— Роли попросил меня отвезти вас домой. Вы ведь в Булавайо живете? — спросил Крейг, когда вертолет исчез из виду и грохот мотора стих.

Джанин, все еще глядя вслед вертолету, не сразу отреагировала на вопрос.

— Да-да, в Булавайо. Спасибо.

— Сегодня вечером мы не успеем вернуться: скоро на дорогах станет небезопасно. Я собирался переночевать у деда.

— Баву?

— Нет, но очень хотела бы познакомиться. Роланд мне столько про него рассказывал, просто животики надорвешь. Как вы думаете, для меня там найдется кровать?

— В Кингс-Линн двадцать две свободных кровати.

Джанин сидела на переднем сиденье «лендровера», ее волосы поблескивали, развеваясь на ветру.

— Почему Роланд называет вас Козя? — Крейгу пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум двигателя.

— Я энтомолог! — крикнула она в ответ. — Ну, знаете, жучки, бабочки и прочие козявки!

— Где вы работаете?

Поток прохладного вечернего воздуха плотно прижимал одежду к коже, выставляя напоказ небольшие аккуратные груди. От холода темные пупырышки сосков выступили под тонкой тканью: было совершенно очевидно, что лифчик девушка не носит. Крейг с трудом отвел взгляд.

— Я работаю в музее. Вы знаете, что у нас лучшая коллекция тропических и субтропических насекомых? Такой нет ни в Смитсоновском институте, ни в Музее естественной истории в Кенсингтоне.

— Здорово!

— Извините, иногда со мной со скуки помереть можно.

— Ничего подобного!

Она благодарно улыбнулась, но все же сменила тему:

— Как давно вы знаете Роланда?

— Двадцать девять лет.

— А сколько вам лет?

— Двадцать девять.

— Расскажите мне о Роланде.

— Что можно рассказать о том, кто не имеет ни единого недостатка?

— Ну расскажите хоть что-нибудь, — подбодрила она.

— В школе он был старостой и капитаном команд по регби и крикету. Получил стипендию Родса в Оксфорде, закончил Ориэл-колледж. Входил в сборные команды Оксфорда по гребле и крикету, а также по теннису. Полковник в отряде Баллантайна, серебряный крест за доблесть, наследник состояния в двадцать с лишним миллионов долларов. В общем, так, ничего особенного, — пожал плечами Крейг.

— Вы его недолюбливаете, — упрекнула она.

— Я его обожаю, — возразил Крейг. — Правда, по-своему.

— Вы больше не хотите о нем разговаривать?

— Давайте лучше поговорим о вас.

— Ладно, что бы вы хотели узнать?

Ему захотелось вновь увидеть улыбку Джанин.

— Начните со дня рождения и ничего не упускайте.

— Я родилась в деревушке в Йоркшире, мой папочка был ветеринаром.

— Когда родились? Я же попросил ничего не упускать!

Джанин лукаво блеснула глазами.

— Как тут у вас говорят про неопределенную дату? До Великой коровьей чумы?

— Это было в девяностых годах прошлого века.

— Что ж, — улыбнулась она, — значит, я родилась после чумы.

Крейг понял, что у него получается: он понравился Джанин. Она охотнее улыбалась, легко поддерживая непринужденную болтовню. Возможно, он принимал желаемое за действительное, но в ее манере вдруг появилось кокетство: то, как она держала голову, как двигалась, как… Внезапно вспомнив о Роланде, Крейг почувствовал ледяную волну отчаяния.

Джонатан Баллантайн вышел на веранду Кингс-Линн, увидел гостью и мгновенно вошел в роль сладострастного повесы.

— Вы самая прекрасная девушка, которую когда-либо приводил Крейг, — вы просто несравненны, — сказал он, целуя ей руку.

Непонятный дух противоречия заставил Крейга запротестовать:

— Баву, это девушка Роланда.

— А! — кивнул старик. — Я так и знал. Для тебя она слишком изысканна.

В браке Крейг продержался лишь немногим дольше, чем на очередной работе, — чуть больше года. Баву с самого начала не одобрил выбор внука — о чем заявлял как до свадьбы, так и после нее, а также до и после развода и вообще при каждой возможности.

— Вы очень любезны, мистер Баллантайн. — Джанин стрельнула глазками в сторону Джонатана.

— Можете называть меня просто Баву. — Разрешение использовать это имя было признаком величайшего расположения. Джонатан приобнял девушку и сказал: — Пойдемте, голубушка, я покажу вам мои противопехотные мины.

Крейг проводил взглядом парочку, отправившуюся на осмотр противотеррористических укреплений — еще один признак симпатии со стороны деда.

— Трех жен похоронил, а все угомониться не может, старый развратник, — огорченно пробормотал Крейг.

Крейг проснулся от скрипа распахнутой настежь двери.

— Ты весь день проспать собираешься? — воскликнул Джонатан Баллантайн, врываясь в спальню внука. — На часах полпятого утра!

— Баву, это ты уже двадцать лет глаз не смыкаешь…

— Хватит болтать! Сегодня великий день. Разбуди подружку Роли, и мы пойдем испытывать мое секретное оружие!

— А как же завтрак? — запротестовал Крейг, но старик, возбужденный, словно мальчишка, приглашенный на пикник, исчез за дверью.

Объект эксперимента благоразумно поставили на достаточном удалении от ближайших построек — на краю кукурузного поля: повар пригрозил, что уволится, если испытания будут проходить в непосредственной близости от его кухни.

— Это еще что за чудо техники? — поразилась Джанин, подходя поближе.

Из небольшой толпы работников, трактористов и клерков вышел человек в заляпанном машинным маслом комбинезоне и поспешил навстречу гостям.

— Мистер Крейг! Слава Богу, что вы здесь! Остановите его!

— Окки, не будь идиотом! — велел Джонатан.

Окки ван Ренсбург двадцать лет проработал механиком в Кингс-Линн, и за его спиной Джонатан хвастал, что Окки может разобрать трактор по винтику и собрать из него «кадиллак» и два «роллс-ройса» в придачу.

Жилистый человечек пропустил слова хозяина мимо ушей.

— Баву убьет себя, если его не остановить! — заявил механик, ломая черные от машинной смазки руки.

Не обращая внимания на протесты, Джонатан надел каску — ту самую, которую носил в 1916 году, когда забросал гранатами три пулеметных гнезда: вмятина на боку осталась от немецкой шрапнели, — и пошел к чудовищному механизму. В глазах старика плясали чертики.

— Окки переделал трехтонный грузовик «форд», — объяснил он Джанин, — поднял шасси…

В результате корпус машины возвышался над землей, словно стоял на ходулях.

На первый взгляд сооружение на крыше походило на рубку ядерной подводной лодки.

— Там двадцать стальных трубок, заполненных пластиковой взрывчаткой — по тридцать фунтов шарикоподшипников в каждой! — ломая руки, пояснил механик.

— Господи, Баву! — наконец ужаснулся Крейг. — Эта штука взлетит на воздух!

— Он установил их в бетонных блоках, направив в стороны, как пушки на кораблях Нельсона, — по десять трубок с каждой стороны.

— «Форд» с двадцатью пушками! — поразился Крейг.

— Если я попаду в засаду, то просто нажму кнопочку, и — ба-бах! — ублюдки получат бортовой залп из трехсот фунтов шарикоподшипников! — ничуть не смущаясь, торжествовал Джонатан. — Всего-то несколько залпов, как говорил старина Бонапарт!

— От Баву потом костей не соберешь! — простонал Окки.

— Хватит тебе причитать! Лучше помоги залезть внутрь, — велел Джонатан.

— Баву, на этот раз я вполне согласен с Окки… — Крейг попытался остановить деда, но тот вскарабкался по стальной лесенке с проворством мартышки и на мгновение застыл, выглядывая из люка, точно командир танковой дивизии.

— Я дам два бортовых залпа по очереди — сначала с правого борта. — Джонатан перевел взгляд на Джанин, и его глаза блеснули. — Не хотите ли стать моим вторым пилотом, милочка?

— Баву, это невероятно любезно с вашей стороны, но мне будет лучше видно из вон той канавы.

— Тогда отойдите все подальше! — Джонатан величественно махнул рукой.

Работники и трактористы-матабеле, присутствовавшие на предыдущем испытании, кинулись врассыпную, точно египетская пехота с поля боя во время Шестидневной войны. Некоторые, не снижая скорости, добежали до вершины холма и скрылись за ней.