— Конечно, мадам всегда красива. Она прекрасно выглядит в своем парадном туалете — прямо королева. И мадам Верлен одевается со вкусом. У нее черное платье.

— А мсье Флоримон уже здесь?

— О, мсье Флоримон всегда приезжает на этот бал. Он говорит, что не пропустил бы его ни за какие деньги. Неудивительно, ведь половина гостей одевается у него.

Я стала собирать валяющиеся на полу булавки и как бы случайно спросила:

— А мсье Рауль? Он обычно приезжает на это время?

Наступила небольшая пауза. Краем глаза я увидела, что Берта остановилась и повернулась ко мне. Я подняла глаза, наши взгляды скрестились, потом она быстро отвернулась, подобрав юбку.

— Он не приезжал на Пасху вот уже несколько лет. Но его ожидают — на этот раз.

Ничего не ответив, я продолжала собирать булавки. Берта подошла ко мне, ее голос снова потеплел и стал естественным:

— Почему бы вам не примерить платье сейчас, мисс? Не беспокойтесь, я подберу булавки потом.

— Готово, — сказала я. — Кажется, это все.

— Это только кажется, — с таинственным видом сказала она. — Еще много недель мы будем находить их в самых неожиданных местах. Давайте, мисс, наденьте ваше платье. Мне хочется увидеть вас в нем, в серебряных туфельках и все такое...

Я засмеялась и встала с пола:

— Хорошо.

— Безобразие, что в вашей комнате нет приличного зеркала. Это в дверце шкафа не считается, особенно для длинного платья.

— Ничего. Я сказала мадам, что шью себе бальное платье, и она разрешила мне пользоваться зеркалом в ее комнате. Сейчас просто пойду к ней, чтобы окончательно все проверить, а завтра мне придется одеваться здесь.

Берта пошла за мной в спальню и застенчиво сказала:

— Можно, я помогу вам завтра одеться?

— Это было бы очень любезно, Берта. Но вы будете так заняты! И я прекрасно справлюсь сама, честное слово. Вы ведь знаете, я не привыкла, чтобы меня обслуживали.

— Мне бы очень хотелось, правда.

— Большое спасибо. Мне будет очень приятно, если вы мне поможете.

Снова надев форму, Берта с явным удовольствием помогла мне облачиться в парадный туалет. Когда все было готово, я встала перед узким зеркалом в дверце гардероба, глядя на свое отражение.

— О, мисс, как красиво!

— Мы много поработали над ним, Берта. Я страшно благодарна вам за помощь. Я не смогла бы закончить его без вас.

Я вертелась перед зеркалом, оценивая общий вид платья, и думала о том, насколько дилетантским оно будет выглядеть по сравнению с другими нарядами в бальном зале. Потом я увидела в зеркале глаза Берты. Они блестели от восхищения. Совершенно очевидно, что ее вовсе не прельщали изысканные оттенки нарядов от Бальмена и Флоримона.

— О, мисс, как красиво! Ничего не может быть лучше! Вы в нем красивая как картинка. Подождите, я принесу вам туфли.

Она бросилась к шкафу, но я ее остановила.

— Берта...

Она обернулась.

— Берта, хотите надеть это платье на ваш праздник во вторник? Может быть, у вас есть такое же красивое, как это, но мне бы хотелось...

— О, мисс! — Ее глаза стали совсем круглыми, и она молитвенно сложила руки. — Я? Разве можно... можно?

— Почему бы и нет? Платье вам идет, оно в сущности сшито на вас. Если оно вам действительно нравится, мне будет очень приятно, что вы его возьмете. Не думаю, что кто-нибудь его узнает.

— Нет, никто не узнает, — быстро ответила она. — Завтра в замке будут наемные официанты, а Бернар... а слуги не будут присутствовать на балу. Если... если вы только говорите серьезно.

Она снова принялась благодарить меня, но я прервала ее:

— Значит, договорились. Хорошо. А сейчас мне лучше побежать в комнату мадам и посмотреть в зеркало, пока она не поднялась к себе.

Берта еще раз нагнулась за туфлями.

— А туфли! Наденьте серебряные туфли!

— Нет-нет, не стоит, не беспокойтесь, — быстро сказала я, направляясь к двери. — Мне надо бежать. Еще раз спасибо, Берта. Спокойной ночи.

Спальня мадам де Вальми сообщалась с маленькой гостиной, где мадам обычно проводила утро. Я прошла через эту комнату, оставив дверь открытой нараспашку.

Комната утопала в мягком свете. Повсюду кружева, элегантная мебель в стиле Людовика XVI, на туалете поистине сказочное сияние серебра и хрусталя. Рядом с дверью в ванную находилось огромное венецианское зеркало, поддерживаемое на обтянутой шелковыми шпалерами панели усилиями целого сонма серебряных ангелочков.

Я встала перед зеркалом. Длинные занавеси на окнах, отражавшиеся в стекле, были из розовых кружев. Прекрасный фон. Когда я двигалась, серебряные нити в складках моей белой юбки мерцали и переливались, словно солнечные лучи, проходящие сквозь прозрачное облако тумана.

Помню, я подумала о том, что Золушка теперь уже не может не прийти на бал. А что будет в полночь?

Я нетерпеливо отогнала от себя эти мысли. Какая же я дура, что все еще не могу расстаться с глупой сказкой! Я уже достаточно обожглась!

Кто-то подошел к дверям гостиной. Наверное, Берта принесла мне новые серебряные туфельки.

— Входите сюда. Я уже кончила, — позвала я ее и состроила себе гримасу в зеркале. — Мне несут хрустальные башмачки. Какого черта! Все равно ведь ничего не выйдет...

Быстрые шаги в гостиной. Голос Рауля произнес:

— Элоиза, вы меня звали?

Потом он увидел меня и неподвижно остановился в дверях спальни.

— О... привет, — сказал он, немного задыхаясь, словно поднимался по лестнице бегом.

Я открыла рот, чтобы ответить ему, потом глотнула воздух и сжала губы, потому что не смогла бы сказать ни слова, даже если бы очень старалась. Должно быть, у меня был вид школьницы, которую застали за чем-то недозволенным. Я почувствовала, что краснею.

Неловко подобрав свою пышную юбку, я пошла к двери, которую он все еще загораживал.

Но Рауль не уступил мне дорогу. Он просто прислонился к дверной раме и ждал, словно собирался оставаться в таком положении весь вечер.

Я нерешительно шагнула к нему и остановилась.

— Не убегайте. Дайте на вас посмотреть.

— Я должна. Я хочу сказать, что было бы лучше...

— Сабинянка, — сказал он очень мягко и ласково, и его смеющийся тон заставил меня покраснеть еще сильнее и поднять на него глаза.

Не помню точно, что случилось потом. Кажется, он немного подвинулся и произнес:

— Ну хорошо. А теперь скажите: вам и в самом деле хочется сейчас убежать?

А я, кажется, с великим трудом сумела выдавить из себя «нет», а потом «Рауль»; тут его плечи оторвались от двери, словно какая-то сила толкнула его вперед и заставила мгновенно преодолеть разделяющее нас расстояние. Он обнял меня, его губы прижались к моим с немыслимой, пугающей силой — и все же этот поцелуй был именно таким, каким представлялся мне в самых заветных мечтах.

Наконец я оторвалась от него, упершись обеими руками ему в грудь.

— Но почему, Рауль, почему?

— Что значит «почему»?

— Почему именно я? Ваш отец назвал меня как-то Джен Эйр, и он не очень-то далек от истины. А вы... любая девушка будет вам рада. Почему же именно я?

— Хотите знать почему? — Он снова повернул меня к зеркалу, прижав к себе. Я чувствовала, как сильно бьется его сердце. Наши взгляды встретились в зеркале. — Не скромничайте, моя дорогая. Теперь вы видите почему.

Меня охватило странное чувство, словно я одержала победу, которая не принесла мне радости. Я ничего не ответила. Серебряные ангелочки уставились на нас слепыми глазами. За нами сверкал золотом и хрусталем прелестный розовый будуар мадам, словно приют блаженства. Рауль внимательно смотрел на мое отражение.

Он открыл рот, собираясь сказать что-то, но в это время в соседней комнате раздался шорох. Рауль вскинул голову и на минуту крепче сжал руками мои плечи. Потом он отпустил меня и повернулся к двери.

— А, Элоиза, — совершенно хладнокровно сказал он. — Я вас искал. По-моему, вы хотели меня видеть.

Я вздрогнула и отпрянула от него. Мои горящие щеки внезапно похолодели, и я стояла у зеркала, бледная и растерянная. Нас мог увидеть каждый, кто входил в гостиную. Сейчас там находилась Элоиза де Вальми, которая едва переступила порог, а за ней шла Альбертина. Мадам обернулась, обращаясь к кому-то через плечо, очевидно к одному из гостей, стоящему в коридоре. Я не видела, кто это был.