Подозреваю, что в тот момент у меня был вид восторженной школьницы:

— Интересно, что скажут в Маунт Меллине?

— Кто? Прислуга? Можешь быть уверена, что для них это не будет неожиданностью. Так всегда бывает: как настоящим сыщикам, им известны все улики. Ты дрожишь. Тебе холодно?

— Нет, это просто от волнения, я все еще боюсь проснуться.

— А как насчет Италии?

— Есть человек, с которым я готова ехать даже на Северный полюс.

— Надеюсь, дорогая, ты имеешь в виду меня?

— Именно это я и хотела сказать.

— Моя дорогая мисс Лей, мне очень нравится ваша строгость и колкость. Наши беседы никогда не станут утомительно скучными.

Мне пришло в голову, что он сравнивает меня с Элис, и опять, как и при замечании о сыщиках, я не смогла подавить дрожи.

— Почему тебя так волнует реакция окружающих?

Слуги… соседи… Какая разница? Неужели для тебя это действительно так важно? Мисс Лей слишком умна для этого. Мне хочется поскорей сообщить Питеру Нэнселлоку, что ты согласилась стать моей женой. Признаюсь, я ревновал тебя к нему.

— Совершенно напрасно.

— Тем не менее я очень беспокоился, что он уговорит тебя ехать с ним в Австралию. Я был готов на многое, чтобы не допустить этого. — Даже жениться на мне?

— Не только. Я мог бы, например, похитить тебя и держать взаперти до его отъезда.

— У тебя не было ни малейшей причины так волноваться.

— Ты уверена? Ведь говорят, что он чертовски красив.

— Возможно. Я не заметила.

— Я был готов убить его, когда он осмелился предложить тебе Джесинту в подарок.

— Ему просто нравится всех шокировать. Он, вероятно, знал, что я не возьму ее.

— Так он мне не опасен?

— Тебе никто не опасен.

Коннан снова заключил меня в объятия, и я забыла обо всем на свете, кроме своей любви. Как многие влюбленные, я считала, что другой такой не было, нет и быть не может. Позже он сказал;

— Мы поедем послезавтра и сразу же начнем готовиться к свадьбе. Она состоится через месяц. О помолвке надо объявить сразу же. Дадим бал, а на свадьбу надо пригласить всех соседей.

— Это обязательно?

— Традиции, дорогая, и мы должны им подчиняться.

Ты будешь великолепна, я знаю. Ты ведь не боишься?

— Соседей? Нисколько.

— На сей раз мы с вами откроем бал вместе, дражайшая мисс Лей.

Я представила себя в шелковом зеленом платье с янтарным гребнем в волосах и бриллиантовой подковой на корсаже. Нет, я не боюсь войти в его круг, не чувствую никакой неуверенности. Вдруг Коннан заговорил об Элис.

— Я ведь никогда не рассказывал тебе о своем первом браке.

— Нет.

— Он не был счастливым.

— Мне очень жаль.

— Родители поженили нас. Но на сей раз я сам сделал свой выбор. Только испытав первый, можно оценить второй. Дорогая моя, боюсь, что все эти годы я не был монахом.

— Я догадалась.

— Я страшный грешник, как ты узнаешь.

— Я готова к худшему.

— Думаю, что Элис… моя жена… и я были слишком разными.

— Расскажи мне о ней.

— Не знаю, что и рассказать. Она была нежным, мягким созданием. Всегда старалась угодить. Казалось, ей не достает живости, решительности, энергии. Потом я понял, почему. Она любила другого, когда вышла за меня замуж.

— Того, с кем потом убежала? Коннан кивнул в ответ:

— Бедняжка Элис! Ей не повезло. Она ошиблась в выборе не только мужа, но и любовника. Собственно говоря, это вряд ли можно было назвать выбором… Мы с Джеффри Нэнселлоком в сущности очень похожи. В прежние времена в этих краях существовала традиция так называемого «права сеньора»и мы с Джеффри отдали ей должное, сделав все, что в наших силах, чтобы поддержать ее.

— Ты хочешь сказать, что у тебя было много любовниц.

— Я вел жизнь распутного волокиты. Но теперь все в прошлом. С этого момента я буду верен одной единственной женщине всю оставшуюся жизнь. Спасибо тебе, дорогая, за то, что ты веришь мне. Так и будет, клянусь тебе, Марти. Моя прошлая жизнь научила меня лучше видеть и оценивать человеческие отношения, помогла мне понять, что мое чувство к тебе — это любовь.

— Да, — согласилась я, — мы всегда будем верны друг другу, потому что это единственный способ доказать глубину нашей любви.

Коннан взял мои руки и поцеловал их. Никогда еще он не был таким серьезным:

— Я люблю тебя. Никогда… никогда не забывай этого.

— Я постараюсь.

— До тебя могут Дойти сплетни.

— Да, иногда такое случается.

— Ты ведь уже слышала про Элис и про то, что Элвина не мой ребенок? Дорогая, кто-то сказал тебе, и ты не хочешь выдавать рассказчика. Неважно. Ты знаешь правду. Я никогда не мог любить этого ребенка. Я даже старался как можно меньше ее видеть. Для меня она была постоянным напоминанием о том, что я хотел бы забыть. Но с твоим приездом мое отношение к ней переменилось. Ты объяснила мне, что она всего лишь несчастный, одинокий ребенок, страдающий за грехи взрослых. Видишь, ты изменила меня, Марти, милая! С тех пор, как ты здесь, переменился весь дом, и это еще одно доказательство, что у нас с тобой все будет по-другому.

— Коннан, я хочу, чтобы этот ребенок был счастлив. Пусть она никогда не узнает, что она не твоя дочь. Позволь ей относиться к тебе как к отцу. Это единственное, что ей нужно.

— Ты будешь ей матерью. Мне придется быть ее отцом.

— Мы будем так счастливы, Коннан.

— Ты умеешь заглядывать в будущее?

— Да, в наше, потому что оно зависит от нас, а я хочу, чтобы мы были очень-очень счастливы.

— Как мисс Лей скажет, так и будет. Обещаешь, что сплетни обо мне тебя не расстроят?

— Ты имеешь в виде леди Треслин, я знаю. Она была твоей любовницей. Он кивнул:

— Но я порвал с ней. С этим покончено навсегда, — поцеловав мне руку, он добавил, — разве я не поклялся в вечной верности?

— Коннан, но она такая красавица и всегда будет жить рядом.

— Но я люблю другую — первый раз в жизни люблю по-настоящему.

— А ее ты не любил?

— Страсть, влечение иногда можно принять за любовь, — ответил он, — но полюбив по-настоящему, я вижу теперь всю разницу. Давай забудем прошлое, дорогая.

Давай начнем сначала… ты и я… в горе и в радости… Я снова оказалась в его объятиях. — Коннан, может быть, я сплю? Скажи, что нет. Когда, наконец, я поднялась к себе в комнату, было уже очень поздно, и я была так счастлива, что боялась заснуть, чтобы при пробуждении все произошедшее не оказалось сном.

Утром я рассказала Элвине о том, что произошло. На мгновение ее лицо озарилось улыбкой, и хотя она тут же приняла равнодушный вид, я уже поняла: она рада случившемуся.

— Теперь вы останетесь с нами навсегда, мисс? — спросила она.

— Да, — заверила я ее.

— Научусь ли я когда-нибудь ездить верхом так же хорошо, как и вы…

— Думаю, ты будешь ездить намного лучше. Ведь у тебя больше возможностей тренироваться, чем когда-либо было у меня.

Элвина снова улыбнулась, но, сразу посерьезнев, спросила:

— Как же мне теперь называть вас, мисс? Ведь вы станете моей мачехой?

— Да, но ты можешь называть меня, как хочешь.

— Наверное, мне придется называть вас мама, — ее губы дрогнули.

— Если тебе это не нравится, то ты можешь называть меня Марта, или Марти. Так меня всегда звали отец и сестра.

— Марти, — повторила она. — Мне нравится. Похоже на лошадиную кличку.

— Вот это я понимаю, похвала! — воскликнула я весело.

Потом я отправилась к Джилли.

— Джилли, — сказала я ей, — я стану миссис Тре-Меллин.

При этих словах на ее губах появилась ослепительная улыбка. Глаза засияли. Она бросилась ко мне и, радостно смеясь, спрятала лицо в складках моего платья.

Мне было всегда трудно понять, что именно Джилли думает и чувствует, но было очевидно, что она довольна. Для нее Элис и я уже давно слились в одно лицо, поэтому она меньше всех удивилась новости. Для Джилли казалось само собой разумеющимся, что я займу место Элис. И, наверное, в это мгновение она поверила, что я и есть Элис.