— Так я уже там бывал, — перебил мужика Свистецкий. — Там поле кругом, да и только.

— Не сбивай, не сбивай, — осерчал мужик. — Как бы тут самому не спутать. Так вот, когда доедешь до поля, бери направо и краем леса держись еще четверть версты. И вот тут-то… Да ты, боярин, и сам увидишь. Там осина еще стоит.

«Ах, вот оно в чем! — догадался Свистецкий. — Про осину, видать, я забыл. Ну и хмельное вино попалось».

Поскакал Свистецкий опять к соснам, опять к березам, выехал к полю, свернул налево. И правда, увидел вдали осину. Пришпорил Свистецкий коня, подъехал к осине и от страха едва не помер. На осине висел Низгурецкий.

Заголосил Свистецкий ужасным криком. Вспомнил Саратов, бросился прочь. Только побоялся он ехать лесом. Помчался полем к реке. Тут и наткнулся Свистецкий на пепелище, на сожженный крестьянами барский дом. Лишь печь от него осталась.

Ширится. Ширится. Ширится. Разрастается пламя войны народной. Полой водой по стране идет. За вековые и тяжкие муки платит сполна народ.

— Эх, эх, — вздыхал боярин Яков Одоевский, — послал нам господь тишайшего.

«Тишайшим» называли царя. Царь Алексей Михайлович был грузен, мясист, однако характер и вправду имел спокойный.

Любил он охоту. Больше всего соколиную. Леса под Москвой завидные. Дружки у царя веселые. Зверье на охотника так и прет. Да пропади ты пропадом все дела в государстве, если вздумалось поехать царю на охоту.

Мог он гоняться за зверем и день, и второй, и неделю, и месяц. В Кремле бояре лишь сидели гадали, когда лесной загул у царя окончится.

Весть о восстании Разина застала царя как раз на охоте. Привез ее Яков Одоевский.

Доложил обо всем Одоевский.

— Образуется, образуется. Пошумит народ — успокоится, — ответил боярину царь.

Недолюбливал царь Одоевского. Нет царю от него покоя. Все время Яков Одоевский с делами различными лезет. И голос у боярина тихий, вкрадчивый, словно глотка салом гусиным смазана. И видом своим уродлив. Скула лошадиная. Бельмо на глазу. И ходит кошачьим шагом. Нет бы ступать по-мужски, с достоинством. Отправил боярина царь в Москву, сказал: через день приедет.

Однако приехал не скоро.

К этому времени разинцы взяли Астрахань.

— Вор Стенька смуту поднял великую, — доложил государю Одоевский. — Астрахань взята боем.

— Образуется, образуется. Пошумит народ — успокоится, — ответил боярину царь.

Ответил — и тут же опять на охоту.

«Эх, эх, — вздохнул про себя Одоевский. — Послал нам господь зайчатника».

Когда царь снова вернулся в Москву, разинцы взяли Саратов.

— Царь-государь, — зашептал Одоевский, — вор Стенька вошел в Саратов. Люди валят к разбойнику, аки на сладость мухи.

— Образуется, образуется. Пошумит народ — успокоится, — снова ответил царь.

И снова с дружками в леса уехал.

В третий раз вернулся с охоты царь. Новые вести несет Одоевский:

— Царь-государь, вор Стенька прошел Самару. Вся Волга в разбой ударилась. Татарва, черемисы, мордва, башкирцы — и эти к злодею кинулись. Зашаталась Русь, государь, зашаталась. Погибель идет дворянству. Брось, государь, потехи. — Боярин повысил голос. — Али не царь ты уже дворянский!

— Ну и пристал ты, боярин, как клещ! — обозлился царь Алексей Михайлович. Даже обиделся: — А чей же я царь — холопий?

Обиделся царь, однако за зайцами на сей раз не поехал. Остался. Дал приказ собирать дворянское войско. К Волге идти походом.

Зашевелилась боярская Русь. Для борьбы с Разиным в разных русских городах срочно набирались войска.

Созывались стрельцы, пушкари, воротники. Брали в войска и дворян, и детей боярских. К местам сбора двигались копейщики, пикиреры, рейтары, драгуны, гусары, просто солдаты.

Орловский воевода Никифор Спесивцев собрал целый пикейный шквадрон. Снаряжал долго. Следил, чтобы кони были хорошие. Сбруя крепкая, седла прочные. Чтобы каждый имел боевое копье. Чтобы у каждого был шишак — железная шапка с наушниками. Чтобы шпага или сабля была у каждого.

Старых не брал.

— Тут нужен народ позлей, помоложе. У молодых и характер решительнее, и силы побольше у них в руках, — рассуждал Никифор Спесивцев.

Осмотрел молодцев воевода. Что ни всадник, то богатырь. Что ни конь, то огонь и ветер.

— Мы же орловские, — говорил воевода. — Мы и тульских, и костромских, и тверских, и тамбовских — любого за пояс всегда заткнем. Будет царь-государь доволен.

Отписал Спесивцев царю, что собрал он пикейный шквадрон. Мол, молодец к молодцу. Кони сытые, копья острые. Ребята надежные. Лютости в каждом — на двух считай. Не будет пощады Разину.

Тронулись всадники в путь. Дорога через Тулу и Серпухов шла на Москву — там собиралось войско.

Проходит неделя, приезжает гонец:

— Ну, как шквадрон, воевода?

— Отправил, отправил. Молодец к молодцу. Будет царь-государь доволен.

Вторая неделя проходит. Снова в Орел прибывает гонец.

— Где же шквадрон, воевода?!

— Отправил, отправил. Будет царь-государь доволен. Народ у меня надежный. Молодец к молодцу. Попомнит Разин шквадрон орловский.

За вторым гонцом и третий вскоре сюда явился:

— Где же шквадрон, воевода?!

«Что за чудо, где же шквадрон?» — подумал и сам Спесивцев.

— Где?

А шквадрон в это время был уже на Дону. А с Дона пошел на Волгу. Но не против Разина — к Разину шли пикиреры.

Часто такое тогда случалось. Бежали люди из войск боярских.

Приходили к Разину и стрельцы, и копейщики, и драгуны, и рейтары. Можно было встретить дворян и даже детей боярских.

На службу в царево войско ехало трое дворянских недорослей — Памфил, Боголеп и Топей.

Справа едет верхом на коне Топей.

Слева едет верхом на коне Памфил.

Боголеп между ними едет.

Самый рослый из них Памфил.

Самый низкий из них Топей.

Боголеп серединкой выдался.

Самый умный из них Топей.

Самый глупый из них Памфил.

Боголеп по умишку средний.

Снаряжали их дома на подвиг ратный. Лучших дали в дорогу коней.

По мушкету висит за спиной у каждого. У каждого сабля видна на боку. Мешочки болтаются с пулями, с порохом. Вместо шапок у них шишаки.

Едут дворянские дети. Мечтают о том, как побьют они Стеньку Разина, как вернутся домой с победой.

— Мы схватим в бою злодея и живого его привезем. Мы заслужим царево слово.

Отъехали недоросли от дома двенадцать верст. Осталось без малого тысяча.

Тянулась стрелой дорога. Вдруг разошлась на три.

Остановились дворянские витязи у придорожного камня. Заспорили — какой же дорогой ехать.

— Едем направо, — сказал Памфил.

— Едем налево, — сказал Топей.

Боголеп же за то, чтобы ехать дорогой средней.

Час они громко спорили. Хорошо, что попался какой-то старик.

— Да езжайте любой дорогой. Какая кому милей. Не спорьте. Сойдутся они, сойдутся.

Поехал Памфил направо. Эта дорога свернула в лес.

Поехал Топей налево. Эта дорога пошла к реке.

Боголеп же вперед поехал по открытому полю.

Едет Памфил по лесу. О геройстве Памфил мечтает. Колокольным звоном гудит Москва. Сам царь Алексей Михалыч славой его венчает.

Размечтался Памфил о славе. Не видит Памфил того, как рядом в придорожных кустах, не отставая, крадется людская тень.

Сравнялась дорога с ветвистым дубом. Потянулись навстречу Памфилу вилы, сразили Памфила в бок.

Едет Топей по дороге к реке. О геройстве Топей мечтает. Колокольным звоном гудит Москва. Сам царь Алексей Михалыч славой его венчает.

Добрался Топей до реки. Вброд переехал реку. Стал на высокий взбираться берег. Занеслась над Топеем с откоса коса. Рухнул мечтатель в воду.

По открытому чистому полю едет верхом на коне Боголеп. О подвигах ратных и он мечтает. Это в честь Боголепа звоном церковным гудит Москва. Сам царь Алексей Михалыч славой его венчает.