— Марк! Не делай этого! Марк!

Но было поздно. Вестники смерти отправились в путь. Они не щадили ни боевиков, ни заложников. И не вернуть тех мгновений, когда глаза уже узнавали, а руки по-прежнему вели длинную очередь, прерывая жизни любимых и близких мне людей. Я видел, как Гули упала на колени. На белом платье расцветали красные соцветия. За ней в пыль повалились бабушка и Сото. Фарома откинуло на скалу, и он медленно сползал вниз, оставляя на камнях кровавый след.

Я закричал. Потому что это был не сон. Я действительно убил их! Там, у Бекеша! И моя память прокручивала кадры реальных событий. Гули упала. И рухнула сторожевая башня…

Я кричал, призывая смерть. От крика дрожала земля, и с небес сыпались бутафорские звезды. У ног расползалась черная бездна. Бушующий алый вихрь взвился вверх, отбросив меня в сторону. Но, взглянув на белое платье Гули, на багровые пятна от пуль — взглянув на Сото и людей, которые были моими лучшими друзьями — я бросился в пропасть небытия, потому что не мог больше жить в этом мире.

Сначала был просто узор. На красном фоне вились желтые ломаные линии. Они медленно перемещались влево, и когда я останавливал это движение, появлялись голубые пятна. Они вызывали чувство тошноты и тупой боли, хотя тела не было. Его просто не существовало. Чуть позже возникли белые полоски. Красный фон превратился в какие-то трубчатые образования — очень красивые и бесконечно длинные. Их гладкие стенки приносили покой и нежное наслаждение.

Затем появился «тело». Оно лежало на железной койке в длинной и узкой комнате. Восприятие было нарушено. Вместо окна виднелось светлое пятно. Посреди комнаты на полу чернел вытянутый прямоугольник. Я боялся провалиться туда. Позже выяснилось, что это был стол.

Приподняв дрожащую руку, я закрыл глаза и попытался дотронуться пальцем до кончика носа. Ноготь больно уперся в нижнюю губу. Мне удалось скатиться на пол и подняться на ноги. Шатало. В ушах звенел истошный непрерывный крик. Он исходил из дальних уголков сознания. Левая нога с трудом делала шаг, а правую мне приходилось тащить. Передо мной была стена, но я знал, что в правом углу находится дверь. При повороте головы в углу мелькало какое-то подобие дверного проема.

Ноги подкосились. Чьи-то руки подхватили меня. В глазах померкло. Я снова оказался на железной койке. Что со мной? Неужели это другой мир? Как только пришла эта мысль, ко мне вернулась память. Я вспомнил, как убивал своих родственников, любимую девушку, Фарома, его жену и десяток ни в чем неповинных людей.

Из груди вырвался всхлип. Кто-то похлопал меня по щеке. Я сфокусировал взгляд на мутном силуэте. Надо мной склонился майор. Как же он оказался в другом мире? Или я уже вернулся? В глазах прояснилось. Я увидел слезы на щеках командира и почти поверил, что мы в другом пространстве. В нашем мире майор никогда не плакал.

— Что они с тобой сделали, Марк, — прошептал он и смахнул с ресниц слезу. — Ублюдки! Уроды!

— Мы… в другом… мире? — спросил я.

— Нет, Марк. Но можешь считать, что я выкрал тебя с того света. Они держали тебя в операционном отделении третьего отдела. Мы с Гуриком выкрали тебя, сняв пару охранников и ночного дежурного. Ты помнишь Гурика? Он вел у вас на первом курсе огневую подготовку.

Я вспомнил этого человека. Но при чем здесь операционное отделение и третий отдел?

— Они, гады, ставили на тебе опыты, Марк. Делали вытяжки из мозга. Какого черта ты отказался от нашей службы? Они посулили тебе пряник, и ты побежал за ними, как пацан.

— Я был в другом мире?

— Ах ты, мать твою… В каком еще мире? Они накачали тебя наркотой, ввели в какое-то особое состояние, а затем выдоили, как корову.

— Значит, опыты… Вы знали об этом?

— Нет. Вчера я пришел забрать тебя в казармы. Мне сказали, что ты отказался от службы в моем подразделении и дал согласие на работу в третьем отделе. Но я же знаю тебя, Марк. Ты и третий отдел? Чепуха какая! Они включили видеозапись, а там ты, как щенок, им руки лижешь. «Научите тому, да этому. Какие перспективы, Доктор?»

Он сплюнул и выругался.

— Вот тебе и перспективы! Я сразу понял их ход. Поверь, я наслышался о них такого, что кровь в жилах стыла. И вечером мы с Гуриком прошлись по их корпусам. Однако ты уже был готовый. В полной отключке. Мы прихватили с собой пару видеокассет. Позже можешь посмотреть, на что ты променял нашу службу.

— Где я?

— Мы спрятали тебя в казарме. Пару дней отлежишься, а потом я проведу тебя за кордон.

— Бесполезно… У них сканеры…

— Наши ребята соорудили защитный экран, так что здесь тебя не найдут. А на воле сам о себе позаботишься. Не маленький.

Он помог мне встать, усадил за стол и покормил бульоном. Зрение почти восстановилось. Тем не менее, когда я поворачивал голову, предметы искажались и меняли очертания. Тело сотрясали волны отвратительной слабости. Майор обещал зайти через пять часов и просил не выходить из комнаты.

— Станет скучно, фильмец посмотри.

Он кивнул в сторону видеомагнитофона.

— Эти гады засняли всю операцию. Только, Марк, не горячись. Обдумай все на трезвую голову. И помни, тебя сейчас ребенок завалит. Надо набраться сил, сынок.

Когда он ушел, я с трудом дошел до койки и попытался уснуть. Мне приснился яркий летний день. Люди косили траву, зной растекался по склонам. Ниже виднелось село, и над головой звонко пела пичуга. Время близилось к обеду. Мы собрались под навесом. Добрая еда, покой, неторопливый разговор. И рядом сидел Сото.

— Высокая нынче трава. Может быть, и осень урожаем не обидит. Как думаешь, Сото?

— Может быть, и не обидит, если не будешь подозревать ее в плохом к тебе отношении.

— Ха! Все шутишь. У меня вот сын в университете учится. И вроде бы скоро ученым будет, а говорить с людьми не умеет. Будто букварь перед тобой. «Хм, гм, ну, гну». Я думаю, поменьше книг читать надо и побольше жизнь изучать. Если бы ты, Сото, учил детей, что бы делал, а?

— Я запер бы их в комнате и велел следить за полетом мухи.

— Зачем?

— Чтобы они поняли свою жизнь. Вот послушай. Жила в доме у старухи Гуне одна большая муха. Она жила там давно и знала дом прекрасно. Жизнь ее текла немного однообразно, но пищи было вдоволь, рядом жужжали веселые подружки, и наша муха степенно летала от окна к двери, от двери к печке, от печки к засиженной картине на стене — всегда по заведенному маршруту. Иногда в минуты вдохновения, которые были редкими и потому томительными, она позволяла себе, описав головокружительную восьмерку, присесть на лампочку, висевшую под потолком и, камнем бросившись вниз, привести в трепет соседок своим искусным виражом у самого пола.

Все в доме нравилось мухе. Все дышало покоем и безопасностью. И это был бы настоящий рай, если бы не открытая форточка. Старые мухи слагали о ней легенды, и многие считали, что именно оттуда приходила смерть. Это место было пугающим и интересным. Муха часто сидела на окне и наблюдала в зияющее отверстие за неизвестным ей миром. Холодный ветер врывался оттуда в комнату, рассеивая на миг дремотную атмосферу дома. Крылья трепетали. И новые запахи звали вдаль. Но старые мухи говорили, что неизвестное опасно, и, конечно, они были правы. Она сама сотни раз видела мелькание птиц за стеклом, а что уже говорить о воде, струящейся с неба, о том невыносимом летнем зное, защитой от которого мог быть только дом старухи Гуне. И все же в душе муха знала, что держат ее здесь только лампочка у потолка и восторженные вздохи ее беспечных подруг.

И вот однажды в дом пришел мальчик. Не знаю, почему, но жужжание большой мухи не понравилось ему, и он, вычислив ее маршрут от окна к двери, от двери к печке, от печки к картине на стене, решил ее уничтожить. Знакомый путь стал ловушкой для мухи и, понимая это, она безудержно крутила свои восьмерки, но и они вскоре перестали быть загадкой для мальчика. Срок жизни сократился до секунд. Надо было решать — форточка или смерть, ужасное неизвестное или мокрая тряпка…