— Это ты! Это действительно ты?

Что я мог ей сказать? Слова застряли где-то в горле.

— Все было как в кошмарном сне, — зашептала она. — Я хотела броситься со скалы, но тут появился ты. А я все видела. Тряслась от страха, но не закрывала глаза.

По ее щекам покатились крупные слезы.

— Я сразу поверила, что ты спасешь меня. Просто по-другому не могло случиться. Ты был как древний воин из фильма. Ад страшной ночи, крики, огни… и ты, спаситель, вышедший из мрака…

Слезинка на длинных ресницах сверкнула волшебной звездой. Она сжала руками мою ладонь и поднесла ее к своим губам. Я ничего не понимал. Той ночью многие мужчины ушли к дороге, но бабушка не пустила меня, да и какой я был ходок с больной ногой.

— Как тебя зовут? — спросила девушка.

— Марк.

Она дотронулась до моей разбитой брови, а потом, клянусь, поцеловала меня.

— Спасибо, Марк.

Мир зашатался под ногами. Я хотел что-то сказать. Она, наверное, путала меня с кем-то другим. Но это был мой первый поцелуй! И я стоял, открыв рот. Я смотрел ей вслед, пока она сбегала по узкой тропе к дому Фарома. Она обозналась. Я не знал, о каком спасении говорила девушка, но чувство безмерной радости наполняло меня по самую макушку. Смущение исчезло. На земле осталась только эта радость, и я благодарил синеву небес за подаренную встречу.

Мы виделись каждый день. Я шел к мосту у ручья и находил ее там. Старуха Гуне попросила починить крышу, и я весь день видел, как Гули стирала белье во дворе. Когда она поднимала голову, наши взгляды встречались. Проходили мгновения, долгие минуты, а мы смотрели друг на друга, пока из моих пальцев не сыпались гвозди или у нее не падал в воду отжатый платок.

Однажды я встретил Фарома и начал расспрашивать его о том, что случилось у дороги. Но он только покачал головой и сказал, что я, видимо, сильно ушибся, когда слетел со скалы. Многие люди странно посматривали на меня, и я не понимал причину этих взглядов. Сначала мне казалось, что они не одобряли моего внимания к Гули. Вернее, опасались, что я могу обидеть сироту. Однако Сото убедил меня в обратном. По его словам, я стал легендой этих мест. Он сказал, что по селам разнеслась весть о храбром юноше, который спас в бою прекрасную девушку.

Я не знал, что со мной происходит. Любовь к Гули и непонятное уважение соседей заставляли меня сторониться людей. По ночам я видел сны о человеке, который был очень близок мне и бесконечно далек. Сото говорил, что виною всему был мой возраст.

— Ты становишься мужчиной, и юность уходит в прошлое. С ним грустно прощаться, но и цепляться за него не стоит.

Чтобы развеять мою грусть, он часто уводил меня в горы. Мы поднимались к вершинам, за которыми открывались новые вершины. Мы шли по узким тропам, перебирались через ручьи, и покой древних скал усмирял мои мысли и чувства.

Однажды Сото указал мне на горный склон.

— Это ущелье ведет к древнему городу, — сказал он. — Ты не поверишь, но когда-то здесь было прекрасное место. Вон там сеяли злаки, у водопада начинались крепостные стены, а здесь проходило русло небольшой речушки, в которой голая детвора купалась и с визгом ловила рыбу. От города не осталось и пылинки. Орды кочевников сравняли его с землей, и только людская память хранит следы его существования.

— Присядем, Сото. Я хочу пропитаться этим местом. Возможно, здесь жили мои предки. Какое-то чувство тревожит меня.

— Там, у дерева дикой сливы, кончалась ограда дворца, и в вечерней мгле можно было услышать тяжелую поступь часовых. А когда смолкали их шаги, в молодом орешнике мелькало белое платье. Юная дева, служанка властителя, словно дикая козочка, спешила к возлюбленному. Тот ждал у дороги. Отважное сердце сжималось в волнении. И вот долгожданная встреча! Нежный блеск огромных черных глаз, и трепет ресниц, переполненных неги! Слезинка, в которой сверкнула звезда! Как же звали ее… забыл…

— Мефи.

— Ну да, Мефи! Она первой услышала стук меча о щит и побежала поднимать людей. А юноша продержался недолго… В последнюю секунду сквозь кровавую пелену он увидел блеск далекой звезды и прошептал имя своей любимой…

— Ее белое платье украшал серебристый пояс, и глаза обещали скорую встречу. Она не успела. Коварная стрела оборвала ее бег — вон там, у куста, и дикая птица с криком взлетела в ночное небо. А внизу уже понималось пламя.

— Все верно, сынок. Но откуда такая осведомленность? Ты читаешь историю этих мест как с листа.

— Не знаю, Сото. Это как сон. Ты говоришь, и я вспоминаю. Но память ли это?

— Зачем нам слова? Есть прекрасное чувство — слияние с тайной. Связь с частью себя, о которой не знаешь, пока она искрой не вырвется из глубины души и озарением истины не сожмет твое горло. Зачем нам слова, когда каждый миг готов открыть века, и каждый камень хочет рассказать о величии прошлого? Надо только научиться слушать. Надо только научиться принимать. Что случилось сейчас? Ты отдался покою, безмолвию гор, этим теням на скалах. Ты принял мир без поправок и страхов. Ты прожил этот миг! Так к чему нам слова?

— Значит, я могу сделать это и в следующий раз?

— Подумай, о чем ты говоришь? Если ты собираешься жить только по две минуты в день, то кто же ты сейчас?

— Мертвец?

— Хм! Давай оставим тебе перспективу. Ты — слепой щенок, который учится видеть.

— А можно ли прожить вот так всю жизнь? И если каждый миг несет в себе века, то что же это будет?

— Чарующая цель: бессмертное сознание!

— Давай попробуем еще!

— Давай.

— Вот здорово! А как?

Тихими вечерами, когда звездное небо опускалось на черные зубья горной гряды, мы встречались с Гули на нашем месте у башни, и я рассказывал ей о себе, а она вспоминала о маме и брате, о доме, белевшем в зелени фруктового сада. Наши пальцы сплетались, губы приближались близко-близко, и время отступало прочь. Терялись очертания домов, нас обнимала ночь. Глаза Гули, отблески зарниц и долгая песня влюбленных сверчков.

Порой к нам приходил Сото. Мы разводили маленький костер. Гули опускала голову на мое плечо, старик подбрасывал в огонь сухие ветви. Мы смотрели на пламя и молчали. Молчание у костра — это песня. Молчание у костра — это миг и вечность. Нежные волосы Гули у моего лица, ее ладонь в моей руке, задумчивый взгляд Сото и наше молчание. А иногда он рассказывал нам свои сказки.

— В эту ночь нельзя не говорить о любви. Я никогда еще не видел такой огромной и полной луны. Ее призрачный свет будит в моем сердце давно забытую историю. Взгляните на башню — этот суровый памятник прошлого. Она, как неустанный часовой! Чернота пустых бойниц, печальный отблеск огня на несокрушимых стенах. Это история о любви — любви несчастной и, быть может, нелепой. Но поверьте, наша башня влюблена в луну.

Я обернулся и посмотрел на мрачные контуры древнего сооружения.

— В спокойные тихие ночи луна протягивает свои лучи к бессменному стражу, и ее страстные поцелуи оставляют на каменных стенах игривые пятна света. Она зовет любимого за собой — туда, где мир теряет свою устойчивость, где возможны любые чудеса, где любовь луны и сторожевой башни обычное дело. Но страж не может уйти. Он остается здесь, охраняя селение и людей от кровавых набегов. Как объяснить ему, что минули года, когда мощь и верность башни была суровой необходимостью? Как объяснить ему тщетность его предназначения?

Старик покачал головой.

— А кто из нас может признать никчемность своей жизни? Не будем осуждать нашего стража. Его любовь заслуживает уважения. В дождливые грозовые ночи, когда небо покрыто тучами, и свет луны скрыт непроницаемой пеленой, сердце башни рвется от тоски и одиночества. Отчаяние пронизывающим ветром волочит по каменным плитам пожелтевшую листву напрасных желаний. Косые струи дождя не в силах погасить огонь разлуки. И криком ночных птиц летит к небесам его страстный призыв: «О, милая луна! Приди ко мне! Иначе моя жизнь становится пустым прозябанием!»