– Текст закончен, – сообщил компьютер.

Атлантида не сразу понял, что не услышит голоса в наушниках. Он сидел на кровати и смотрел прямо перед собой. И видел красные и синие плитки площади перед дворцом. И повсюду – черные осколки. И женщину в белом платье. И складки ткани колебал теплый западный ветер.

– Что вы думаете по поводу наших находок? – спросил он у сукки.

Те переглянулись, и сукки Кай-1 сказал:

– Ребята переживали тяжелые времена.

– А я думаю, мы нашли кувшины, помещенные в Аид[4]. Подземное царство, где нет ни мучений, ни наград. Ничего. Но в местном Аиде нет и Леты, смывающей память о прошлом. Хотел бы я знать, как звучат кувшины, попавшие в Элизии.

– Или в Тартар[5], – подсказал сукки Кай-1.

Платон хотел включить запись следующего кувшина, но отложил “смычок”. Было слишком тяжело. Будто только что вернулся с похорон, но не выпил еще и не помянул. Зато выслушал много речей о том, каким хорошим парнем был покойный. Помнится, был такой у него знакомый… то есть едва знакомый парень. Сан Саныч. Астронавт на дальних рейсах, командир грузовоза. То есть Сан Саныч один на том корабле и летал. Дельный парень. Только почему-то поговорить с ним не получалось. Встретятся где-нибудь на пересадочной базе. Привет! – Привет! Ну, еще пара шуток, глоток текилы – и все. А ведь парень-то надежный, никогда ни перед кем шеи не гнул, и умница, и остряк. Одно слово скажет – все вокруг смеются. Говорят, была у него какая-то задумка насчет планеты Итака. И все хотел Атлантида поговорить, с ним по душам. И почему-то не поговорил… Не успел. Сгорел Сан Саныч вместе со своим грузовозом. Ничего не осталось. М-да… А теперь уже не поговорить. У людей нет погребальных кувшинов. А еще Сан Саныч слово умел держать – обещал груз подбросить по дороге – непременно подбросит, нигде не затеряет. Выпить любил. Почему они не поговорили по душам, как этот к-хи со своим погребальным кувшином?.. То ли Платон боялся дерзкой его прямоты, то ли Сан Саныч Платона за дельного человека не считал? А что, если один человек для другого – погребальный кувшин? Глупые какие-то мысли. И совсем не аристократичные. Без легкости. Без иронии, без полета. Ясно, что срочно требуется выпить. Рассольников вытащил из багажа бутылку текилы, отправился в столовую и развязал Андро. Разрезал лимон. Налил себе и ей. Насыпал соль на руку. Она тоже насыпала. Выпили, долго сосали четвертинки лимона. Будто не было меж ними смертельной схватки, будто они, как прежде, – друзья.

– Сходи в туалет, – предложил Атлантида.

– Будешь меня сопровождать? – спросила она, вытирая лицо мокрой тряпкой-кляпом.

– Нет. Рискну отпустить тебя одну.

– Глупо, Платон. Ты ведешь себя глупо, и сам не понимаешь – насколько.

Хочешь, я дам тебе совет? Возвращайся на Ройк. А лучше на свою Землю-дубль.

Сегодня же. Сейчас. Забирай своих друзей сукки – и вперед.

– Иди лучше в туалет, пока я не передумал, – усмехнулся Платон.

Он вышел на двор. Андро никуда из дома не денется. А ему надо немедленно подышать воздухом и подумать. Обо всех этих посланиях, заключенных в погребальных кувшинах, обо всех этих милостях, которые так хотели, но не могли оказать своим подданным короли Немертеи. Андро была права – отношения обитателей Дворца и простых жителей испортились к концу Четвертого царства. И причиной была краткость оказываемых милостей народу к-хи – так называли себя жители Немертеи.

Платон присел на камень возле бассейна. Казалось – бежал он всю жизнь, убегая не от других – от самого себя. И вдруг обнаружил, что бег кончился и он сидит, сжимая в руках погребальный кувшин, а там чья-то жизнь, рассказанная на чужом языке. А ему почему-то кажется – его собственная. Вся жизнь, нашептанная день за днем. Вокруг звучали голоса, и все требовали одного-милостей… как можно больше милостей… Он лихорадочно оглянулся, будто искал СВОЙ погребальный кувшин, чтобы сообщить ему нечто важное, нечто последнее и… С неба дождем летели светляки. Светящиеся капли облепили каждый побег, каждую травинку. Археолог вытянул руку – светляки роились вокруг его пальцев. Атлантида поднялся и встряхнул руками – светляки отлетели в сторону, сохраняя контур человеческой фигуры. Сан Саныч?.. Платон усмехнулся. Что за дурацкое наваждение! А светящийся человек (именно человек, а не к-хи) держал в вытянутых руках кувшин, покрытый черной глазурью. Сейчас он разожмет руки, сосуд упадет на плиты дорожки и разобьется… К счастью, у людей нет погребальных кувшинов, и они могут бить посуду, не рискуя разбить чью-то душу. Атлантида повернулся к призраку спиной и услышал звон бьющегося кувшина. Оглянулся. Никого-светящийся абрис человеческой фигуры исчез. Но на разноцветных плитках чернели осколки керамики. Платон поднял голову. Из окна комнаты торчала черная морда сукки Кая-1.

– Зачем ты выкинул кувшин?

– Он же не звучит во второй раз. Так зачем загромождать помещение?

– Все равно не смей выбрасывать кувшины! Это же чьи-то души. Даже если они не звучат – пусть будут.

– Понял. – Голова сукки скрылась в комнате.

Атлантида вернулся в дом. Андромаха сидела в столовой и ела. Он вошел – и она… улыбнулась. Что-то было не так… Но он пока не мог понять – что.

– Хочешь меня опять связать? – спросила девушка.

В голосе ее не было страха – только любопытство. И даже некоторая доля кокетства. В этот раз она не пыталась тронуть его слезами.

– Пока нет. Но один из братьев-сукки будет наблюдать за тобой постоянно.

– Пускай. Мне эти крокодилообразные не мешают. И потом они раздуваются от удовольствия, когда я зову их по именам. Мне ведь не надо насиловать свои голосовые связки, чтобы обращаться к ним уважительно.

Атлантида ошибся. На планете сукки были в почете не только кастраты, но и женщины. Поэтому в обращении с братьями – сукки Андро, несомненно, имела преимущество. Платон стал сомневаться – можно ли доверять млеющим от ее голоса охранникам?

– Не волнуйся, – засмеялась Андро. – Я не стану соблазнять твоих друзей. Они не в моем вкусе. А ты плохо выглядишь. Ты не болен?

И тут зазвучал голос. То есть в этот раз был не рассказ – пение. Ангелы так могли бы петь – но только не на планете, а где-нибудь в высших сферах, наблюдая неземную красоту и погружаясь в неземную гармонию. Голос наполнял весь дом. Атлантида несколько секунд стоял неподвижно, не в силах сдвинуться с места – его очаровала песня. Потом бросился вон из столовой. Сукки Кай-1 сидел на корточках перед кувшином и смотрел, как вращается внутри него золотой “смычок”. И что-то такое подпевал. Лишь когда пение закончилось, Платон сообразил, что комп не перевел ни слова.

Видимо, комп был так тактичен, что не посмел мешать. В отличие от сукки.

– О чем он пел? – обратился Атлантида к компьютеру.

– Язык не известен.

– Разве это другой язык?

– Именно так. Некоторые совпадения имеются. Но лишь некоторые. В основном совершенно новый язык.

– Можешь перевести?

– Я не получил команды.

– Ты запомнил слова песни?

– Разумеется. Переводить стихами или прозой?

– Стихами. А впрочем, подожди. Сейчас будешь переводить следующий кувшин.

– Мой второй контур может заняться другим заданием, – самоуверенно предложил комп. – Мой мозг специально выращен для проведения сложнейших исследовательских программ.

– Как бы ты не начал глючить….

– Вы обижаете мой второй контур.

Платон надел наушники и “запустил” следующий кувшин. И вновь кто-то стал рассказывать. На этот раз голос оказался мужской, голос уже пожилого человека. И рассказ тоже был не особенно веселый – это ясно было без перевода.

"Сегодня я подарил погребальный кувшин своему сыну. Теперь многие боятся, что не успеют этого сделать, и стараются наивно обмануть природу Немертеи и подарить погребальный кувшин раньше, чем ребенку исполнится пять лет. Неужели они не понимают, что маленький ребенок еще не умеет разговаривать с кувшином по душам, и тем самым они портят кувшин и лишают дух к-хи возможности совершить новый круг. Но мой маленький Т-ти уже научился разговаривать со своим игровым кувшином, и теперь ему ничего не стоит каждый вечер, как положено, говорить с настоящим погребальным кувшином. Какое совпадение – он в первый раз разговаривает со своим погребальным кувшином, а я – в последний. Я это чувствую, как чувствовали другие последний день до меня. Но мне не особенно страшно. Однако… все же… я боюсь. Почему смотритель сказал, что запись моих разговоров (переведено приблизительно) не точна и надо оставить еще звуковое послание, как будто это не погребальный кувшин, а кувшин для игр или для собирания рассказов? Прежде я считал кувшины рассказов совершенно ненужными. Порой мне мерещилось в них нечто, свойственное не природе Немертеи, но природе Ройка. Они походили на низкую пищу (эквивалента подобрать не удалось). И вот я сам сочиняю кувшин рассказов. И не могу сделать этот кувшин плохим. Он должен звучать, умиротворяя светило Немертеи голосом сладостным, умножая любовь. Голосом, который сладостнее теплого западного ветра… Я пел всю жизнь, и из многих кувшинов будет звучать мой голос. А С-сма всю жизнь копал подземный ход, чтобы добраться до колодца и соединить вновь природу Немертеи и природу Ройка. Но С-сма умер, и никто не ведает, где тайный ход. Я похитил кувшин С-сма, чтобы узнать, как добраться до колодца. Но кувшин С-сма не зазвучал. В глине был какой-то дефект. Что, если мой кувшин поврежден… и… тогда… тогда мой дух не сможет совершить новый круг. Говорят, теперь много дефектных кувшинов, но никто не знает – почему. Буду ли я жить в тот момент, когда мой рассказ зазвучит из кувшина? А если даже и буду, то какова будет жизнь в кувшине рассказов? Вновь и вновь внезапные пробуждения среди долгого сна, и вновь – бесконечная ночь… Сначала пробуждения часты, потом все реже и реже. И наконец – уже не дождаться нового слушателя. Никого не интересует мой рассказ. Что, если все предыдущие записи в моем погребальном кувшине погибнут и останется только эта – звуковая? Там было много значительного, много важного… Во всяком случае, для меня. А здесь? Обращенное в звук общение всегда слабее, нежели общение по душам. Сижу, склонившись над своим кувшином, сознавая, что должен произнести НЕЧТО. А произнести ничего не могу. Лишь повторяю: в последний раз, в последний раз… Все прежние сообщения уже не имеют значения. Значение имеет лишь одно, будет еще один круг или нет… еще один круг или нет… Круг этой жизни оказался скомканным, пустым и ненужным. Даже для Т-ти я сделал так мало. А что, если этот мой круг последний?.. Какой-нибудь круг всегда бывает последним. Я устал говорить и начинаю повторяться. В ужасе обнаруживаю… мне нечего больше сказать… тороплюсь… Или… Говорят… что всему виной краткость нынешних милостей, что оказывают король и королева, да живут они вечно…” – На этом сообщение прерывается, – сообщил компьютер. – Зато могу предоставить перевод песни.