Поведав эту душераздирающую историю, я с надеждой уставилась сначала на Владиса, потом на градусник.

Владис тихо старался не разоржаться опять на всю квартиру. Градусник демонстрировал синюю шкалу в минусе.

— Иди вон сказки Сутеева в инете почитай, с картинками! — рассердилась я. — А про хорьков я ничего не знаю, я их не держала. Их, по-моему, даже не кастрируют, как котов…

— Конечно, — Владис не удержался и снова загоготал… конь блин… педальный! — На нас рука не поднимается. Мы более… няяяшные! — понабрался из инета.

— Только нога на вас поднимается, — ехидно подтвердила я. Ндя, что-то у нас унижение какое-то получается… ущербное. Не в ту строну выгнутое, или еще какое, но вместо того, чтобы заполнять шкалу, мы уже пятнадцать минут ржем прямо в градусник.

Злыбнометр делал вид, что он с психами не знаком, демонстративно пялился в потолок и красноречиво мигал недокормленной шкалой.

— Ну, я не знаю. Давай ты сделаешь вид, что опять простудился, а я тебя буду лечить? В прошлый раз у этого гада чуть шкала от удовольствия не лопнула.

— Полечи меня, я умираю, — томно отозвался Владис и практически упал… на меня, имитируя потерю сознания.

— Не смешно, — я стала отпихиваться, стараясь сохранить серьезность. — У нас действительно проблема.

Чертенок перестал дурачиться, горестно вздохнул, с надеждой посмотрел мне в глаза и попросил:

— Ну, тогда давай поговорим про что-нибудь дико неприятное. Скажи мне гадость какую-нибудь…

— Еще того не легче! — мое возмущение было искренним. — Когда я тебе гадости говорила? Я не умею!

— Ты неумело скажи гадость, у тебя экспромт очень хорошо выходил раньше.

— Да не говорила я тебе гадостей! И кстати, насчет поговорить на всякие темы, завтра придет Эмма Львовна и принесет твои документы, она звонила. Если ты еще раз забудешь убрать этот чертов стеклянный член в шкаф, и она опять найдет его под диваном, я от всего открещусь и скажу, что это твое, а я такое в первый раз вижу!

Владис старательно попытался обидеться, унижометр даже тихо, мелкими шажками, рискнул приблизиться и жадно замигал синей шкалой, но..

— Ну, мы можем сказать, что это мое, и я его использую для игр с тобой. Как тебе идея? — и Владис тут же быстро отпрыгнул в сторону и состроил зверскую гримасу.

Я посмотрела на градусник, он на меня.

— Если я его тобой стукну, это зачтется? — градусник торопливо замотал глазом, показывая, что нет, не зачтется. — Могу тебя ему в… да-да, именно туда и засуну. Чтоб вам обоим стало одинаково весело.

Теперь замотал головой чертенок, не менее торопливо. А градусник брезгливо затряс глазом, и, такое впечатление, что попытался им отплевываться. Подумаешь, какие мы нежные.

— Ну, тогда договаривайтесь между собой, как вам взаимно удовлетворяться, — сказала я обоим и гордо ушла в мастерскую, крикнув с порога: — Как придумаете, позовете!

— Эй, так нечестно! — возмутился мне вслед чертенок, но я была неумолима.

В мастерской, как обычно, было спокойно и благостно. И голова сразу заработала. Так что через полчаса я выбралась оттуда во всеоружии, имея при себе: кружевной розовый фартук с большой малиновой розой в центре (остался в наследство от кого-то из экс-защитников, наивно пытавшегося этим барби-нарядом заманить меня к плите), и косметичку. На всякий случай, если фартучка не хватит.

Владис обнаружился на кухне, где колдовал над каким-то очередным варевом. В последнее время чертенок увлекся сложными блюдами, но надо отдать ему должное, получалось каждый раз бесподобно.

— Вот, как раз подойдет! — обрадовалась я, выкладывая фартучек на обеденный стол. — Раздевайся!

— Это еще зачем? — заинтересованно обернулся чертик, наткнулся взглядом на кружевную тряпочку у меня в руках и нахмурился.

Я сделала над собой нешуточное усилие. По-моему, у меня от натуги глаза стали выпучиваться, как у рака при виде кастрюли с кипятком, но это не главное. Главное, что я с самым серьезным видом пояснила:

— Ну а зачем ты одежду пачкаешь. Вот, для работы по хозяйству вполне достаточно этого, — и заботливо расправила фартучек.

— То есть ты предлагаешь мне раздеться и надеть ВОТ ЭТО?! — голос Владиса набирал громкость от слова к слову.

— А чем тебе не нравится, смотри, какой красивый, с цветочком, с кружавчиками, — я окончательно превратилась в того самого рака, только уже кипяченого — красного и мокрого.

Владис вспыхнул, сравнявшись со мной цветом, наблюдающий из-за угла градусник счастливо-сыто хрюкнул и у чертенка что-то в мозгах тоже щелкнуло:

— Ты нарочно издеваешься, да?

— Уфффффф… получилось, — я упала на табуретку, утерлась фартучком и пожаловалась: — Чертенок, меня так надолго не хватит.

— Ну, я в тебя верю, — медленно линяющий в свой обычный цвет Владис снова повернулся к плите, — ужинать сейчас будешь?

— Вот спасибо! Верит он… конечно буду! За такие мучения мне положен как минимум королевский пир из трех блюд!

— У меня из трех нет, — хмыкнул чертенок, — только из пяти.

Хорошо, что я пошла в дедову родню — физически не могу слопать больше определенного объема. То есть попробовала я все пять блюд, но по масипусенькой порции. Чертенок уже знал масштаб моего аппетита, так что сразу накладывал без излишков.

Ну вот, и дальше все было так же вкусно, весело и… секс тоже зашибись. С чертенком я почему-то чувствовала себя совершенно раскованно, ничего не боялась и не стеснялась, и мы получали удовольствие друг от друга по полной, без оглядки. Это просто фантастически здорово…

Правда, в следующий раз фокус с фартучком не прошел. Владис хотя и пыжился, пытаясь изобразить оскорбленное достоинство, градусник ему не поверил. Пришлось чертенку признаваться, что данную "одежку" он прочно ассоциирует с сексом, и тащится заранее, хотя… короче, туда эта тряпочка тоже лишняя.

Макияж сопротивляющемуся черту я сделала всего один раз. Унижометр, конечно, наелся до отвала, едва Владис понял, к чему дело идет. Но я не укротитель мустангов, и на такие подвиги каждые два дня не способна. В смысле, если только угрожать, но не делать, работать не будет. Пришлось ловить и… красить. Ага, сначала гоняться с тушью за этим носителем ресниц, и вопить: " не смей дергаться, а то глаз нечаянно выколю!". Потом сидеть на нем верхом, прижимая к дивану и тыча помадой примееееерно в район рта. Так он откусил мою дорогущую "живанши" под самый тюбик, и выплюнул, зараза!

Короче, в результате этих гонок у нас получилась настоящая устрашающая раскраска боевого черта, чем Владис остался даже доволен. А поскольку под шумок, пока я его ловила и красила, распускал наглые лапы, понятно, чем все кончилось. Потрясающим сексом и размазанным боевым макияжем — по нему, по мне и по постели.

Эмма Львовна тоже не подвела — в назначенный срок принесла документы. Кто-то из ее бывших учеников, или их родителей — я уже не в курсе, работал в этой странной организации, что пытается опаспортить население нашей страны и ее ближайших окрестностей. И не рядовыми паспортистками работали, как я поняла, а крупным начальством.

Мы с чертенком полюбовались на самый настоящий паспорт на имя Чертанова Владислава Викторовича и дружно поблагодарили несравненную Эмму Львовну. Владислав Викторович тут же уволок ее в кухню, угощать чем-то вкусным, и на ходу советоваться. Слава богу, в этом они нашли друг друга и счастливо сливались в экстазе на почве кулинарии, забыв обо мне. То есть, никто не мешал мне работать, не ходил и не тошнил, какая я бесхозяйственная. Благодать!

Эта благодать длилась до самой выставки. Даже унижометр кормили регулярно. Решение нашлось случайно. Сначала я думала заставить чертенка вспоминать и рассказывать мне о его жизни у Светлюка. Да знаю, что это жесть, самой неприятно было бы слушать, а куда деваться? Пара неприятных воспоминаний, и одноглазый шпион сыт, значит, возвращение в светлые объятья не грозит. Лучше уж вспоминать, чем снова пережить.