— Но ведь Келмар уже был мной арестован! — возмутился он.

— Э, нет, — возразил судья Штангер. — Келмар — участник соревнований и уже приготовился стрелять. А пока он участвует в соревнованиях, он по закону является человеком свободным!

Зрители благодаря представлению, устроенному Максом, пребывали в замечательном настроении и радостными криками приветствовали решение судьи. Сержанту Снитчу ничего не оставалось, как отступить.

— Ну ладно! Пусть выстрелит, и я немедленно его арестую! — проворчал он.

— Это дело ваше, сержант, — сказал судья. — А теперь, пожалуйста, отойдите подальше.

Сержант сунул свою дубинку под мышку и отошел подальше, застегивая штаны. Зрители замерли, и Петер во второй раз поднял свой мушкет. Вы помните, что я говорила насчет Вильгельма Телля? Ну, так вот, сегодня я опять о нем вспомнила — ведь наш Петер боролся не только за приз, но и за свою свободу! И казалось, все вокруг это понимали. Я дрожала как осиновый лист. Да и кто на моем месте не дрожал бы? Но в том вся и разница между такими, как мы с вами, и настоящими стрелками. Мушкет не дрогнул в руках Петера, да и сам он так застыл, прицеливаясь, словно был выточен из камня. Мгновение — и он плавно спустил курок, как если бы репетировал это сотни раз, и… легкое перышко взвилось над мишенью! Он попал точно в цель! Победа!

Какое-то время на лугу царила мертвая тишина — зрители приходили в себя от случившегося, а потом подняли такой радостный крик, что можно было оглохнуть. Люди бросали в воздух шапки, хлопали друг друга по спине, радостно смеялись и кричали. Но тут вперед снова вышел сержант Снитч, и шум сразу утих.

— Ну, вот и все, парень, — с явным удовольствием заявил он. — Теперь-то уж ты в моих руках!

— Минуточку, — сказал Петер. — Герр Штангер, разве не я победил в этих состязаниях?

— Конечно же, ты! — кивнул судья.

— Значит, теперь я — главный егерь здешних лесов?

— Совершенно верно, — подтвердил старый охотник.

— Ну и что из того? — недовольно спросил сержант Снитч.

— А то, что теперь Петер Келмар — свободный человек, — громко разъяснил ему Йозеф Штангер, — ибо по закону лишь свободный человек может быть главным егерем!

И после этих слов поднялся совсем уж оглушительный шум. Ханнерль прямо-таки на месте подскакивала от восторга. А мама все пыталась одновременно и скрестить руки на груди, и в ладоши хлопать. Люси и Шарлотта радостно кричали и визжали, и мне показалось, что, наверное, этот полосатый навес снова упадет — такая суматоха поднялась вокруг. Петер поднялся на трибуну, и они с мэром пожали друг другу руки, и мэр вручил ему почетную грамоту и мешочек с золотыми монетами. И Петер с уважением поклонился супруге мэра. И держался он с таким достоинством, что вам бы и в голову не пришло, что всего пять минут назад этот человек был отчаявшимся преступником, которого разыскивала полиция! Я думала, что теперь мы все наконец-то пойдем домой и вместе позавтракаем, и все встанет на свои места, но не тут-то было. Я с удивлением увидела, что мисс Давенпорт ведет себя очень странно. Присев, она ловко подлезла под ограждение и с высоко поднятой рукой, призывая всех к молчанию, поднялась на трибуну.

— Ваше превосходительство, — четко и строго произнесла она самым что ни на есть учительским тоном, — дамы и господа! Я должна сделать одно важное сообщение. Мне бы не хотелось омрачать вашу радость по поводу столь счастливого исхода событий, но вынуждена сообщить, что графа Генриха Карлштайна больше нет.

Даже те, кто не знал, кто такой граф Карлштайн (люди, прибывшие из соседних долин), по воцарившейся напряженной тишине догадались, что он был важной персоной. По той же напряженной тишине (ибо тишина эта была скорее заинтересованной, чем печальной) догадались они и о том, что графа здесь не слишком любили. А мисс Давенпорт между тем продолжала:

— Поскольку это событие касается всех вас, я и решила, что лучше объявить об этом прямо сейчас. И призываю в свидетели адвоката графа, майстера Хайфиша.

Старый адвокат (любой бы сразу сказал, что это адвокат, с таким подчеркнуто бесстрастным видом он поднялся на трибуну) поклонился мэру, судье Штангеру, супруге мэра и, наконец, Петеру (который с должной учтивостью и серьезностью тоже поклонился в ответ, что полностью соответствовало его новому высокому положению) и заговорил:

— Тело графа Карлштайна было обнаружено сегодня утром одним из его слуг. Он умер в результате апоплексического удара, случившегося с ним, видимо, ночью. Вопрос о поместье Карлштайн представляется мне весьма необычным, и это, я надеюсь, несколько извиняет наши попытки решить этот вопрос публично. Начнем с того, что у графа имеются две племянницы — мисс Люси и мисс Шарлотта.

— Ох! — не сдержалась Элиза.

И я почувствовала, как Шарлотта просунула свою ручонку в мою ладонь.

«Господи, что же будет?» — думала я.

— Поскольку у этих двух юных особ не осталось в живых ни одного родственника, — продолжал адвокат по-прежнему холодно, спокойно и твердо, — они объявляются лицами, находящимися под опекой королевского двора и заключаются под стражу.

Шарлотта негромко вскрикнула. Они с Люси взялись за руки и прижались друг к другу, сразу как бы отдалившись от нас, а мы, будучи бессильны им помочь, лишь горестно смотрели на них.

— Однако же, — продолжал майстер Хайфиш, — в этой обычной процедуре возникли некоторые затруднения. Мною было установлено, что покойный граф Карлштайн не имел законного права ни на титул графа, ни на это поместье.

Толпа дружно ахнула, но только не я, ведь я-то уже знала об этом. Хотя и я никак не ожидала, что адвокат Хайфиш объявит об этом при всех! Неужели эта удивительная парочка, мисс Давенпорт и майстер Хайфиш, еще что-то прячут в рукаве? Вид у мисс Давенпорт был в высшей степени чопорный и неприступный. Тем временем все вокруг навострили уши и пошире раскрыли глаза и рты, ожидая новых откровений.

— Истинного наследника поместья, — вновь заговорил майстер Хайфиш, оглядывая деревенский луг с таким видом, словно перед ним зал суда, а наш мэр — главный прокурор, — вскоре после его появления на свет выкрали прямо из колыбели, увезли в Женеву и бросили там на произвол судьбы. Мальчик был воспитан в приюте как найденыш, затем стал конюхом, чуть позже поступил на службу в армию и храбро сражался с войсками Наполеона во время битвы при Бодельхайме…

— Вот это да, разрази меня гром! — вырвалось у Макса. — Кто бы мог подумать?

— А после войны, — продолжал адвокат, — он стал возницей, затем скромным слугой…

— И как тебе все это? — громко спросил Макс, пристально глядя на Элизу. — Разве не удивительно? Интересно знать, кто же он такой?

Майстер Хайфиш смерил его холодным взглядом, словно желая сказать: придержи-ка язык, парень, иначе я прекращу судебное заседание! Выдержав паузу, он продолжил:

— Впрочем, личность этого человека по-прежнему под вопросом. К счастью, нам известен способ, с помощью которого можно установить его личность почти наверняка. Я держу в руках, — и майстер Хайфиш вытащил из кармана какую-то маленькую вещицу, которую издали разглядеть было невозможно, и поднял ее вверх, — половинку сломанной серебряной монетки. Вторую половинку этой монетки женщина, выкравшая мальчика, надела на цепочку и повесила ему на шею. Сперва она хотела держать мальчика при себе и впоследствии потребовать за него выкуп, но осуществить этот план не успела и умерла. Эта монетка, — и адвокат передал ее мэру, который тут же с интересом склонился над нею, — и все прочие детали похищения наследника описаны его похитительницей в дневнике, который она спрятала на чердаке одного дома в Женеве и который нам удалось обнаружить лишь недавно. Короче говоря, если удастся найти вторую половинку этой монеты, мы найдем и нового графа Карлштайна!

И тут я заметила, что с Элизой творится что-то странное. Она вдруг как-то засуетилась, задергалась, стала шарить на шее рукой, негромко попискивая при этом, словно под платье ей попал жучок. Люди, посмеиваясь, поглядывали на нее, но вскоре взгляды их стали удивленными, ибо она вытащила из-под платья цепочку и крикнула: