И вот его конец…
За выбитой дверью начинался другой остров и это было видно не только по несовпадению уровня полов — как не старайся, а идеально такие структуры подогнать не удастся. Это же не сашими из разрезанный кораблей в сухом доке спаивать в одно целое.
Были и другие подсказки.
Не совпадающий пол, другая ширина коридора, другие потолки, больше плавных обводов и меньше острых углов, иной материал стен и совсем иная система почти исчезнувшей настенной разметки. Мы в другом острове. И следуя разработанному плану сейчас надо сделать нечто скучное, но слишком важное, чтобы это можно было игнорировать — нам придется разбить лагерь в первом же подходящем для него месте. Если представить начерченную линию как туго натянутую путеводную веревку, что тянется вверх, то нам не помешают навязанные на ней «узлы» — чтобы было за что цепляться. Пусть редкие, но необходимые лагеря послужат такими «узлами».
Еще один омар торопливо убрался с нашего пути, удивительно умело сложившись и юркнув в еще не заросшую отложениями стенную вентиляционную решетку. Послышался тонкий радостный писк, еще не убравшиеся за решетку задние лапы омара судорожно затряслись, а затем его резко втянуло внутрь, обломав пару конечностей и оставив их бултыхаться на вспененной воде. Проходя мимо, я подобрал одну лапу и провел по ней пальцем. Перчатка окрасилась тонким серым налетом.
Серый лед… Его хватает и на поверхности воды, он же превратился в серые наносы на дне, что мягко оседают как песок под ногами. И он же в углах и впадинах коридора, забив их своей серой мертвой массой. Мы идем по давно подтопленному коридору, тут есть живность, что регулярно срет, но при этом тут нет никакой растительности и здесь нет запаха разложения органики. Здесь вообще нет запахов. Серый лед здесь уже давно и он облепил даже омаров. Но не убил их, не пожрал и… попросту сдох.
Короткая и приглушенная разговорная вспышка затихла за пару секунд, после чего послышался протяжный металлический скрежет, а следом в стене коридора загорелся яркий свет вывернутых на полную мощность фонарей.
— Сюда, лид!
Пройдя еще десяток метров по ледяной воде, я свернул, поднялся по короткой лязгающей лестнице, снова свернул и оказался в достаточно просторном помещении. В распахнутом щитке на стене торопливо копошился один из гоблинов, другой подсвечивал ему фонариком, остальные устало, но заученно заняли правильные позиции у стен, приткнувшись за замершими щитовиками. Здесь было сухо. Пол не металлический и до смешного знакомый — опять черно-белая шахматная плитка. Вдоль стен тянутся доходящие до потолка пустые металлические стеллажи, но при этом со всего тремя широко разнесенными друг от друга полками. Ширина и крепость самих полок говорит о том, что раньше тут хранились большие грузовые контейнеры. В противоположной стене еще одна старомодная дверь со старомодным штурвалом. Настоящий шлюз. Вполне логично — мы глубоко внизу. Мы на самом дне плавучего города и от всегда готового ворваться океана нас отделяет самая малость. Тут полно шлюзов. Около двери уже суетилось трое. Штурвал они открутили, а вот дверь поддаваться не собиралась.
Пока я оглядывался десяток орка уже проявил свои наклонности и успели буквально выломать из стены один из четырехметровых стеллажей, уложить его на пол, после чего накрыли его вытащенными из угла незамеченными мной серыми панелями той самой дешевой, но приглядной пластиковой обшивки. Хотя чаще всего она бывает синего или зеленого цвета — еще лет триста тому назад кто-то из долбанных эльфов решил, что именно эти цвета лучше всего подходят низшему социальному классу. Эти цвета успокаивают…
Не дожидаясь приглашения, я уселся, вытянул ноги, стащил шлем и прижался потным затылком к прохладной, но не ледяной стене. Удерживая оружие направленным в сторону первой двери, я удовлетворенно наблюдал за действиями бойцов. Вот это уже порядок. Уже ничего не осталось от тех нихрена не умеющих трусливых недомутов, что явились в наш барак в Форте Славы. Каждый из лейтенантов действовал по-своему — а я не мешал — но каждый из них добился своей цели, вылепив из говна нечто путное. Процесс продолжался, конечно. Им еще далеко до тех гоблинов из моего отряда во Франциске II.
Последним в комнату вошел пропустивший нас тяжелый огнеметчик. Забавная девка. Налысо стриженная, вся покрытая уродливыми самопальными татуировками и еще более уродливыми шрамами, почти безносая, хромая, с искривленным хребтом голблинша оставалось невероятно сильной и выносливой — и была такой с самого начала. Обучение Ссаки лишь усилили эти качества, а заодно обострили ее злобу. Еще у новой огнеметчицы не было ушных раковин и бровей — были давно срезаны глумливыми насильниками, что заодно повредили ей спину и бросили на поживу кропосам. А она выжила, выползла из подвала и добралась до ближайшего лагеря. А как подлечилась, украла дробовик и двинула мстить. И отомстила. Жестоко отомстила. С очень живодерской изобретательностью. Стоило мне услышать эту историю, и я понял — эта из наших. Перед самым выходом я велел Ссаке готовить из нее десятника. А пока пусть поработает огнеметом…
Второй стеллаж лег в другом углу. Как только его накрыли остатками покрытия, на него повалилась и тут же затихла пятерка гоблинов. Еще пятеро улеглись по соседству со мной. Оставшиеся десять — не считая меня — занимали позиции у первой двери, продолжали возиться со второй, попутно открывая термосы с горячим кофе и контейнеры с едой, а один спустился по лестнице и прилаживал к стене один из взятых нами усилителей сигнала. Проводная связь надежней, но столько кабеля у нас не было. Опять же эта сраная живность с клешнями…
Прикрыв глаза, я погрузился в легкую зыбкую дрему.
Тишина…
Не глухая, не мертвая, а вполне нарушаемая короткими переговорами, редкими звяканьем кружек и оружия, хрустом сахара и галет на зубах перекусывающих бойцов. Это и тишиной то не назвать. Но при этом каждый шум максимально приглушен и короток. А это уже говорит о многом. И в первую очередь о растущей сплоченности отряда. Все стараются не мешать тем, кто прилег покемарить часок, но при этом не прерывают деловитой возни, ведь спустя час наступить их очередь кемарить, а затем нас опять ждут кажущиеся бесконечными коридоры.
Эти гребаные коридоры…
Все они безликие и ненужные — прямо как канализация в вымерших города, что оказались в опустыненной местности. Дождей нет. Срать и ссать некому. Пустеют тоннели, коридоры и подземные каналы. Так и здесь… все становится ненужным и без должного пригляда медленно гниет. Вот только там на материке пустоты заполнит земля… тогда как плавучим островам придется куда хуже — вместе с населением.
Формоз гниет…
И я, кажется, начинаю понимать кое-что важное…
И…
— Начальник! — хрипловатый и усталый голос ожившего рядом бойца вырвал меня из мысленного океана и вернул к берегам — Компот будешь?
— Я тебе не начальник — ответил я, обращая внимание на приткнувшегося рядом однорукого гоблина в большеватом для него шлеме с поднятым забралом.
— Как нет? — искренне удивился тот, протягивая мне флягу — Ты распоряжаешься… говоришь что делать… ты главный.
— Я главный — согласился я — Но я не начальник — он не может послать тебя на смерть. А я могу. И пошлю. Понял?
— О… что ж…
Скрипнув крышкой, я открыл флягу и сделал несколько глотков кисловатого мутатеррного коктейля, сразу уловив в нем самый кропаль алкоголя и характерный химический привкус изотоника. Ладно… промолчу — алкоголя здесь почти нет, а в глазах недомута плещется откровенный страх перед подземельями, который он вполне успешно подавляет.
Я вернул флягу и недомут жадно присосался к ней. Я тихо усмехнулся, заметив, как он стрельнул глазами в сторону Рэка. Какой хитрожопый гоблин… Его десятник Рэк. И если орк не пьет — никто из его отряда не пьет. Зато теперь есть железная отмазка — я пил, да, но вместе с гоблином Оди. А ему врезать слабо, сэр?
Выхлебав остатки компота, он с сожалением потряс перевернутой флягой над высунутым языком, ловя последний капли. С сожалением попыхтев, закрыл и убрал флягу на место, чуть подумал, глядя в потолок, затем стащил перчатку, засунул палец в левую ноздрю, деловито там поковырял грязным ногтем, вытащил засохшую соплю и с наслаждением сожрал ее. Мелко простучав зубами, повторил операцию со второй ноздрей, неспешно сжевал, поцыкал огорченно, постучал пальцами по пустой фляге, встряхнул ее, кашлянул и опять повернул грустную харю ко мне:
