— Это, конечно, хорошо. Но одному человеку эту работу не поднять,— ответил я.

— Зачем одному?— возразил Кайев.— Надо объединить всех краеведов. В нашем подмосковном крае есть что изучать. Вы меня извините, сейчас у меня лекция.

Музей экспонатов Дулевского фарфорового завода был похож на сказку, застывшую в фарфоре. «Хозяйка медной горы» со своими несметными богатствами. Фарфоровые статуэтки персонажей пушкинских сказок, тридцать три богатыря.

— Да у вас тут волшебники живут!— сказал я сопровождавшему меня Александру Афанасьевичу Коновалову.

— Почему волшебники? Самые обычные люди, любящие свое дело. Идемте сюда,— продолжал он таинственным голосом и ввел меня в соседнюю комнату.

— Видите вот это?— указал Коновалов на огромную вазу, занимавшую чуть ли не половину комнаты. Это была тончайшая ювелирная работа.

— Кто же сотворил такое чудо?— спросил я.

— Мастер Кузнецов! Начал он ее делать за несколько дней до начала войны, а окончил в День Победы. В армию его не брали по инвалидности. Но всю войну он продолжал работать на заводе, А свободное время отдавал этой вазе.

Рассказ Коновалова взволновал меня. Я еще раз взглянул на вазу, и подумалось мне: в каждом рисунке частица души мастера.

— Александр Афанасьевич, познакомьте меня с этим мастером.

— Если бы я мог это сделать!— вздохнул Коновалов.— Насколько лет назад Кузнецов умер. А ваза вот осталась. Я часто смотрю, и мне кажется, что мастер жив.

— Неужели никто из писателей не заинтересовался вашим заводом?

— Как это никто? Есть у нас свой писатель, Александр Владимирович Перегудов. Его первый роман «В те далекие годы» посвящен нашему заводу.

— А где же он живет?

— У нас, в Дулеве.

Вскоре я уже беседовал с «летописцем» Дулевского фарфорового завода. Александр Владимирович Перегудов напечатал свои рассказы в журнале «30 дней» в двадцатые годы. В одном рассказе описывается дулевский завод дореволюционного периода.

О себе Перегудов рассказывал мало, больше о судьбах мастеров дулевского завода — героев его книг, с которыми его связывала многолетняя дружба. Потом писатель поинтересовался моей библиографией, посоветовал ряд неизвестных мне изданий и на прощание подарил свою книгу «Сердце художника».

С помощью Федора Андреевича я привел в порядок свои записи. В машбюро перепечатали мою работу, и вот я в кабинете Богачева. Он листает страницу за страницей, а я, затаив дыхание, жду.

— Вы кому-нибудь показывали свою библиографию?— спросил Богачев.

— Нет, Павел Михайлович. Вы первый смотрите.

— Надо посоветоваться со специалистами из справочно-библиографического бюро... Да, вот еще что... Побывайте в Центральном государственном архиве Октябрьской революции. Может, там найдете список литературы о московских предприятиях.

Он дал мне еще несколько советов, потом позвонил опытному библиографу — Зинаиде Васильевне Збруевой и направил маня к ней.

— Трудную тему вы избрали,— проговорила она.— Боюсь, что она вам не под силу.

— Значит, я с ней не справился?— с испугом спросил я.

— Нет, почему же, вы проделали большую работу. Теперь нужен хороший редактор.

— А где его взять?

— Этого я не могу сказать...

К Зинаиде Васильевне обратился читатель, и нашу беседу пришлось отложить.

В тот же день я вновь побывал у Богачева и сообщил ему мнение Збруевой.

— Что ж, справедливые замечания,— согласился он.— Их следует учесть. Об этом мы еще потолкуем. А теперь вот что, есть возможность полечиться в клинике нервных болезней 1-го медицинского института.

— Знаю эту клинику,— обрадовался я,— когда-то там был на консультации.

— Вот и прекрасно. Езжай по этому адресу, бери направление и лечись на здоровье.

В небольшой палате четыре койки. Одну занимает неподвижно лежащий человек, обросший седой щетиной. Зовут его Ипполитыч. Другой обитатель палаты, высокий, худой, лет сорока, назвался Михаилом.

— Давно здесь?— спросил я его.

— Третью неделю, а голова все не проходит.

— Ты, Миша, сам виноват,— вступил в разговор сосед.— Врачей не слушаешься!.. Тебе говорят: не кури, а ты?..

— Душа-то болит. Как дальше сложится жизнь? Переведут на инвалидность, и крышка.

— Тебе так и так с морем придется расстаться. С этим ты должен примириться,— заметил Ипполитыч.

— У меня трое пацанов!.. Их кормить и учить надо!

— У тебя же руки есть,— рассердился Ипполитыч.— Будь у него такие руки,— кивнул он на меня,— парень был бы самым счастливым человеком.

— Руки-то есть, а кто возьмет со 2-й группой на работу?

— Есть же артели инвалидов,— подсказал я.

— Да я же рыбак! Пойми!

— А я милиционер,— прервал Ипполитыч,— это тоже понять надо.

Вошла Ангелина Никитична, наш лечащий врач.

— Ну как наши дела, Голованов?— обратилась она к Михаилу.

— Да все так же... Голова все еще болит.

— Ишь какой быстрый, принял несколько процедур и думает — все!— улыбнулась Ангелина Никитична.

Она измерила ему давление.

— Ну что же, лечение идет своим чередом. Пройдете весь курс, и вам будет легче. А пока... Скажите, опять много курили? Поймите же, Голованов, табак и вино — ваши враги...

Она подошла к Ипполитычу.

— Ну а ваши как дела, Бодров?

— Плохо, доктор!

— Так уж и плохо?— усмехнулась Ангелина Никитична и начала осмотр.— Пожалуй, пора учиться ходить! Ну-ка вставайте, смелее — я вас держу!

Ипполитыч с трудом поднимается, делает попытку, другую, третью встать на ноги, ноги не повинуются. Обессиленный, он опускается на кровать.

— Отходился я,— с отчаянием говорит он, и крупная слеза исчезает в густой щетине.

— Зачем же так сразу падать духом?— укоризненно произнесла Ангелина Никитична.

— Падай, не падай... А кому теперь нужен калека!

— Как вам не стыдно, а я думала, вы мужественный человек... Вы же совершили подвиг...

— Очень прошу вас, доктор, не нужно об этом,— прервал ее Ипполитыч.

— Ну хорошо, хорошо, не буду...

Позже я узнал тайну Ипполитыча, встретив однажды Ангелину Никитичну в Ленинской библиотеке.

Оказывается, он работал в уголовном розыске и в тот поздний январский вечер шел на ночное дежурство. Возле автобусной остановки собралась возбужденная толпа. Ипполитыч подошел ближе и увидел на земле окровавленную женщину.

Из отдельных реплик он понял: бандиты только что скрылись в темном проулке — еще можно догнать, их двое, на одном пестрая шапка.

Не мешкая, Ипполитыч бросился в погоню и проходным двором вышел навстречу двум парням. По приметам это были те самые, оба навеселе.

Подойдя вплотную, Ипполитыч потребовал:

— Прошу пройти со мной!— ив тот же миг упал от сильного удара по голове. Когда он очнулся, едва хватило сил добраться до телефона и сообщить в отделение приметы преступников. Снова он пришел в себя через несколько часов в больнице. Бандиты были задержаны.

Петр Будников появился в нашей палате под вечер. Был он среднего роста, с веснушчатым лицом, с коротко остриженными волосами. Две руки безжизненно болтались, словно высохшие плети.

— Неласково обошлась с тобой судьба,— посочувствовал ему Михаил.— Что с руками-то?

— Энцефалитный клещ укусил,— ответил Петр.

— Где это ты его подхватил?

— В Сибири... срок отбывал.

— Вот как?.. За что сидел-то?

— По глупости,— вздохнул Петр и, помолчав, начал свой рассказ.— Отца с матерью я потерял во время войны. Пошел в ремесленное училище. Жил в общежитии. Однажды знакомый парень попросился переночевать. Вечером позвал прогуляться. Пошли, неподалеку от какого-то ларька он говорит: «Постой тут!» А сам ушел. Оказывается, он с дружками сговорился залезть в ларек. Меня поставили страховать. Тут милиция. Всех и взяли.

— Групповой грабеж — десятка,— уточнил Ипполитыч.