Со многими, живущими в разных городах, о. Александр находился в духовном общении, и мы это постоянно ощущали, как очень высокую поддержку, как очень надёжную опору, мы всегда чувствовали его молитвы о нас.
Удивительным и глубоко духовным было общение о. Александра с монахиней Иоанной (Ю. Н.Рейтлингер), совершенно глухой, а к концу жизни и ослепшей. У м. Иоанны было расписание служб о. Александра, и всегда во время литургии она, живя в Ташкенте, была в литургическом общении со. Александром, и это ей давало огромные духовные и жизненные силы.
О. Александр всем своим существом нёс мир и покой: он мог примирять между нами непримиримых, открывать и создавать любовь между совершенно противоположными людьми. Тем не менее, до конца понять и полностью раскрыть мир о. Александра нам ещё предстоит…
…Неужели «нужна» была такая смерть о. Александра, чтобы мы теперь, не опасаясь и не оглядываясь назад, свободно и открыто могли познавать все его труды, все его духовное наследие?..
И. Корб, инженер,
Ташкент
Литургия Великого четверга.
(С. Александрова)
Дожди шли все лето. Наступил сентябрь — дожди не прекращались. Но вот в субботу, 8 числа, когда Наталии празднуют свои именины, природа вдруг вся внезапно преобразилась: явился сине–голубой купол небес, оказавшийся совершенно нетленным, засверкало медово–жёлтое солнце, не успевшее ещё ни капли остыть, распрямились листва и травы, сохранившие летнюю яркость.
Я изменила свои планы и поехала не на службу к отцу, а на работу, за город, — проветривать церковь, которая служила благородным, но отнюдь не церковным нуждам.
Возвращаясь вечером по выпуклости холма под ещё нетленными небесами, я думала: «Какое чудо — храм! Даже когда в нём нет службы, он аккумулирует добро и покой! Как чудесна жизнь отца, который всю её провёл в храме. Вот зябким утром он едет из дома в электричке — храм стоит ещё тёмный. Он вошёл — слабо сияют только несколько свечек — подал возгласы, и служба началась… Он становится един с храмом. Приезжаем мы, богослужение захватывает нас, распространяется на ближайшие окрестности, а может быть, и на целый мир…
Жаль, что не пришлось быть у отца сегодня, но зато я смогу поехать к нему в среду на его именины…»
На следующий день, в воскресенье, 9 сентября, отстояла такая же погода, и я снова занималась проветриванием. Вероятно, из‑за резкой перемены погоды в оба эти дня у меня нестерпимо болела голова. В субботу около полуночи на меня неожиданно навалилось отчаяние — такое, как будто отняли все упования. Подобное бывает разве что в юности, но только гораздо слабее. Кроме того, весь август меня мучило странное и неотвязчивое переживание: кто‑то тёмный убивает меня из-за того, что я повёрнута к свету! Это сильное, неизвестно откуда взявшееся чувство казалось таким нелепым, что я даже не знала, как рассказать о нём отцу…
Уезжая из Москвы на работу, я обыкновенно провожу за городом несколько дней. В понедельник, 10 сентября, угром я решила выбрать отцу именинный подарок[24].
Начиналась рабочая неделя, общая с остальными моими коллегами, и круговерть дел грозила поглотить меня целиком.
Отцу могли быть полезны несколько книг и… — мой взгляд упал на открытку с изображением православного храма и солдатского кладбища в Мормелоне (там похоронены русские воины экспедиционного корпуса, погибшие во Франции в первую мировую войну). Подарить? Эту открытку… — впрочем, зачем ему это кладбище…
Стук в дверь прервал размышления. С телеграммой в руках вошёл мой коллега, передавая бланк, предупредил, что сообщение трагическое.
Почему‑то я начала читать с конца…
Панихида десятого Новой Деревне 16 часов… — …Отец Александр панихида десятого… — По кому будет служить панихиду отец Александр?
И, наконец, первое слово: погиб…
Как? Погиб… отец Александр?..
Когда около четырёх часов дня его гроб сняли с машины, на церковном дворе поднялся невысокий (в рост человека) вихрь; он закружил опавшие жёлтые листья, прошёл по двору, замер напротив двери храма и там опал. Тогда же прилетело множество птиц, которые с криком стали кружиться над храмом и церковным кладбищем. Они прилетали и на следующий день, когда тело предавали земле.
Хоронили отца в день Усекновения главы Иоанна Предтечи. Могилу выкопали рядом с храмом, слева от алтаря — с той стороны, где находится жертвенник. Но не сможет она удержать жизнь преизбыточествующую!
Вскоре после похорон небо снова закрылось тучами, но они расступились во время панихиды на девятый, двадцатый и сороковой дни.
Много лет назад, когда отец был ещё молодым человеком, я сказала ему:
— Отец, Вы похожи на Иосифа Прекрасного.
— Совсем нет, — быстро отвечал он, — это совсем другой сюжет: я не ссорился с братьями и меня не продавали в рабство в другую страну.
— Да, это так, но я имею в виду не сюжет, а духовную, внутреннюю суть Иосифа: он был несметно богат духовно в го время, когда все вокругбыли бедны и голодны. И Вы несметно духовно богаты, когда почти все мы духовно голодны.
Вероятно, его жизнь всегда была постоянным преумножением духа, в последние же годы это проявлялось уже как воплощение евангельской реалии: «благодать на благодать».
В последние года два стало возникать ощущение, что у него даже появилось какое‑то духовное тело, в котором его физическое тело пребывало, как в коконе. Это становилось различимо глазом. Это становилось зримо.
В природе отца всегда было что‑то быстрое, мгновеннобыстрое, львиное, рыкающее, — проявлявшееся, когда он обращался к высшему миру. В обращении же с людьми он был почти всегда мягок, милостив и бесконечно терпелив. (За исключением случаев чрезвычайных).
Так вот, в последние два года можно было зримо различать какую‑то золотую гриву вок руг его физического тела — он стал, как милостивый лев с золотой гривой.
Св. Ириней Лионский писал: «Великолепие Божие — это полностью раскрывшийся человек».
Вся полнота и великолепие личности отца Александра раскрывалась в богослужении. Вся его жизнь и деятельность были продолжением церковного богослужения, а само оно являлось источником и основой, вдохновением и энергией его личности. Думаю, что у о. Александра было чувство постоянного Богоприсутствия. В разговоре с N. N. на Троицу 1971 года о том, кто и как переживает откровение Высшей реальности, он сказал: «Я из тех кого называют другом Жениха». Незакатное Солнце Христос — всегда сияло на его небе. В иудео–средиземноморской природе о. Александра было врождённое чувство божественности жизни человека и космоса. Полная и глубочайшая вкорененность его личности во Христа давала точный выход этому чувству, а церковное богослужение открывало возможности для постоянного воплощения этого чувства.
Духовные дети о. Александра и все молящиеся с ним в храме учились подлинной молитве, — той, — которая совершается в Богообщении. Литургия — общее дело — становилась именно таковой: это было «сослужение» священника и мирян. С особой силой это проявлялось в кульминационной службе года, когда всем непременно надо собраться вместе со своим духовным отцом — в Литургии Великого четверга.
В этот день людей в храме так много, что, кажется, он уже не вместит больше ни одного человека. Отец исповедует и — начинается литургия — общая горячая молитва всех. Отец говорит проповедь — и становится совершенно очевидным, что Христос здесь… Требуется незамедлительно ответить: каков ты, что ты сделал для Христа и людей?
Отец — лев рыкающий; на какие‑то мгновения его глаза как‑то особенно широко открываются, и он ими зыркает. Да, зыркает. Я не знаю другого глагола, могущего передать то, что происходило. Конечно, слово «зыркать» содержит в современном языке по преимуществу снижающе–разговорное значение. Но отец именно зыркал — в каком‑то высшем и тайном смысле. Он был зрячим и переводил свой зрак с Высшей реальности на нас, как бы получая поручение прямо Оттуда. Он говорил проповедь, в которой каждый находил ответ на вопрос, с которым сегодня пришёл в храм. Все были едины — и Христос был посреди нас.