— Погоди… — в защитном жесте она выставила перед собой ладонь, и я умолк. Не из послушания, а из предосторожности — старуха выглядела настолько потрясенной, что могла помереть в любой момент. Дам время ее нейронам чуток прийти в себя.

— Ты говоришь такое… ты смело произносишь вслух такие названия, о которых не ведает большинство… лишь старейшины знают, но и они не осмеливаются произнести крамольное…

— О-о — я зло усмехнулся и чуть пригнулся, чтобы заглянуть в ее глаза — Я пронял тебя, да? Серьезно пронял… Чем? Названиями протоколов? Что-нибудь слышала о Хуракане?

— Погоди! — это звучало уже почти сердито.

Сделав несколько глубоких вдохов, она оттолкнула шагнувшего к ней старика, что-то бросив ему на незнакомом мне языке. Открыв заднюю дверь машины, забрала с сиденья небольшую пластиковую бутылку, свинтила крышку и припала к горлышку. По воздуху разлился запах алкоголя. Хорошего алкоголя. Ненадолго оторвавшись, старуха сипло велела спутникам:

— Все как всегда! Продавайте! Покупайте нужное! Отдыхайте и ждите меня!

— Но… — старик нерешительно глянул на нее, потом на меня.

— Никаких «но»! — отрезала та и сделала еще один большой глоток — И даже если этот недобрый джентельмен отрежет мне голову и начнет играть в мяч здесь во дворе — не вмешивайтесь! Возвращайтесь в лагерь!

— Леди Руха…

— Вперед! — буркнула старуха и успокаивающе улыбнулась мокрыми от крепкого алкоголя губами — Все будет хорош. Если бы он хотел причинить мне вред…

— То я бы встретил эту машину там — я указал рукой на высящиеся заброшенные здания — Заблокировать машину, взять вас живьем, попутно убрав возможное стрелковое прикрытие. И хорошенько допросить вас всех в любом подвале… Но я терпеливо ждал вас здесь. И только по одной причине я так добр…

— Не много ли ты на себя берешь… — встрял молодой, выглядя скорее рассержено, чем испугано.

— Тихо! — рявкнула на него старуха и махнула рукой — Я что сказала?! Канон смирения уже не властен над вами?! Про почитание слов старших тоже забыли?!

Тронувшийся с места пикап показал, что кое-какие каноны эти лагерники еще помнят, хотя вряд ли почитают, судя по их расстроенным рожам. Проводив их взглядом, старуха протянула мне бутылку и поинтересовалась:

— Так почему не встретил нас в Мутатерре? Почему так терпелив?

— Шустрый Хорхе накопал немало инфы — усмехнулся я и, взяв бутылку, сделал небольшой глоток, после чего указал взглядом на приткнувшуюся у бетонной стены старую каменную скамью.

— Хорхе?

— Мой… советник, помощник, адъютант… расторопный умный гоблин…

— Гоблин… это еще что за кличка?

— Гоблин — не кличка, а жизненная суть. Я гоблин. И я живуч. Я не брезглив, не высокомерен, я готов годами жрать дерьмо и ждать своего часа, каждый день надрывая жилы по пути к цели. И я дойду.

— Ты описал сурверов…

— Ну нет — я первым опустился на скамью, чтобы оказаться ниже иссохшей старушки — Даже не сравнивай ваш разлитый по подземным коридорам хлюпающий жиденький понос с черствыми и жесткими кусками дерьма.

— И все же ты не атаковал нашу машину… не говорю, что у тебя получилось бы… и открою одну малую тайну…

— Да?

— Ты и твои… гоблины… уже бывали на прицеле наших самых метких стрелков, что наблюдают за местностью вокруг лагеря и готовы уничтожить любую угрозу.

— Знаю — кивнул я — Я видел вашу высотку. И всей шкурой ощущал как по мне скользит прицел винтовки… но расстояние было велико. Надо еще попасть. А вот если выстрелишь и не убьешь… я второго шанса не дам. Приду и убью.

— Но ты не напал на машину…

— Хорхе — повторил я — Он собрал море инфы на все лагеря и на Форт. И в первую очередь он раздобыл самое неинтересное для меня — сведения по финансам и товарам.

— И?

— Вы самые щедрые — я пожал плечами и сделал еще один глоток реально неплохого самогона — Вы никогда не задираете цены на продовольствие. Ваши орехи и фрукты доступны почти любому и ваши цены всегда ниже, чем у других лагерей. Если бы не перебои в ваших поставках — хрен бы другие лагеря вообще смогли бы что-то продать, если верить инфе Хорхе. Второе — ваше продовольствие качественное. Никаких гнилых орехов и яблок, никаких смятых прокисших груш и пустой ореховой скорлупы. Честный товар за честные деньги. Это касается и продаваемого мяса — оно всегда доставляется во льду, всегда свежее, еще никто не сдох, отведав ляжки жареного кропоса. А вот другие лагерные и независимые охотники часто приносят в Форт для продажи уже чуть ли не разлагающееся мясо…

— Что ж…

— Вы единственный лагерь, кто продает некоторые медикаменты по действительно доступной для обычных мутов цене. Они не смогут себе позволить покупать по паре таблеток каждый день даже у вас, но хотя бы раз в неделю они могут снять боль надолго. День без боли — это немало.

— Мы честные торговцы — кивнула старуха, мягко забирая у меня бутылку — И это все?

— Почти. Вы тоже отправляете в системные рейды мутов… и вы тоже заранее набираете едва живое раздутое бесполезное мясо как смертников. Но…

— Это страшно… и ужасно. Такого не должно случаться… но у нас нет выбора.

— Да. Система диктует свои жесткие условия и хрен попрешь против — иначе сравняют с землей. Поэтому вы набираете смертников и затем отправляете их на смерть. Но при этом все знают, что именно в Садах Мутатерра смертников начали вкусно и часто кормить, регулярно снабжать болеутоляющими и развлекать. Муты знали, что скоро пойдут на смерть… но при этом они получили хоть немного нормальной жизни. Из-за вашего отношения к смертникам другие лагеря были вынуждены сделать то же самое — иначе хрен бы кто к ним пошел и пришлось бы отправлять на убой вполне полезных недомутов или даже людов. Вот почему я решил позвать здешних сурверов на честный разговор — вы помогаете обитателям сучьего Мутатерра.

— И для тебя это так важно?

— Важно — кивнул я и повел рукой перед собой — Всего вот этого не должно было быть. Воющие от боли мутанты и недомуты, странная бесконечная грызня в развалинах… от нее нет никакого прока! Здесь нет логики. Я понимаю, когда система устраивает мясорубку для перемалывания зомбо-мяса — это необходимо, ведь холодильники уже не вмещают гнилое мясо. С зомбо-вирусом надо бороться… но здесь? Здесь нормальных гоблинов уколом гребанного ядомута превращают в уродов… за что?

— Грехи прошлого…

— Ну да… бывшие заключенные…

— Ты ведаешь и об этом.

— Но хер его знает кто и за что был посажен и на какой срок! Охренели?! В далеком прошлом с голодухи трущобник украл старую куртку, получил незаслуженно большой срок в частной корпорационной тюрьме, проплатившей взятки судьям, чтобы те давали сроки побольше — ведь государство платит тюрьмам за каждого зэка… Получая побои, выживая как крыса, он отсидел год, может два, уже собирался на выход, но тут стерли память, подержали в холодном сне пару сотен лет и… вкололи ядомут, что превратил трущобника в огромную слизистую жопу на ножках… жопу, что каждый миг своей мучительной жизни страдает от боли, а впереди лишь одна перспектива — отправиться в самоубийственный рейд на сраный Дублин, где тебе наконец-то прострелят заполненную гноем башку и ты получишь вечный покой…

— Мутатерр ужасен… и несправедлив.

— А должно было быть иначе! Все не так! Даже здесь! — с шумом выпустив воздух сквозь сцепленные зубы, я взял из протянутого старой сурвершей стального портсигара сигариллу, подкурил от зажигалки из того же материала и, глядя на неровную гребенку заброшенных зданий, сказал — С этим надо разобраться. Со всем этим дерьмом.

— Ты он?

Этот вопрос заставил меня прерваться и в свою очередь уставиться на настолько серьезную и настолько напряженную старуху, что она аж закостенела и я вроде бы слышу хруст ее позвонков.

— Кто он?

— Что ж…

— Кто он? — уже куда требовательней произнес я.

— Позволь пригласить тебя на ужин в Сад Мутатерра, гоблин Оди… Сегодня вечером…

— Нет…

— Я обещаю и гарантирую полную безопасность…