– Что случилось? – сказала Энджи, будто он не уходил. – Что случилось?

Он упал на сиденье и, не тратя времени на ремни, запустил турбины.

– Это был вертолет «Хосаки», – сказал он, разворачивая машину. – Они, должно быть, следовали за нами. У них был лазер. Они дожидались, когда мы свернем с трассы. Не хотели оставлять для копов трупы. Когда мы заехали сюда, они уже приготовились напасть, но, судя по всему, решили, что этот несчастный придурок на нашей стороне. А может просто убирали свидетеля...

– Его голова, – голос у нее дрожал, – его голова...

– Это – лазер, – ответил Тернер, выезжая задом на служебную дорогу. Дождь почти перестал. – Пар. Мозг испаряется и взрывает череп...

Энджи перегнулась пополам, ее вырвало. Тернер вел машину одной рукой, в другой держал фляжку Оукея. Оторвав зубами притертую пробку, хлебнул виски.

Когда они достигли обочины трассы, горючее «хонды» наконец отыскало дорожку к костру на месте разрушенной бензоколонки, и неровный огненный шар вновь напомнил Тернеру городок в пустыне, вспышки осветительных ракет, побелевшее небо и реактивник, уходящий к границе Соноры.

Энджи выпрямилась, вытерла рот тыльной стороной ладони. Ее начало трясти.

– Надо убираться отсюда, – сказал Тернер, снова поворачивая на восток.

Девочка ничего не ответила, и он скосил глаза, чтобы увидеть, что она опять застыла, выпрямившись на сиденье, глаза в слабом свете приборов – совершенно белые, лицо пусто. Он видел ее такой в спальне у Руди, когда Салли позвала их взглянуть на то, что там происходит. И вот теперь тот же наплыв невесть какого языка, мягкое бормотание выплевываемых фраз, которые по звучанию вполне могли бы сойти за французский патуа. У него нет магнитофона, нет времени, ему нужно вести машину...

– Держись, – сказал он, прибавляя скорость, – с тобой будет все в порядке...

Конечно же, она его вообще не слышит. Зубы у нее стучат, мелкая дробь слышна даже за завыванием турбины. «Нужно остановиться, – подумал он, – остановиться ровно настолько, чтобы успеть засунуть ей что-нибудь между зубов – бумажник или свернутую тряпку». Руки девочки конвульсивно дергали ремни.

– Больное дитя в доме моем.

Ховер едва не съехал с трассы, когда Тернер внезапно услышал этот голос, исходивший из гортани девочки, – глубокий, низкий, странно тягучий.

– Я слышу, как выбрасывают кости, разыгрывая ее кровавое платье. Много есть рук, что копают ей могилу сегодня, и твои среди них. Враги молятся о твоей смерти, наемный человек. Они молятся до седьмого пота. Их молитвы – река лихорадки. – И потом какой-то скрип, который мог бы быть смехом.

Тернер рискнул скосить глаза вправо и увидел, как с застывших губ девочки сочится серебряная нить. Мускулы ее лица исказила странная неведомая маска.

– Кто ты?

– Я – Владыка Дорог.

– Чего ты хочешь?

– Это дитя. Пусть она станет мне лошадью и как человек сможет жить в городах людей. Это хорошо, что ты едешь на восток. Отвези ее в свой город. Я снова оседлаю ее. А с тобой поедет Самеди, стрелок. Он – ветер, что ты держишь в своих руках, но он переменчив, этот Лорд Кладбищ, неважно, сколь верно ты служил ему...

Тернер повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как тело девочки безвольно повалилось набок, голова запрокинулась, челюсть отвисла.

– С вами говорит автоответчик Финна, – сказал динамик под экраном, – а самого Финна здесь нет. Хотите что-то сбросить – код доступа вам уже известен. Хотите оставить сообщение – валяйте.

Поглядев с полминуты на изображение на экране, Бобби медленно покачал головой. Большинство автоответчиков для видеотелефонов обычно бывают снабжены косметическими субпрограммами, написанными для того, чтобы привести видеопортрет владельца в большее соответствие с общепринятым каноном красоты: стирают родимые пятна и неуловимо меняют очертания лица, подгоняя их под идеализированную статистическую норму. Эффект косметической программы на гротескных чертах Финна был определенно самой странной штукой, какую Бобби когда-либо видел, – как будто кто-то прошелся по физиономии дохлого суслика целым набором цветных карандашей, да еще вкатил пару инъекций парафина, как это обычно делают в похоронной конторе.

– Это неестественно, – сказал Джаммер, прихлебывая «скотч».

Бобби кивнул.

– У Финна, – продолжал Джаммер, – боязнь пространства, агорафобия. Весь покрывается сыпью, стоит ему выйти из этой его чертовой крепости, которую он выдает за магазин. К тому же он – телефонный маньяк: не может не ответить на звонок, если он дома. Я начинаю думать, что эта сучка права. Лукас мертв, и на подходе какие-то серьезные дела...

– Сучка, – сказала из-за бара Джекки, – уже знает.

— Она знает, – повторил Джаммер, ставя пластиковый стакан и теребя галстук-бабочку, – она знает. Разговаривала с чертом в матрице, так что она знает...

– Ну, Лукас не отвечает, и Бовуа не отвечает, так что, возможно, она права. – Бобби потянулся и отключил телефон, когда сигнал записи изменил тон.

Джаммер облачился в плиссированную рубашку, белый смокинг и черные брюки с атласным рантом по штанине – Бобби решил, что это его рабочая одежда для клуба.

– Никого, – сказал он вдруг, переводя взгляд с Бобби на Джекки. – Где Богус и Шарки? Где официантки?

– Кто такие Богус и Шарки? – спросил Бобби.

– Бармены. Мне это не нравится, – Встав со стула, он подошел к двери и осторожно отодвинул краешек шторы. – Что, черт побери, тут делают эти недоноски? Эй, Счет, это, пожалуй, но твоей части! Подойди сюда...

Бобби встал, исполненный самых дурных предчувствий – ему вовсе не хотелось рассказывать Джекки и Джаммеру, как он дал увидеть себя Леону, поскольку не хотел выглядеть вильсоном, – и подошел к владельцу клуба.

– Давай. Глянь-ка. Только так, чтобы тебя не увидели. Они так усиленно делают вид, что не наблюдают за нами, аж запах чувствуется.

Бобби подвинул штору, стараясь не раздвигать щелку больше, чем на сантиметр, и выглянул наружу. Пеструю толпу покупателей, похоже, почти полностью сменили черные гребни готиков в коже и шипах и – это его просто ошеломило – в равной пропорции со золотоволосыми казуарами. Казуары были облачены в хлопковые одежды модного на этой неделе в Синдзюку оттенка и белые мокасины с золотыми пряжками.

– Не знаю, – Бобби ошеломленно поглядел на Джаммера, – но они не должны быть вместе, казуары и готики, понимаешь? Они естественные враги, это у них вроде как в генах... Он выглянул еще раз. – Черт побери, да их тут под сотню.

Джаммер глубоко засунул руки в карманы черных брюк.

– Ты знаешь кого-нибудь из этих парней?

– Готиков, болтаю с ними иногда. Правда, их трудно отличить одного от другого. Что до казуаров, то эти просто давят все вокруг, что не они. Вот этим они в основном и занимаются. Хотя... меня только что порезали долики, а предполагается, что у доликов с готиками перемирие, так что кто знает?

Джаммер вздохнул.

– Ясно. Думаю, тебе не хочется выйти туда, чтобы спросить кого-нибудь, что они тут, по их мнению, затевают?

– Нет, – серьезно ответил Бобби. – Не хочется.

– Гм, – Джаммер поглядел на Бобби, явно что-то просчитывая. И это Бобби определенно не понравилось.

С высокого черного потолка упал какой-то маленький предмет, громко звякнув об один из круглых столов. Предмет подпрыгнул, ударился о ковер и, прокатившись с метр, остановился между новых ботинок Бобби. Бобби автоматически за ним нагнулся, поднял. Это оказался старомодный болт с крестообразной прорезью на шляпке. Резьба проржавела, на шляпке – сгусток тускло-черной масляной краски. Он поднял глаза, когда второй такой же болт ударился о стол, а потом краем глаза уловил пугающе стремительное движение Джаммера, метнувшегося через стойку бара возле универсального кредитного модуля. Джаммер исчез, вслед за этим послышался слабый звук чего-то рвущегося – липучка, – и Бобби понял, что Джаммер уже сжимает в руке массивный пистолет, который он видел там несколько часов назад. Бобби огляделся по сторонам, но Джекки нигде не было видно.