— Могу тебя полностью в этом заверить.

— До такой степени, что когда-нибудь в обозримом будущем даже позволит выполнять настоящую работу на раскопках?

— Ты и так работаешь.

— Письма, бухгалтерия, а я хочу настоящей работы.

— Я боялся этого. Ты всегда хочешь находиться в центре событий, это невозможно.

— Я такой безнадежный дилетант?

— Это ответственная работа, мы действуем крайне осторожно, но так будет не всегда, ты быстро учишься.

— А Табита?

— Что Табита?

— Ты говоришь о работе с ней, а не со мной.

— Она много работала с моим отцом.

— Она не дилетант?

— У нее есть опыт…

— Которого нет у меня.

— Который ты приобретешь со временем.

— Как? Если мне не разрешают непосредственно участвовать.

— Всему свое время, ты должна понять.

— Я стараюсь, Тибальт.

— Будь терпелива, дорогая моя.

Когда он говорил ласковые слова, а это случалось редко, мое счастье преобладало над огорчением. Я согласна ждать. Все логично. Пока я не могу работать с ним бок о бок.

Он поцеловал меня:

— В свое время, Джудит.

— Сколько мы здесь пробудем? — неожиданно спросила я.

— Ты уже устала?

— Нет, с каждым днем становится все интереснее. Я подумала о Теодосии. Она хочет домой.

— Ей вообще не следовало приезжать сюда.

— Ты хочешь сказать, что Эван должен был оставить ее дома?

— Она слишком робкая, чтобы участвовать в подобных экспедициях. В любом случае, она может уехать в любое время, когда пожелает.

— А Эван?

— У него есть работа.

— Он незаменимый член экспедиции?

— Да. Он хороший археолог, хотя более склонен теоретизировать, чем заниматься практической работой.

— А ты делаешь и то, и другое?

— Естественно.

— Я знаю и восхищаюсь тобой, Тибальт. Ничуть не меньше, чем Хаким-паша восхищался мной.

Я заснула; не знаю, спал ли Тибальт. Думаю, он мечтал о славе, которая его ждет, когда он отыщет неразграбленную гробницу и первым ступит в нее, после того как прошло четыре тысячи лет.

Рано утром мы с Теодосией пошли в лавку. Теодосия плохо переносила жару и думала только о возвращении домой и о предстоящих родах.

Я старалась успокоить ее. Говорила, что местные женщины рожают в поле, а потом продолжают работать. Она немного успокаивалась, но, я знала, ненадолго. Полностью она успокоится, лишь когда мы начнем готовиться к отъезду. Теодосия разрывалась между желанием уехать в Англию и остаться с Эваном.

— Куда ты поедешь, к матери?

Она скривила лицо:

— Но по крайней мере там нет такой жары и Сабина рядом.

Сабина тоже ждала ребенка. Но ее отношение к своему положению отличалось от реакции Теодосии, если судить по ее письмам. Это были длинные письма, бессвязные, как и ее болтовня. Она вместе с Оливером радовалась будущему ребенку.

Я представляла Сабину, вспоминала нашу зеленую округу, голубые колокольчики, дикие орхидеи. Я скучала по Доркас и Элисон, мне хотелось зайти в дом священника и послушать болтовню Сабины.

Я подняла глаза и посмотрела в лазурное небо, потянула носом воздух, приносящий запахи рынка, — местная экзотика не переставала привлекать меня.

Мы остановились у магазина, где обычно работала Ясмин, склонившись над вышивкой. Но тем утром вместо нее мы увидели мальчика, который трудился над кожей.

— А где Ясмин?

Он взглянул на нас и отвел глаза, покачав головой.

— Она не заболела? — спросила я.

Но мальчик не понимал меня.

— Наверное, у нее сегодня выходной, — предположила Теодосия.

Мы пошли дальше. К сожалению, предсказатель судьбы сидел на своем месте на тротуаре. Он посмотрел на нас:

— Да будет с вами Аллах, — пробормотал он.

Он с надеждой смотрел на нас, и я не смогла пройти мимо, потому что миска, стоявшая перед ним, была пуста.

Я бросила в нее несколько монет и сразу же поняла свою ошибку. Он ведь не нищий, он гордый человек, занимается своим делом. Я заплатила — он должен предсказать мне судьбу.

Во второй раз мы уселись на коврики по обе стороны от него. Он покачал головой:

— Леди, тучи сгущаются.

— Да, вы уже говорили нам об этом, — легкомысленно сказала я.

— Тень черная, словно большая летучая мышь.

— Как неприятно, — он меня не понимал, но я говорила, чтобы успокоить Теодосию.

— Леди благословенна, ждет ребенка. Уезжай в зеленую страну, там будешь в безопасности.

Боже, ничего хуже, чем погадать, мы не могли придумать. Теодосия встала, а предсказатель наклонился надо мной. Его коричневые пальцы, как когти, вцепились мне в запястье.

— Великая леди. Скажешь: езжайте и тебя послушают. Хорошая леди, летучая мышь очень близко.

Я опустила глаза и на его руке увидела знакомую татуировку — голову шакала. Такой же рисунок украшал и руку слуги, которого укусил скорпион.

— Вы мне ничего не говорите, все только о летучей мыши. А что еще?

— Аллах добр к тебе. Он много предлагает. Великую радость, много сыновей и дочерей, большой дом… но в зеленой стране. Не здесь. Тебе решать. Летучая мышь приближается. Можно опоздать… Будет слишком поздно для тебя и для этой леди.

Я положила ему в миску еще несколько монет и поблагодарила. Теодосия дрожала, я взяла ее под руку.

— Напрасно мы слушали эти глупости. Он всем говорит одно и то же, — успокаивала ее я.

— Всем?

— Да, Табите он тоже говорил о летучей мыши.

— Она одна из нас. Значит, нам всем угрожает опасность.

— Перестань, Теодосия. Нельзя ему верить.

— Зачем ему запугивать нас?

— Потому что мы здесь чужие.

— Но мы гадаем на улице, покупаем товары в лавках. Они ведь довольны, что мы приходим.

— Да, но этот думает, что нам нравится слушать страшные слова. Это волнует.

— Я не люблю, когда меня запугивают.

— Не стоит бояться, Теодосия. Никого и ничего.

Тибальт нервничал. Теперь он был уверен, что находится на верном пути: за стеной, где они вели раскопки, наверняка есть еще одна гробница.

Мы прожили в Египте уже несколько месяцев, и нас пора вознаградить за наши труды.

— Какое будет горькое разочарование, если во второй гробнице тоже кто-то побывал, — сказал Тибальт.

— Но если та гробница спрятана за первой, как туда можно проникнуть?

— Может, есть другой вход. А у нас будет еще одна задержка из-за праздника Нила. Беда с этими праздниками, у них нет определенной даты. Этот праздник зависит от уровня воды в реке.

— Почему?

— Эта церемония посвящается умиротворению реки, возникла она тысячи лет назад, когда египтяне обожествляли реку и считали, что ее надо задабривать, иначе будут наводнения, которые затопят целые деревни.

— Неужели они думают, что если исполнят эту церемонию, то река не выйдет из берегов?

— Теперь это стало традицией, праздником реки. Но в прошлом в дар реке приносили человеческие жертвы. Теперь они бросают в Нил куклу, сделанную в рост человека, прекрасно одетую. Она олицетворяет собой девственницу, которых прежде бросали в реку.

— Бедные девственницы! Тяжелые были для них времена. Их либо отдавали на съедение драконам, либо цепями приковывали к скалам или делали что-то не менее ужасное. Совсем не весело быть девственницей в древнем мире.

— Я уверен, тебе понравится эта церемония, но мы опять задержим работу.

— Я не могу дождаться, Тибальт, когда ты ступишь в найденную гробницу. Я буду так счастлива. Все исполнится, как мы мечтали. Ты увидишь в пыли след последнего человека, который вышел из гробницы перед тем, как замуровали вход. Ты заслужил это, дорогой мой.