Галени поджал губы, но через секунду лицо его исказилось гримасой отчаяния.

— Скорее всего вы правы.

Майлза испугало лицо Галени, и он поспешно продолжил:

— Короче, я рад, что не сделался ясновидящим. Боюсь, мое подсознание намного сообразительнее рассудка. Я просто не воспринял его сигнал. — И Майлз снова ткнул пальцем вверх. — Не цетагандийцы?

— Нет. — Галени с каменным лицом прислонился к стене. — Комаррцы.

— А! — Майлз прикусил губу. — Комаррский заговор. Но это чревато…

Губы Галени изогнулись:

— Вот именно.

— Ну что ж! — пронзительно вскрикнул Майлз. — Они нас еще не прикончили. Должна быть причина, по которой мы нужны им живыми.

Галени мрачно, с вызовом усмехнулся:

— Абсолютно никакой причины!

Слова вырвались вместе с хриплым смешком, который резко оборвался. Видимо, какая-то шутка, понятная только Галени и осветительной панели.

— Он воображает, что у него есть причина, — объяснил Галени, — но он глубоко ошибается.

Горькая фраза тоже была обращена к потолку. О чем это он? О ком?

Майлз сделал глубокий вдох.

— Ладно, Галени, выкладывайте. Что случилось тем утром, когда вы исчезли из посольства?

Галени вздохнул, пытаясь взять себя в руки:

— В то утро мне позвонили. Старый знакомый, комаррец. С просьбой о встрече.

— Звонок не был зарегистрирован. Айвен проверил ваш комм.

— Я его стер. Это было ошибкой, но тогда я этого не знал. Какие-то его слова заставили меня подумать, что встреча может прояснить тайну того странного приказа относительно вашего пребывания в посольстве.

— Так мне удалось убедить вас, что с моим приказом не все в порядке?

— О да. Я понимал, что если это так, значит, безопасность посольства взорвана изнутри. Вероятно, через курьера. Но я не осмелился обвинить его, не имея доказательств.

— Курьер, да, — кивнул Майлз. — Это было моим вторым предположением.

Галени приподнял брови:

— А первым?

— Боюсь, что вы.

Улыбка Галени была более чем выразительной.

Майлз смущенно пожал плечами:

— Я решил, что вы взяли да прикарманили мои восемнадцать миллионов марок. Но если вы действительно это сделали, почему вы не сбежали, думал я. И тут вы сбежали.

— О! — в свою очередь выдохнул Галени.

— Так все сошлось, — продолжал Майлз, — и я уверился в том, что вы растратчик, дезертир, вор и вообще комаррский сукин сын.

— И что вам помешало обвинить меня в этом официально?

— К сожалению, ничего. — Майлз откашлялся. — Простите.

Галени позеленел. Он был слишком расстроен, чтобы притворяться возмущенным.

— Простите, — повторил Майлз. — Но если мы отсюда не выберемся, ваше имя будет смешано с грязью.

— Значит, все было напрасно…

Галени облокотился о стену, запрокинул голову и закрыл глаза, словно от сильной боли.

Майлз представил себе политические последствия бесследного исчезновения Галени. Следователи наверняка сочтут его мошенником, плюс к тому замешанным в киднеппинге, и убийстве, и побеге, и Бог весть в чем еще. Можно не сомневаться, что скандал потрясет до основания систему интеграции Комарры, а может, вообще уничтожит ее. Майлз взглянул на сидящего напротив человека — его отец, лорд Форкосиган, когда-то решил положиться на него.

«Некое искупление…»

Одного этого достаточно, чтобы комаррское подполье уничтожило их обоих. Но существование — Господи, только не клона! — дубль-Майлза свидетельствовало, что тень, брошенная Майлзом на Галени, была на руку комаррцам. Интересно, какова будет их благодарность.

— Так вы пошли на встречу с этим человеком, — напомнил Майлз. — Не захватив с собой ни комм-устройство, ни охранника.

— Да.

— И быстренько были похищены. А еще критиковали мое легкомыслие!

— Да. — Галени открыл глаза. — Вернее, нет. Сначала мы вместе поели.

— Вы сели с этим типом за стол? Или… Она была хорошенькая?

Тут Майлз вспомнил, какое местоимение Галени употребил, обращаясь к осветительной панели.

— Ничуть. Но он действительно попытался меня распропагандировать.

— И ему это удалось?

В ответ на испепеляющий взгляд Галени Майлз объяснил:

— Видите ли, наш разговор напоминает мне пьесу… для моего развлечения.

Галени поморщился, наполовину раздраженно, наполовину соглашаясь. Подделки и оригиналы, правда и ложь. Как их проверить здесь? Чем?

— Я послал его подальше. — Галени произнес это достаточно громко, чтобы панель не пропустила мимо ушей. — Мне следовало догадаться, что за время нашей беседы он сказал слишком много, и меня просто опасно оставлять на свободе. Но мы обменялись гарантиями. Я повернулся к нему спиной… позволил чувству взять верх над разумом. И очутился здесь. — Галени оглядел узкую камеру. — Но это ненадолго. Пока у него не пройдет внезапная вспышка сентиментальности.

Галени явно бросил это осветительной панели как вызов.

Майлз втянул сквозь зубы холодный воздух.

— Видно, ваше знакомство очень давнее и очень серьезное.

— О да.

Галени снова закрыл глаза, словно хотел уйти от Майлза и всего мира в благодатный сон.

Замедленные, осторожные движения Галени говорили о пытках…

— Они пытались убедить вас? Или допрашивали старым добрым способом?

Галени чуть прикоснулся к лиловому кровоподтеку под левым глазом.

— Нет, для допросов у них существует суперпентотал. Меня обрабатывали им уже три-четыре раза. Сейчас они должны знать о службе безопасности посольства практически все.

— Тогда почему вы в синяках?

— Я пытался вырваться… Кажется, вчера. Могу вас заверить: та троица, что меня задерживала, выглядит гораздо хуже. Наверное, они еще надеются, что я передумаю.

— А вы не могли бы прикинуться, что согласны? Ненадолго, только чтобы выбраться отсюда? — спросил Майлз.

Галени гневно воззрился на него.

— Ни за что! — проскрежетал он. Но припадок ярости миновал почти мгновенно, и он с усталым вздохом кивнул головой: — Наверное, мне следовало это сделать. Но теперь уже поздно.

Не повредили ли они капитану мозги своими химическими средствами? Если холодный логик Галени позволяет чувствам до такой степени владеть им и его рассудком… Да, это должны быть мощные эмоции.

— Вряд ли они примут мое предложение о сотрудничестве, — уныло предположил Майлз.

К Галени вернулась его обычная ленивая растяжечка:

— Конечно, нет.

Через несколько минут Майлз заметил:

— Это не может быть клон, знаете ли.

— Почему? — осведомился Галени.

— Любой клон, выращенный из клеток моего тела, должен выглядеть… ну, как Айвен. Шести футов ростом и не такой искривленный. С хорошими костями, а не моими палочками. Если только… — (ужасная мысль!) —…медики не лгали мне всю жизнь относительно моих генов.

— Его должны были искривить в соответствии с вами, — задумчиво предположил Галени. — Химически или хирургически, или и так, и эдак. С вашим клоном это сделать не труднее, чем с любым другим хирургическим конструктом. Может, даже легче.

— Но то, что произошло со мной, — такой странный случай… Даже лечение было экспериментом. Мои собственные врачи не знали, что у них получится, пока все не закончилось.

— Наверное, было нелегко заполучить ваш дубликат. Тем не менее его заполучили. Может… индивидуум, которого мы видели, являет собой последнюю из таких попыток.

— А как они поступали с неудачными? — в ужасе воскликнул Майлз. Перед его мысленным взором предстала шеренга клонов, похожих на иллюстрацию эволюционного процесса, только в обратном порядке: прямоходящий Айвеноподобный кроманьонец, регрессирующий через потерянные звенья до обезьяноподобного Майлза.

— Полагаю, их устранили.

Голос Галени был мягким и высоким: он не столько отрицал, сколько бросал вызов ужасу.

Майлза затошнило:

— Какая жестокость!

— О да, — все так же мягко согласился Галени.

Но Майлз пытался рассуждать, несмотря ни на что.

— Значит, он… клон… — «мой брат-близнец». — Майлз заставил себя додумать эту мысль до конца. — Но тогда он должен быть много моложе меня.