— Кто он такой, черт подери? — вскричала Вита.

Джоли решила, что пришла пора вмешаться.

— Девочки, познакомьтесь с Наташей, самым красивым мужчиной нашего царства, — сказала она, и парочка перестала обниматься.

— Наташа — это мужчина? — удивилась Вита.

Наташа отвернулся от Геи.

— Джоли, — проговорил он. — Иди ко мне.

Джоли немедленно выполнила его просьбу. И тоже обняла и страстно поцеловала, как несколько минут назад Гея.

— Господи помилуй! — воскликнула Вита.

Орлин была так потрясена, что ничего не смогла сказать.

— Наташа, — проговорила Джоли после поцелуя, — познакомься с девушкой, хозяйкой тела, в котором я сейчас нахожусь, ее зовут Вита. А это Орлин, дочь Геи. Я отдаю тело ей.

Орлин неожиданно сообразила, что по-прежнему обнимает Наташу, впрочем, не так крепко.

— Рад с тобой познакомиться, Орлин, — сказал он. — Ты дочь одной из двух женщин, которых я люблю.

— Но ведь Гея замужем! — возмутилась Орлин.

Наташа с улыбкой посмотрел на Гею:

— Правда? Я тоже женат. Почему Марсу позволено владеть двумя прекрасными женщинами, а мне нет?

Орлин отодвинулась от него и пролепетала:

— Я не знаю, кто вы, но…

— Он пришел, чтобы проводить вас в Преисподнюю, — вмешалась Гея. — Думаю, ему известен тайный ход.

Только сейчас Орлин сообразила, что над ними, возможно, потешаются.

— Проклятая душа?

— Ты почти угадала, — ответил Наташа. — Идем со мной; надеюсь, нам удастся проникнуть незамеченными, если только мы не станем терять времени.

— Но…

— Иди с ним, — сказала Джоли.

— Почему она должна идти куда-то с этим красавчиком? — сердито спросила Вита. — Он обманывает жену; разве можно ему доверять?

— Он самый великий в мире лжец, — признала Джоли. — Но мы можем ему доверять.

Орлин сомневалась, зная, что не понимает чего-то совсем простого.

— Я пойду с тобой, Наташа. Но я хотела бы получить хоть какое-нибудь объяснение.

Наташа взял ее за локоть:

— Ты его обязательно получишь. Расскажи мне о себе; мне не терпится побольше узнать.

— Расскажи ему, — посоветовала Джоли.

Орлин удивилась, однако решила последовать ее совету.

— Я дочь Геи, она отдала меня, когда я была совсем маленькой, и я выросла с приемными родителями. Я вышла замуж за призрака…

Она вдруг замолчала, потому что они начали проваливаться сквозь землю. Мимо проносились то ли клубы облаков, то ли пара.

— Продолжай, — попросил Наташа.

— И родила для него ребенка. Мой сын умер, и я совершила самоубийство. А теперь я пытаюсь забрать своего малыша у Нокс, и нуждаюсь в помощи Сатаны.

— Нокс? Воплощение Ночи?

— Да. Мой сын у нее. Она велела мне получить у каждой инкарнации по одной вещи, и у Сатаны я должна попросить проклятие. Только когда я сумею собрать все, я смогу вылечить малыша от болезни души, и Нокс мне его отдаст.

Облако рассеялось; они стояли в каменном помещении, из которого вдаль уходит извивающийся коридор, освещенный дымными тусклыми факелами.

— Иди по коридору, — сказал Наташа. — Он приведет тебя в покои Сатаны. Я буду ждать тебя здесь, чтобы отвести назад, когда ты закончишь свои дела.

— Мне придется пройти одной по Аду? — в ужасе спросила Орлин.

— Это проход для привилегированных особ. Ни один демон не причинит тебе вреда, пока ты в нем находишься. Постарайся его не покидать. — Он отпустил ее локоть и подтолкнул вперед.

Орлин сделала шаг вперед, остановилась.

— Я не…

Но Наташа уже куда-то исчез.

— Не бойся, — заговорила Джоли. — Он сказал чистую правду: этим коридором пользуются только особо важные гости. Мы здесь в полной безопасности, хотя нам и придется пройти сквозь центральную часть Преисподней — только так можно добраться до Сатаны. Мы имеем полное право останавливаться и смотреть на то, что встретится нам по пути. Главное, никуда не сворачивать.

Орлин двинулась вперед. По сторонам коридора располагались окна, через которые виднелись самые разные помещения. В каждом что-то происходило, но понять, что именно, бросив мимолетный взгляд, не представлялось возможным.

Орлин остановилась возле одного окна и увидела мужчину, зажимавшего рукой рану на груди. По его пальцам текла кровь; не вызывало сомнений, что он испытывает невыносимые страдания.

— Он живой? — в ужасе спросила Орлин. — Я думала, здесь только проклятые души.

Человек за окном ее услышал.

— Я и есть проклятая душа, — задыхаясь, с трудом проговорил он. — Я испытываю бесконечную боль.

— За что же ты терпишь такую муку? — спросила Орлин, помимо воли охваченная любопытством.

— Я пытался догнать мотоцикл. — Казалось, несмотря на рану, несчастный вполне может говорить.

— Что?

— Я вел грузовик, а мотоциклист начал меня дразнить, и я, естественно, поддал газу. Я выиграл — но не смотрел, куда еду. И врезался в легковую машину. Меня на огромной скорости вынесло на встречную полосу. Я налетел на школьный автобус, погибло двадцать семь человек. И я сам. Пришел в себя… у ворот Ада. Это случилось двадцать лет назад, мне осталось еще около тысячи, чтобы отбыть наказание.

— Но твоя рана похожа на пулевую! — воскликнула Орлин. — Ты ведь погиб во время столкновения на шоссе?

Несчастный с трудом улыбнулся:

— Это не моя рана. И не пассажиров, погибших во время аварии. Я страдаю за собаку.

— Собаку?

— Видишь ли, среди пассажиров в основном были дети. Зло еще не запятнало их души, хотя кое-какие некрасивые поступки они совершали. Они остались бы в Чистилище или еще где-нибудь до тех пор, пока не заслужили бы право отправиться в Рай. Но они умерли раньше времени. Возможно, при жизни им удалось бы искупить свои грехи, а потом за ними пришла бы смерть от естественных причин. Вот в чем моя вина.

— В том, что ты лишил их такой возможности? — догадалась Орлин.

— Именно. Я должен нести наказание за то, что они совершили, раз они преждевременно ушли из жизни и не успели сами исправить зло. Мне понадобится несколько веков, чтобы разобраться с грехами погибших тогда людей, но я даже рад, ведь в определенной степени я расплачиваюсь с ними за то, что у них отнял.

— Но каким образом собака…

— Один мальчишка играл с пистолетом и застрелил соседскую собаку. Чтобы никто ничего не узнал, он притащил труп на пустырь и закопал его там. Ему это сошло с рук, сосед решил, что собака убежала.

Орлин присмотрелась к нему повнимательнее.

— У тебя из раны течет кровь… Как долго продлится твоя мука? Собака умерла не сразу?

— Рана была не очень серьезной, — ответил мужчина. — Собака от нее не умерла.

— Не умерла! Но ведь мальчик ее похоронил!

— Да. Собака задохнулась под землей. Не могу сказать, что с нетерпением жду наступления этой части искупления греха.

Орлин была возмущена, несмотря на очевидную справедливость наказания.

— По крайней мере, все скоро кончится.

— Да, через несколько часов, — тяжело дыша, ответил он. — Но повторится снова и снова.

— Повторится?

— Я должен переживать весь ужас происшедшего еще и еще раз, пока полностью не раскаюсь в содеянном. Мальчишке понадобилась бы целая сотня раз!

— Но ты же не виноват в смерти той собаки! Разве ты можешь искренне раскаяться в том, чего не совершил?

— Согласен, тут возникает некоторое противоречие, — проговорил мужчина.

— Наверное, именно по этой причине мне так и не удалось сдвинуться дальше первого грешника.

— Первого? Первого из тех, кто пострадал во время катастрофы?

— Первого существенного греха первого из погибших, — пояснил страдалец.

— Сколько… сколько раз ты уже пережил смерть собаки?

— К нынешнему моменту? Не знаю. Я сбился со счета на десяти тысячах.

— Десять тысяч!

— Несколько лет назад, мне кажется. Впрочем, здесь, в голой камере, следить за временем совсем непросто. Ты первая посетительница, с которой мне довелось поговорить.

Орлин возмущал поступок мужчины. Она не могла симпатизировать тому, кто отнял у детей жизнь, поскольку знала, как страдает мать, теряя ребенка. Но то, что здесь происходило, поражало своей бессмысленностью. Этот человек никогда не сможет искупить чужие грехи, не говоря уже о своих собственных. Он совершенно зря страдает!