Бал уже был в разгаре, и я была очень довольна, что мсье и мадам де Вальми закончили прием гостей. Их место у подножия главной лестницы, возле стоящих в ряд ваз и корзин с цветами, опустело. В бальном зале сновали группы блестящих дам и их спутников. Я стояла на галерее, не решаясь в одиночестве спускаться по широким ступеням этой поистине королевской лестницы, но тут мимо меня, весело щебеча, прошли три молодые дамы, которые, по-видимому, вышли из своих комнат. Стараясь быть как можно незаметнее, я последовала за ними.

Без особого труда проскользнув сквозь толпу гостей в бальный зал, я нашла за колонной укромный уголок, заставленный корзинами азалий, и устроилась там, чтобы наблюдать за танцующими.

Кресла Леона де Вальми нигде не было видно. Элоиза, блиставшая красотой, в платье цвета морской воды, танцевала с пожилым бородатым мужчиной с розеткой Почетного легиона в петлице. У одного из окон я заметила Флоримона, беседовавшего или, вернее, слушавшего довольно страшную старуху с носом, похожим на клюв, и невероятными голубыми волосами. Он немного наклонился вперед с видом усиленного внимания, что должно было уверить собеседницу, что она самая интересная и умная женщина в этом зале. Может быть, и так, но даже если бы она была бабой-ягой, Флоримон обходился бы с ней так же.

Я осматривалась в поисках Рауля. Под звуки шумной музыкальной фразы танцующие недалеко от меня пары сделали поворот и разошлись, и я увидела его. Он танцевал с блондинкой, у которой были немного раскосые глаза и красивый чувственный рот. Она была в прямом черном платье с высоким воротником, вероятно от мадам Фат, в котором казалась неправдоподобно тоненькой и хрупкой. Она очень тесно прижималась к нему во время танца, что-то быстро говорила и то и дело бросала на него снизу вверх зовущие взгляды сквозь длинные и густые ресницы. Он молча улыбался. Они замечательно подходили друг к другу и танцевали так красиво, что все смотрели только на них и многие многозначительно поднимали брови. Увы, я могла быть лишь сторонним наблюдателем. Вероятно, миссис Седдон была права — там, где появлялся Рауль, начинали ходить всевозможные слухи. Интересно, кто эта девушка? Будут ли так же многозначительно подниматься брови когда... если он будет танцевать со мной? «Кто такая его новая симпатия? О, дорогая, полное ничтожество, это же сразу видно. А платье, моя дорогая... Гувернантка?! О, понимаю...»

Музыка умолкла, и гости столпились у стен зала. Меня не было видно в толпе. Никто меня не замечал.

Я сидела молча, прикрытая колонной и пышными букетами азалий. Рядом со мной по металлическому увлажнителю текла тонкая струйка воды, издавая стеклянный звук, похожий на звучание спинета. Возле него стоял аквариум, и в него капала вода из ящика со влажным мхом. Азалии бросали на поверхность аквариума причудливую тень, под которой медленно проплывали золотые и серебряные рыбки.

Снова раздались звуки музыки, заглушая разговоры, смех и тонкий звон водяной струйки. По залу заскользили сверкающие наряды. На этот раз Рауль вывел в круг танцующих пожилую даму в ужасном ярко-синем платье и великолепных бриллиантах. Потом он танцевал с женщиной, похожей на черного коршуна, с проницательными голодными глазами и пальцами как желтые когти. Затем снова с красивой блондинкой, а после нее — со стройной, словно затянутой в корсет, дамой с крашеными волосами, в экстравагантном черном платье и с ожерельем из огромных изумрудов. За ней последовала седовласая добродушная старушка. И опять та же блондинка.

Рыбка застыла в воде, зеленой, как серпентин, мерно шевеля плавниками. Лепесток азалии медленно упал в воду и поплыл по гладкой поверхности. Я вспомнила, что обещала Филиппу провести его на галерею, и встала, расправляя складки широкой юбки. Испуганная рыбка метнулась под спасительную тень свисающего из ящика мха.

Вдруг у меня за спиной кто-то сказал:

— Мадемуазель!

Я вздрогнула, как грешник, которого зовут на расправу, и уронила сумочку. Она упала всего в нескольких миллиметрах от аквариума.

Человек, окликнувший меня, с некоторым трудом нагнулся за сумкой. Я должна была предполагать, что он явится рано или поздно, чтобы утешить несчастную, оставшуюся без кавалера на балу.

— Мсье Флоримон! — сказала я. — Вы меня напугали.

— Прошу прощения. — Он с улыбкой подал мне мою сумочку. — Но сейчас уж я вас не отпущу, мадемуазель. Вы мне нужны для алиби.

— Алиби?

Он сделал свой обычный широкий жест:

— Дорогая моя, я не танцую, и меня заговорили до полусмерти. Думаю, что, если незаметно уединюсь с вами в уголке, мы сможем продолжить наш флирт, а это я могу делать без особых усилий в любое время.

— И кроме того, — добавила я, видя, что он уже опустил руку в карман, — одновременно спокойно покурить. Хорошо, мсье Флоримон, я буду вашим громоотводом.

— Женщина, сочувствующая мужчине, — нисколько не смутившись, вздохнул Флоримон, вынимая портсигар, — стоит дороже рубинов.

— Неправда, — возразила я, снова усаживаясь, — ни одна женщина не стоит дороже рубинов. Нет, спасибо, я не курю.

— Дороже алмазов, жемчугов и рубинов, — сказал Флоримон, со вздохом опускаясь в кресло рядом со мной и зажигая сигарету с таким видом, будто совершал некий сложный ритуал. Он оглядел меня сквозь прозрачное облако табачного дыма. — Очень красивое платье, дорогая.

Я засмеялась:

— Шекспир поздравляет бульварного писаку с удачной фразой? Благодарю вас, мсье.

В уголках его глаз появились смешливые морщинки:

— Говорю совершенно серьезно. Вы проявляете излишнюю скромность. Я искал вас, но не видел, чтобы вы танцевали.

— Я никого здесь не знаю.

— О-ля-ля! Неужели Элоиза не познакомила вас хотя бы с несколькими молодыми людьми?

— У меня не было времени поговорить с ней. Я спустилась в зал очень поздно.

— А теперь... а, вот она, танцует с мсье де Сен-Юбером. — Он внимательно осмотрел зал. — Где же Рауль? Он-то знает всех на свете. Может быть, он...

— О нет, пожалуйста! — Это восклицание вырвалось у меня помимо воли. Встретив мягкий вопрошающий взгляд Флоримона, я неловко добавила: — Я... я как раз сейчас шла наверх. Обещала Филиппу, что приду к нему. Я... пожалуйста, не беспокойте мсье Рауля.

— Наверх? Чтобы больше не вернуться, не правда ли? — Он добродушно оглядел меня снова. — И поэтому вы пришли сюда так поздно и спрятались среди цветов?

— Я не... Что вы хотите сказать?

Его взгляд остановился на фиалках, приколотых к моему платью. Он не ответил. Я бессознательно попыталась прикрыть цветы ладонью — беспомощный и бесполезный жест.

— Откуда вы узнали? — спросила я, кончиками пальцев касаясь фиалок. — Из-за них?

— Дорогая моя, — мягко сказал он, покачав головой, — разве вы еще не понимаете, что каждый вздох одного из Вальми громом отдается в долине?

— Начинаю понимать, — с горечью ответила я, глядя в сторону.

Рыбка слегка подталкивала снизу носом лепесток азалии. Я, забыв обо всем, наблюдала за ней. Танцевальная музыка доносилась до нас словно издалека. Здесь, среди цветов, был маленький сад, обнесенный стеной тишины, которую нарушало лишь текучее арпеджио капель воды, стекающих с влажных мхов.

Наконец Флоримон заговорил.

— Вы очень молоды, — сказал он.

— Мне уже двадцать три.

Я очень старалась, чтобы это не звучало как оправдание.

— Мадемуазель, — казалось, он тщательно выбирал слова. — Если вы когда-нибудь решите покинуть Вальми, куда вы направитесь?

Потрясенная словами Флоримона, я молча смотрела на него. Я не ошиблась: злобные взгляды Альбертины предвещали надвигающийся скандал. Мадам де Вальми и мсье Леон что-то сказали, намекнули на то, что хотят меня уволить. И добряк Флоримон хотел специально поговорить со мной об этом. Казалось, каждый считал своим долгом вмешаться в мои отношения с Раулем.