Остальные выглядели удивленными и испуганными, но не несчастными. В конце концов, треножники хотят им добра. Вокруг разлился тусклый зеленоватый свет, как в густом лесу или в пещере на дне моря. Я пытался понять, что все это значит, и не мог. Вес тела сгибал мне плечи. Я распрямлял их, но чувствовал, как они снова провисают.

Время шло. Мы ждали. Тишина, тяжесть и тусклая зелень. Я старался сосредоточиться на самой важной мысли – мы достигли первой цели и находимся внутри города треножников. Нужно иметь терпение. Это не мое отличительное качество, как указывал Джулиус, но теперь мне придется им обзавестись. Ждать было бы легче без этой полутьмы и сокрушительной тяжести. Было бы облегчением сказать что-нибудь, что угодно, но я не осмеливался. Я переминался, пытаясь найти положение поудобнее, но не смог.

Я смотрел на внутреннюю дверь, но со слабым свистом открылась наружная. Снаружи видна была все та же тусклая зелень. Появилось щупальце и вынесло одного из моих товарищей. Я понял, что оно каким-то образом видит нас снаружи. Может ли быть, что треножники живые, что мы пленники живой разумной машины? Щупальце вернулось. На этот раз оно взяло меня.

Зал, длинный и узкий, но невероятных размеров, не менее восьмидесяти футов в высоту и в три раза больше в длину. Что-то вроде стойла для треножников. У стены в полутьму уходил их длинный ряд. Они были едва освещены тусклым зеленоватым светом висящих шаров. Их полусферы прислонились к стене высоко над нашими головами. Те, в которых мы прибыли, разгружали свой человеческий груз. Я увидел Фрица, но не заговорил с ним. Мы заранее условились, что на первом этапе не будем общаться. Так безопаснее. Один за другим к нам присоединялись остальные. Наконец щупальце неподвижно застыло. И послышался голос.

Он тоже звучал так, будто говорила машина, глубокий и без интонаций, он гулко отражался от стен. Говорил он по-немецки.

– Люди, вам оказали великую честь. Вы избраны служить хозяевам. Идите туда, где виден синий свет. Там вы найдете других рабов, которые научат вас, что делать. Идите за синим светом.

Он вспыхнул, когда еще звучал голос, – глубокий синий свет у основания стены, вдоль которой стояли треножники. Мы пошли к нему или, скорее, заковыляли, преодолевая свинцовую тяжесть, тянувшую книзу. Воздух стал жарче, чем был внутри треножника. Свет горел над открытой дверью, через которую мы попали в небольшое помещение, почти такое же, как в треножнике, но с правильными стенами. Когда мы все вошли, дверь за нами закрылась. Щелчок, скрежет, и неожиданно вес стал еще больше. Желудок у меня потянуло книзу, я ощутил неодолимую тошноту. Это длилось несколько секунд, затем кратковременное ощущение легкости. Скрежет прекратился, дверь открылась, и мы вышли в другое помещение.

Оно оказалось большим, но все же скромным сравнительно с залом треножников. Тот же зеленоватый свет шел от ламп на стенах, я заметил, что свет этот не мигал, как в наших лампах. У меня создалось смутное впечатление рядов столов или, скорее, скамей. И полуодетых стариков.

Именно они должны были инструктировать нас. На них были только шорты, они напоминали мне тех, кто работал на уборке урожая. Но на этом сходство кончалось. Зеленый свет отражался в их глазах, но даже в нем я видел, что кожа у них бледная и нездоровая. Но так ли они стары, как кажутся? Двигались они старчески, и кожа у них была в морщинах, но в остальном… Они подошли к каждому, и я пошел за своим проводником к одной из скамей. Здесь лежала небольшая кучка предметов.

Большинство из них не требовали объяснений. Две пары шортов, такие же, как на инструкторах, носки, две пары туфель. Нет, пара туфель и пара сандалий. Позже я узнал, что сандалии полагается носить в домах. Но было также устройство, удивившее меня. Усталым голосом с южно-немецким акцентом раб объяснил:

– Перед выходом ты должен надеть это и носить всегда, пока дышишь воздухом хозяев. В доме твоего хозяина будет комната, в которой ты будешь есть и спать, там это тебе не нужно, но во всех других местах не снимай. Воздух хозяина слишком силен для таких, как мы. Если ты будешь дышать им без защиты, ты умрешь.

Устройство было как будто сделано из толстого стекла, но на ощупь производило другое впечатление. Даже самая толстая его часть, которую надевали на голову и плечи, слегка поддавалась при нажиме. Заканчивалось оно тонким пояском, который прилипал к телу. Шлем удерживался еще и поясом, который шел по груди и под мышками. С обеих сторон шеи в отверстиях видны были пласты темно-зеленого материала, похожего на губку. Через сеть тонких отверстий они пропускали воздух. По-видимому, эти губки фильтровали воздух хозяев, которым не могли дышать их рабы. Мой инструктор указал на них:

– Их нужно менять ежедневно. Твой хозяин снабдит тебя новыми.

– А кто мой хозяин?

Это был глупый вопрос. Инструктор тускло взглянул на меня.

– Твой хозяин выберет тебя.

Я напомнил себе, что должен наблюдать и не задавать вопросов. Но было одно обстоятельство, которое я хотел выяснить.

– Давно ты в городе?

– Два года.

– Но ты не…

Остатки прежней гордости пробились сквозь тяжелую тусклость его голоса:

– Два года назад, через месяц после того, как мне надели шапку, я выиграл бег на тысячу метров на играх. Никто в моей области не добивался этого раньше.

Я с ужасом смотрел на его старческое лицо, на бледное дряхлое тело. Он не больше чем на два года старше меня, может, и меньше.

– Переоденься. – Голос его снова стал тусклым и лишенным всякого выражения. – А старую одежду брось в груду.

Я снял свой алый чемпионский пояс.

– А это куда?

– Туда же. В городе он тебе не нужен.

Мы переоделись, сложили ненужные вещи в специальные мешки и надели маски. Потом нас построили и провели в другое помещение, меньшего размера. Дверь за нами закрылась, и я увидел в противоположной стене такую же дверь. Послышался свист, и по полу подул ветерок. Я понял, что воздух уходит сквозь решетку у основания одной из стен. Но из другой решетки на уровне головы поступал другой воздух. Я чувствовал его, а спустя некоторое время мне показалось, что я вижу его – густой, зеленоватый в зеленом свете. Каким-то непонятным образом воздух в помещении менялся, обычный уступал место тому, которым дышат хозяева. Это продолжалось несколько минут. Затем свист прекратился, и двери впереди открылись. Нам велели выходить.

Вначале меня поразил зной. Мне казалось, что в треножнике и во внешних помещениях города жарко, но это было прохладой в сравнении с жаром, в который вступил я. К тому же воздух был не только горячий, но и влажный. Пот сразу покрыл все тело, но особенно голову, закрытую прозрачной жесткой оболочкой. Он тек по лицу и шее, собираясь в том месте, где пояс прижимал маску к груди. Я вдохнул горячий воздух. Тяжесть снова согнула меня. Ноги начали подгибаться. Один из моих товарищей упал, за ним другой, третий… Спустя несколько мгновений двое из них сумели встать, третий лежал неподвижно. Я хотел помочь ему, но вспомнил свое решение ни в чем не проявлять инициативы. Я был рад, что есть повод ничего не делать. И так трудно было удержаться от падения и потери сознания.

Постепенно я немного привык к обстановке и смог бросить взгляд вперед. Мы находились на чем-то вроде карниза, и под нами проходила главная улица города. Непривычная картина ошеломляла. Ни одна из дорог не была прямой, и лишь некоторые шли на одном уровне: они опускались и поднимались, огибали здания и терялись на расстоянии в зеленой полутьме. Город изнутри казался обширнее, чем через иллюминатор треножника, но я решил, что это впечатление создает густой зеленоватый воздух. В нем невозможно было видеть далеко и ясно. Хрустальный купол, покрывавший город, не был виден изнутри. Зеленый туман, казалось, тянулся бесконечно.

Здания тоже поразили меня. Они были разных размеров, но одной формы – пирамидальной. Непосредственно под нашим карнизом я увидел несколько приземистых пирамид с широким основанием. Дальше пирамиды становились тоньше и поднимались на разную высоту, самые низкие доходили до уровня карниза, но большинство было гораздо выше. В них виднелись треугольные отверстия, похожие на окна, но размещены они были без всякого порядка и последовательности. У меня уставали глаза при взгляде на них.