танки и кавалерию, и нежданно натолкнулись на опорный пункт.

– Однако основные силы моей бригады уже на подходе, – продолжает пугать Ли, не сколько не стесняясь выкладывать данные. – И можете не утруждаться, наша воздушная разведка доложила о численности ваших войск. Вы же не намереваетесь отстаивать город с каким-то жалким батальоном?