– У тебя, по-моему, бред начался, – улыбнулась она. – Теперь поспи. А я посижу рядом. – Любовь к Даву затопила ее сердце.

Через несколько дней у него началась новая, очень сильная лихорадка. Слуги приходили и уходили. Мег силой уводила Сильвию от его постели, заставляла спать и есть. Ившир возил из Лондона лучших докторов. «Целые недели, целые месяцы моей жизни пошли прахом».

«Больше ты никогда не будешь терять целых кусков жизни, – пообещала она самой себе. – Когда ты поправишься, любимый, все будет по-другому».

Он ощутил голод. Ужасный, зверский голод. Лакей подал ему говяжьего бульона и вышел. Дав долго смотрел на балдахин над головой, потом окинул взглядом пустую комнату. Сильвии не было, и ему стало тоскливо.

По стеклам окон стекали капли дождя.

Дверь стукнула.

– Ты проснулся? – раздался голос Сильвии. – Посмотри, какие нарциссы! Они растут прямо в лесу, возле озера. Целые поля нарциссов!

В руках она держала охапку золотистых цветов с нежными лепестками.

– Нарциссы? Неужели уже март? Она кивнула.

– Они прекрасны как божий день, – подтвердил он. – Прекрасны, как ты сама, хотя несколько меньше растрепаны.

Сильвия опустила глаза. Ее мокрые волосы свисали неряшливыми завитками, лицо раскраснелось.

– Дождь начался, когда я собирала их в лесу. – Она поставила нарциссы в большой кувшин возле его постели и отступила на шагг чтобы полюбоваться эффектом. – Это для тебя. И я ничего не потребую взамен.

Дав потянулся. Рана еще чувствовалась, но жгучая боль уже прошла.

– Право, мадам! Ну что бы я мог вам дать взамен? Я разорен. Книгопечатня...

– ...работает прекраснейшим образом, – перебила она его. – Подвал вычищен. Водяное колесо крутится. Неужели ты и вправду беспокоился об этом? Власти теперь уже совершенно уверились в том, что все бесчинства произведены исчезнувшим гнусным изменником Джорджем Уайтом с его французскими идеями и итальянскими симпатиями. По городу ходит слух, что он-то и стрелял в тебя. Свет полон сочувствия к тебе. В конце концов, ведь ты спас короля от изменника. Твоя продукция в моде и дает недурную прибыль.

– Черт побери! – воскликнул он и засмеялся. – Так ты управляешь за меня книгопечатней?

Он попытался сесть. Сильвия поспешила подсунуть ему под спину подушки.

– Нет, просто слежу, чтобы все шло как надо, пока ты болеешь. Я же как-никак твой секретарь.

Дав протянул к ней руку.

– А что еще?

Она отвела глаза, зардевшись как заря.

– Что еще делается в мире? Герцог предлагает тебе, раз уж ты исповедуешь реформистские идеалы, приложить свои усилия там, где можно по-настоящему что-то сделать. Он предлагает тебе место в палате общин. Кажется, несколько городков, представленных в парламенте, находятся под его контролем. Он также считает себя обязанным возместить убыток, который причинил его брат тебе и сэру Томасу, что, похоже, составит пару-другую имений, которые, будучи сданы в аренду, принесут небольшое состояние...

– Я снова попрошу тебя стать моей женой, и на сей раз ты скажешь мне «да», раз уж дела у меня так прекрасно складываются.

– После того как ты поправишься, – она взяла его руку и коснулась губами кончиков его пальцев, – и наберешься сил.

Он обвел пальцем ее нежный рот.

– И стану таким же сильным, как тогда, когда целовал в лабиринте своего секретаря?

– Ты знал, что там была я. А я-то, дура, не догадывалась!

– А ты, кроме всего прочего, боялась оказаться дурой, так? «Мужчина превращается в сущего шута горохового из-за своих желаний, чего никогда не происходит с женщиной».

Ее улыбка стала еще шире.

– Боже! Уж в какую дуру я превратилась из-за тебя, словами не выразить! Страсть к вам погубила меня, сэр. Леди Грэнхем говорила мне как-то, что любовь требует безоговорочной капитуляции, но теперь я знаю, что никто не может заставить человека любить. Любовь принадлежит самому человеку, и он волен дарить ее кому вздумается. Может, раньше я так отчаянно жаждала любви, что боялась погибнуть из-за нее. Для меня признаться в своих чувствах казалось равнозначным поражению.

– Потому что без любви безопаснее?

– Да, – махнула она головой. – Но в настоящей любви нет ничего безопасного. Это сплошной риск.

– Любовь – это дар, – подтвердил он. – Как жизнь.

– И дар дают и принимают только по своей воле. – Она прижала его ладонь к своей груди. Сердце ее билось ровно. – Ты действительно моя судьба, Дав. Однако теперь я знаю, что ничто человеческое тебе не чуждо, что ты не идеален, даже полон одному тебе свойственных недостатков. То, что я сейчас чувствую, не просто влюбленность, а любовь, реальная и глубокая, как океан.

– Так же как и моя любовь к тебе, Сильвия. Так ты не допустишь, чтобы свалившееся на меня благодаря Ивширу богатство стало между нами?

– То есть не откажу ли я из гордости? Из страха, что ты решишь, будто богатство-то и склонило меня к браку с тобой?

– Ну, я все же не настолько глуп, чтобы думать так, Сильвия.

– Спасибо, – ответила она. – Ившир осыпал и меня дарами, и выплатил деньги, положенные мне за выполнение задания. Я теперь и сама вполне состоятельная женщина.

– Вот и прекрасно, – он. – Мне всегда хотелось заполучить богатую невесту. – Рука его снова скользнула по ее обнаженной шее. —... то даже для человека, прикованного к одру болезни, существует множество безнравственных способов познать несказанное блаженство вместе со своей любимой...

В глазах ее загорелась страсть. Возбуждение охватило обоих, и вспыхнул огонь желания. Сильвия откинула одеяло.

– Ну, тогда, может, нам следует пожениться в прекрасном месяце мае? Когда расцветут цветы, о которых мне рассказывала моя мать?

Он откинул голову и прикрыл глаза.

– Так ты выйдешь за меня?

Она склонилась над ним, губы ее прижались к его губам, и он не стал требовать другого ответа.

Калужница, лютик, горицвет, смолевка, кукушкин цвет, вероника, журавельник и дикая горчица цвели во всем своем многокрасочном великолепии по всему поместью Мег. Фиалка собачья и лесной анемон уже отцвели, а от подснежников и нарциссов давно уже остались только листочки. Они отступили перед весенним натиском буйной майской зелени.

Дав и Сильвия, направлявшиеся в Грэнхем-Холл, ехали рядышком по тому самому мосту через речку, возле которого лорду Хартшему когда-то пришлось выбираться из-под своих саней. Впереди виднелись ухоженные сады Мег: вон живая изгородь лабиринта, в центре которого они с Сильвией три дня назад предавались любви под благосклонными взглядами Афродиты; а вон оранжерея, в которой они на следующий день собирали цветущие веточки – как раз накануне дня их свадьбы, и там они любили друг друга среди белых лепестков.

Дав совсем поправился. От выстрела Берты остался только бледный шрам. Завтра они с Сильвией отправятся в Озерный край, где мать Дава, Элизабет, поджидала молодую невестку. По пути они заглянут и в имения, которые Ившир передал им по акту и как компенсацию за то, что совершил его брат, и в качестве свадебного подарка.

Обе лошади, и Абдиэль, и серый мерин Сильвии – подарок Мег, – спокойно шли рядом. И копыта их звенели по камням моста.

На повороте дороги, где когда-то лорд Боун на мгновение появился в свете костра как сверкающий зеленый жук, их поджидал Таннер Бринк верхом на своем серо-коричневом пони.

– Так, так, так, – улыбнулся он ослепительной улыбкой от уха до уха. – Брак всем нам, похоже, пошел на пользу. А вот твоя родная маменька не венчалась в церкви с твоим папашей, мистер Давенби, хоть он женился на ней, и еще как, не хуже, чем и я на своей дорогой французской женушке. Да, родители, которые зачали тебя, венчались вокруг ракитового куста. Кому ж и знать, как не мне. Я сам присутствовал на их свадьбе.

– Ты знал моих родных отца и мать? – Дав сам удивился, как мало его поразила новость Таннера. – Впрочем, мне давно бы следовало догадаться.

– Следовало, следовало. – Цыган подмигнул. – Твой папаша приходился кузеном моей маменьке. А то почему бы еще я стал возиться со столь беспокойным юнцом все годы?