В тот вечер Седых работал у Бюхнера. Истопил печь, наносил воды и собрался домой. Бюхнер остановил его. Принес бутылку шнапса, тарелку с нарезанным шпиком, налил полный стакан. Саша не заставил себя долго упрашивать. Однако одним стаканом дело не ограничилось. Бюхнер налил второй, затем выпил сам, велел Седых поесть, после чего повел себя странно. Стал оглаживать Сашу по заднице, а затем и вовсе полез ему в штаны. При этом, как поведал Седых, глаза у Бюхнера стали масляными, он весь вспотел…

– Хватает меня за яйца и толкает к койке! – возмущенно говорил Седых, размахивая руками. – Сам все: «Гроссер руссэ! Гроссер руссэ!» Что я ему, баба?! Дал разок! Он упал, смотрю – не шевелится. Потрогал – не дышит!.. – Седых смущенно засопел.

«Педрила проклятая!» – мысленно выругался Крайнев в адрес покойника. Кто мог предположить? Было известно, что Бюхнер не женат и не знается с женщинами, но возраст интендантуррата (Бюхнеру было под пятьдесят) давал повод для иных подозрений на этот счет. В том, что Бюхнер таился, не было ничего странного: в Третьем рейхе гомосексуализм, мягко говоря, не приветствовался. Старого сластолюбца прорвало. Такой гигант, как Седых, мечта любого педрилы. К тому же Саша – русский, кто станет его слушать, вздумай Hiwi пожаловаться? Бюхнер рассчитывал на обычное раболепие перед немецким офицером, но он не учел, что Седых – партизан…

– Тебя кто-нибудь видел? – спросил Крайнев.

– Нет. Он отослал денщика в казарму.

– Соседи?

– Его дом на отшибе. Я еще удивлялся: не боится немец! Можно подкрасться незаметно…

«Ему надо было, чтоб незаметно! – подумал Крайнев. – Ты не первый, кого он лапал. С другими прокатывало…»

Виктор быстро оделся и велел Седых вести. Шли пешком (бричка слишком заметна), проулками. По пути никто не встретился. Возле дома Бюхнера было темно (в N строго соблюдали правила светомаскировки), две тени незамеченными шмыгнули в ворота, поднялись на крыльцо… Крайнев машинально отметил, что дорожка расчищена до мерзлой земли (видимо, Седых постарался), следов остаться не должно.

Бюхнер и в самом деле был мертв. Чтоб понять это, Крайневу хватило взгляда. На левой скуле покойного темнел синяк, но не он стал причиной смерти. Неловко упав, Бюхнер свернул шею: его голова болталась, как у тряпичной куклы. Крайнев сел и попытался сосредоточиться. Денщик Бюхнера знал, что в доме остался Седых, подозрение первым делом падет на Hiwi. СД арестует его немедленно, эсесовцы церемониться с русским не станут. Сашу надо немедленно прятать, а еще лучше – выводить из N. Однако исчезновение Седых бросит тень на Крайнева. Его обязательно допросят, но это полбеды. Начнется проверка. Не составит труда выяснить судьбу настоящего Зонненфельда. Как ни крути, провал. Из N надо бежать всем, причем немедленно. Черт бы побрал всех гомосеков в мире!

Под влиянием этой мысли Виктор бросил ненавидящий взгляд на труп и вдруг насторожился. Бюхнер был в сапогах: мягких, хромовых, с гладкими подошвами, без столь любимых немцами стальных подковок.

– Саша! – позвал Крайнев, весь во власти догадки. – Денщик Бюхнера видел начальника?

– Нет. Ганс пришел в гостиницу, сказал, что надо делать, а сам отправился в казарму.

– Бюхнер когда явился?

– Темно уже было.

– Один?

– Да.

– Иди в коридор, – сказал Крайнев, – возьми ведро с водой и плесни на ступеньки. Только немного, как будто разлито нечаянно.

Седых убежал, Виктор присел и стал приводить в порядок труп. Он заправил в форменные штаны Бюхнера вылезшее наружу белье, затем аккуратно застегнул мундир. Прикасаться к жирному, остывшему телу было противно, но Крайнев заставил себя преодолеть брезгливость. Вернувшийся Седых помог ему. Они надели на труп шинель, застегнули на все пуговицы, после чего затянули пояс с кобурой. По немецкому уставу личное оружие в вермахте носили не только интенданты, но даже врачи, поэтому кобура была с пистолетом. Седых вынес труп наружу. Крайнев проследил, чтоб Саша уложил его правильно: ногами к крыльцу, а левой скулой на дорожку. Фуражку пристроил так, будто свалилась с головы. После чего они вернулись в дом, где быстро привели все в порядок: помыли и поставили в буфет посуду, забрали пустую бутылку, застелили кровать. Виктор лично протер носовым платком все места, где мог коснуться пальцами. После чего погасил свет. Окна закрывали светомаскировочные шторы, не следовало опасаться, что с улицы заметили присутствие в доме посторонних. Заперев дверь, Крайнев вложил ключ в карман шинели Бюхнера, и попробовал лед на ступеньках. Стоял рождественский мороз, вода успела замерзнуть. Когда они выскользнули за ворота, с неба посыпал мелкий снежок, Виктор мысленно поблагодарил Бога за помощь.

Эльзу они застали встревоженной. Шел второй час ночи. Не отвечая на ее вопросы, Крайнев прошел к буфету, достал бутылку коньяка и налил себе полный стакан. Выпил его одним духом, после чего плюхнулся на кровать прямо в шинели. Эльза, видя, что он не отвечает, прилегла рядом и прижалась к его плечу. Крайнев молча обнял ее.

– У тебя такой вид, – шепнула Эльза, – будто убил человека.

– Это не я, – сказал Крайнев, – но ты права. Я в этом участвовал.

– Есть будешь? – Эльза встала.

Виктор покачал головой.

– Тогда раздевайся и ложись! – велела Эльза. – Дать еще коньяку?..

Спал Крайнев плохо и спозаранок отправился на станцию. Он ожидал, что за ним приедут с утра, но этого не произошло. Никто не явился и к обеду. О смерти Бюхнера было известно, новость разлетелась по городу мгновенно, но Крайнева не беспокоили. За ним приехали только к вечеру. Причем в автомобиле был всего лишь оберштурмфюрер – скорее почетный эскорт, чем арест.

Виктор поднялся по широкой лестнице бывшего НКВД, где теперь размещалась СД, и зашел в кабинет начальника. У стола сидели двое: сам начальник и знакомый Крайневу интендантский генерал.

– Хайль Гитлер! – вскинул руку Крайнев.

Начальник СД лениво ответил, генерал только поморщился – в вермахте не любили фашистских приветствий.

– Присаживайтесь! – сказал начальник СД. – Знаете о случившемся?

– Без подробностей, – сказал Крайнев.

– Ничего особенного, – пожал плечами начальник. – Бюхнер вернулся домой в подпитии, поскользнулся на ступеньках крыльца, упал и сломал шею.

– Говорят, это сделали русские! – заметил Крайнев.

– Считаете, я плохо знаю свое дело?! – обиделся начальник. – Русские используют пулю или нож, случается, топор. – Начальник поморщился. – Но не было случая, чтобы немцу ломали шею. К тому же пистолет Бюхнера на месте, документы – тоже, ключ от дома в кармане. В доме порядок, денщик подтвердил: вещи не тронуты. Не похоже на русских. Мы нашли десять тысяч марок – лежали в тумбочке. Русские их бы точно не оставили.

Двоякое чувство владело Крайневым. С одной стороны он переживал, что не догадался поискать деньги: из десяти тысяч марок пять принадлежали ему и Эльзе. С другой стороны он осознавал, что нетронутые марки в значительной степени помогли отвести подозрение.

– Бюхнер мертв, – вмешался в разговор генерал, – его надо заменить. Думаю, вы подходящая кандидатура.

– Я? – изумился Крайнев.

– Не говорите, что не мечтали о повышении! – усмехнулся генерал.

– Думал, – соврал Виктор, – но мечтать не мог. Бюхнер не оставлял такой надежды.

– Он был со странностями, – поморщился генерал, и Крайнев догадался: генералу известно о необычных пристрастиях покойника, – но службу знал. Однако и вы зарекомендовали себя неплохо. Принимайте дела! Мы подберем хорошего интендантуррата на ваше место.

– В этом нет необходимости! – поспешил Крайнев.

– Почему?

– Дело налажено, теперь с ним справится фельдфебель или даже унтер-офицер.

– Пожалуй! – согласился генерал. – Второй раз вы удивили меня, Зонненфельд. Думал, начнете хлопотать о ком-либо из друзей. Я не ошибся в выборе. Вы получите должность майора[3], большие права и большую ответственность. Постарайтесь оправдать доверие!