– Очень хорошо. Возможно, вы и правы. Но у меня нет денег.

– В таком случае я взыщу с вас, так сказать, службой. Однако полумрак будет гораздо приличнее для дискуссии между джентльменами. Вы и я отобедаем вместе, сэр. Небольшой фазан и, быть может, слабо прожаренный ростбиф к красному вину?

– Я никак не могу остаться обедать, – ответила она.

– Отчего же? Вы так бледны. Красное вино и красное мясо пойдут вам на пользу. А покамест я должен вымыться и написать несколько писем. Я весь самым прискорбным образом обсыпан пеплом. Вас не затруднит подождать?

– Вы серьезно? Вы собираетесь оставить меня вот так, привязанным, ради того чтобы потом отобедать со мной вдвоем?

– А вы бы предпочли отработать свой долг, таская для меня уголь и горячую воду? – Плавным движением он поднялся и прошелся по комнате.

Его отражение в большом напольном зеркале двинулось вместе с ним. Мускулистые плечи, поджарый торс, узкие бедра мерцали в угасающем свете дня как сноровистые привидения. Он двигался великолепно, чувствовалось, что его тело и ум в совершенной гармонии друг с другом, как у ратника, готового к войне. Мужчина, которого должны опасаться другие мужчины. Мужчина, которого домогаются женщины. Мужчина, который из-за ее вмешательства только что лишился своей любовницы и который, несмотря на невозмутимый вид, находился во власти гнева, силу которого и сам вряд ли сознавал.

Он развязал широкий галстук, отбросил его в сторону, затем отстегнул и положил на буфет позолоченные ножны с вложенной в них шпагой.

– Красивая игрушка, – заметил он, глядя на свою шпагу. – Подарок, как вы, должно быть, уже догадались, леди Грэнхем. К сожалению, теперь я буду просто обязан вернуть его ей.

Да, он в ужасном гневе. Он вернулся к зеркалу и снял свой серебристый парик. Без парика он выглядел каким-то дикарем.

На его звонок явился лакей. Дав стал отдавать ему приказания, слишком тихо, чтобы она могла расслышать. Она разобрала только несколько слов и среди них слово «ванна». Боже, неужели он и правда собрался принимать ванну! Сильвия с трудом сдержала улыбку. Ну конечно, он же считает, что она мальчик!

Она наблюдала за тем, как он идет через всю комнату к столу с несессером для письменных принадлежностей, снова и снова ероша пальцами волосы. Темные пряди легли на высокий воротник, закрыли уши. Похоже, ему нравилось состояние полуодетости, нравилось сознавать, что ничто не лежит между его кожей и все еще дымным воздухом, кроме единственного слоя полотна.

Глубоко внутри ее затеплилось незваное, но знакомое чувство – броситься прямо в его крепкие мужские объятия, как ей доводилось не раз...

– Как ваше имя? – спросил он.

– Джордж. – Она не обманывала. – Джордж Уайт.

– Имеется ли у вас опыт обращения с женщинами, Джордж?

– Вне всякого сомнения, не такой, как у вас, сэр, хотя я полагаю себя достаточно искушенным в ритуалах ухаживания.

Он обернулся и посмотрел на нее, приподняв брови.

– Право же, для такого юнца вы очень уж уверенно похваляетесь!

– Те, кому я служил прежде, не раз требовали от меня выполнения услуг в подобной области...

– Ну, если вы такой уж эксперт, то посоветуйте, что мне следует написать Мег.

Она постаралась придать своему лицу сокрушенное выражение.

– С вашего позволения, сэр, я мог бы написать письмо за вас. У меня великолепный почерк.

Он засмеялся; зацепив одной обутой в сапог ногой стул, подтянул его к себе, затем очинил перо несколькими быстрыми движениями перочинного ножа.

– И у меня тоже, – сообщил он.

Она смотрела, как его перо быстро бежало по бумаге.

– Позвольте прочесть вслух мое письмо к бывшей любовнице, – предложил он. – интересно узнать ваше мнение.

Сильвия смотрела на него, пытаясь не обращать внимания на ноющую боль в руках.

– Ну разумеется, с удовольствием.

– «Моя дорогая, несравненная Мег, – начал он читать. – Полагаю, мы только что вошли в историю или по крайней мере дали обильную пищу сплетникам, хотя могу сообщить тебе забавную новость: мой человек только что разыскал несколько избежавших сожжения рубашек, равно как и пару-другую чулок, недавно вернувшихся от моей прачки...»

– Так ваши потери не столь велики, как вы пытались внушить мне? – перебила его Сильвия.

– Позвольте, я продолжу: «Также до моего сведения дошло, что вы оставили мне четыре камзола и пять жилетов, поскольку упомянутую одежду еще прежде отнесли вниз для тщательной обработки щеткой, в том числе ваш любимый жилет опалового шелка. Несколько пар башмаков и сапог также избегли гибели посредством военной хитрости: в нужное время подверглись чистке. До чего безнравственная обувь – надо же, так надуть даму!» – Он приостановился и опустил письмо. – Как вам пока, нравится?

– Очень мило, – ответила Сильвия.

– Нет, – юмор притаился в уголках его губ. – Она обрадуется. Мег гораздо великодушнее тебя, Джордж. Разумеется, по-настоящему имеет значение следующая часть письма...

– В которой вы даете торжественную клятву отомстить?

– В которой я сообщаю ей правду. – Он вновь принялся читать: – «Возможно, ты отвергнешь мое следующее признание как кокетство шалопая, но я действительно люблю тебя, моя дорогая Мег, и очень сильно. Мне жаль, что все кончено. Надеюсь, мы сумеем в следующий раз встретиться как друзья, способные найти в себе силы посмеяться над нашей обоюдной катастрофой. Право, я не могу не признать, хотя и заслужу тем твои насмешки: сделанное тобой великолепно. Прими мое восхищение, мои сожаления и мои глубочайшие извинения. Разумеется, я верну шпагу и прочие твои дары, которыми ты осыпала своего недостойного любовника. Мой конюх доставит Абдиэля в твои конюшни на рассвете. Остаюсь ваш, ваше сиятельство, покорнейший и преданнейший слуга», ну и так далее. – Он поднял глаза от письма. – Господи, Джордж, тебе худо?

С первой же фразы второго абзаца у нее началось ужасное головокружение, словно вся ясность вытекла из ее головы и осталось одно ошеломление.

«Мне жаль, что все кончено... я действительно люблю тебя, моя дорогая Мег, и очень сильно...»

– Так вы до сих пор влюблены в нее? – Голос ее прозвучал глухо.

– Влюблен? – Горячий сургуч падал розовыми лепестками, и вот он наконец запечатал письмо. – Какая же романтическая душа таится в твоей худенькой груди, Джордж! По-моему, ты утверждал, что имеешь опыт общения с женщинами.

– Я спросил, просто чтобы прикинуть, насколько сурово вы желаете наказать меня.

– Я не испытываю никакого желания наказывать тебя, – проговорил он. – Я хочу только взыскать с тебя то, что ты мне должен. – Он подошел к ней и двумя ударами ножа разрезал ее узы. – И если вы, сэр, намерены честно выполнить ваши обязательства, то будьте любезны присесть пока в кресло возле камина.

Она посмотрела ему в глаза – переменчивые карие глубины, то светлые, то темные, почти скрытые под густыми черными ресницами. Его взгляд, полный тайны, одновременно и притягивал, и страшил ее, бросая вызов: вот тебе шанс уйти, если желаешь. Сильвия немедленно отвела глаза. С отчаянно колотящимся сердцем она села в указанное им кресло и вытянула ноги.

Его шпага лежала на столе. Он разоружился специально, демонстрируя свою уверенность настолько, что рискнул освободить ее, хотя она могла оказаться врагом.

– Что касается Мег, – он, – то мне очень жаль, что я не сумел любить ее так, как она того заслуживает, но если бы ты хоть сколько-нибудь понимал в обычаях лондонского света, то тебе стало бы ясно, что после случившегося на улице обратного пути нет.

– Так, значит, все дело в гордости?

Он стянул рубашку через голову. Отблески слабого света заиграли на его обнаженной спине, на мышцах живота и груди. Во рту у нее пересохло.