Кэро испытывала неизмеримую благодарность к этому человеку.

И словно почувствовав это, он положил ладонь ей на затылок, притянул вниз и обжег губами губы.

Поймал ее в сладкий капкан. Запутал в паутине страсти, которая воспламенялась все жарче с каждым прикосновением – языка к языку, с каждым тихим вздохом. Наполняла их безумным желанием двигаться быстрее и сгореть в огне страсти.

Он рванулся вверх, опершись на локоть, распластав ладонь по ее спине, держа ее близко, задевая грудью груди, и в противовес ее раскачивавшемуся ритму резко вонзился в нее. Раз. Другой. Третий. Сильнее. Выше. Глубже. Быстрее.

Пока она, кружась, не полетела в бездонное пространство. Пока все мысли и чувства не поглотил водоворот.

Осколки ощущений вонзались в нее, раня раскаленным наслаждением. Она горела, таяла, распадалась на части, познавая экстаз.

Майкл схватил ее, развернул и лег сверху. Рывком раздвинул бедра и ворвался в нее.

Сейчас она была открыта, беззащитна, уязвима и принадлежала ему.

Он брал и брал ее, мощно вонзаясь в пульсирующее тело. Вновь возбуждая взаимное желание. Глаза Кэро заблестели. Выражение изумления, неподдельного и нескрываемого, промелькнуло на лице. Она подхватила его ритм и, целуя в губы, одновременно ускоряла движения. Древняя, как мир, дуэль мужчины и женщины… Она и не подозревала, что в ее теле кроется столько сил. И эти силы она использовала, чтобы не столько бросить вызов, сколько обольщать. Убедить его идти дальше, быть жестче, проникая глубже, соединиться в едином порыве.

И он понял. В этот раз они испытали нечто такое, что бывает, наверное, раз в жизни: задыхающийся, лихорадочный, отчаянный подъем к экстазу, более мощному, глубокому и изысканному, чем оба могли себе представить. Их глаза встретились, прежде чем поднявшийся девятый вал завертел обоих и унес из этого мира.

Катаклизм потряс их. Сплавил. Обжег. Заклеймил навек сознанием принадлежности друг другу.

И наконец, освободил.

Измученные, они обмякли на старой кушетке. И долго лежали, прежде чем к ним вновь вернулось сознание. Но ни у кого не хватало сил пошевелиться. Разомкнуть объятия.

Все еще тяжело дыша, смутно прислушиваясь к барабанным ударам крови в ушах, Майкл поцеловал руку Кэро, положил на свою грудь и прикрыл глаза.

Никогда раньше он не терял себя так полно, не отдавал себя так беззаветно. И, погружаясь в манящее забытье, знал, что хочет, отчаянно желает одного: снова и снова быть с ней. Сделать для этого все. Постараться, чтобы она оставалась рядом. Всегда. Вечно.

Проснувшись, он увидел, что по полу протянулись длинные тени. Он не замерз, потому что день был теплым и в коттедже постепенно становилось душно. Кэро спала спиной к нему, свернувшись клубочком, прижимаясь упругой попкой к его боку. Легонько погладив ее, Майкл с улыбкой встал, прошелся босиком по изразцовым плитам, нагретым солнцем, и широко распахнул окно. В комнату ворвались мелодичные переливы воды. Птицы в ветвях деревьев громко подпевали буколической симфонии.

Майкл глубоко вдохнул и повернулся. Легкий ветерок ворвался с улицы и проводил его до кушетки. Он долго стоял, разглядывая Кэро: стройные длинные ноги, налитые грудки, порозовевшее во сне лицо. Ветер перебирал и ласкал ее локоны.

Она не просыпалась. За последние два дня он пять раз пролил в нее семя. Он не принимал предосторожностей, не пытался ничего сделать. Она тоже, словно не понимала, на что идет.

Конечно, она не знала мужчин, кроме Камдена. Чему тот мог ее научить?

Инстинкт, примитивный инстинкт побуждал его оставить все как есть, не будить спящую собаку. И все же…

Справедливо ли это, если все, что должно произойти, произойдет, но без ее ведома? Без всякого согласия? Против воли?

И все же, если Майкл упомянет об этом, какая-то часть волшебства исчезнет, а он не знает, как она отреагирует на не слишком приятное известие. Он даже не ведал, как она относится к детям!

Перед глазами вдруг живо предстала Кэро с его сыном на руках и двумя дочерьми, цепляющимися за юбки.

Он словно ослеп и оглох. Чарующая картина манила, соблазняла…

Но тут он моргнул, мгновенно возвратившись к реальности. Ошеломленный. Настороженный.

Увиденное заставило замереть сердце. И так будет, пока он не сделает все, чтобы это стало правдой. Чтобы все его отчаянные желания осуществились. Это необходимо для него, для самого его существования. Для будущего.

Он не сразу стал дышать свободнее.

Майкл снова глянул на Кэро. Решение принято. Он не упомянет о риске беременности.

Он из кожи вон вылезет, пойдет на все, чтобы видение стало реальностью.

Едва ощутимые прикосновения пальцев к обнаженной коже разбудили Кэро. Не шевелясь, она открыла глаза, поняла, что солнце еще высоко, но, судя по играющим на плитках пола теням и шаловливому ветерку, он, должно быть, успел открыть окно.

Она лежала на боку, лицом к камину. Он распростерся рядом на спине, лениво гладя ее бедро. Улыбнувшись, она прикрыла глаза, наслаждаясь теплом и его нежными ласками. Но Майкл, должно быть, уловил смену ритма в ее дыхании или легкую напряженность тела и, приподнявшись, прижался к ней.

Улыбка Кэро стала чуть шире. Он нагнул голову и припал губами к местечку, где шея соединялась с плечом. Чуть прикусил пульсирующую жилку. Тихо, зловеще прошептал:

– Хочу, чтобы ты не смела открывать глаз. Просто лежи и позволь любить тебя.

Ее груди набухли, а соски сморщились еще до того, как он росунул руку ей под мышку, сжал упругий холмик и принялся ять. Неторопливо. Лениво. Словно оценивая заново.

Ее снова охватило жаром, но на этот раз мягкой волной. Не грозным, все сметающим девятым валом.

Он продолжал ласкать ее – ее всю – уверенно, неспешно, не грубо. Значит, все произойдет медленно: каждый момент растягивается во времени, перетекает в другой, каждый пик ощущения задерживается, замирает, прежде чем идет на спад, и она успевает отдышаться.

Она не видела его. Чувствовала только прикосновения. Нежные, повторяющиеся, ласковые прикосновения.

Его рука легла на ее ягодицы. Пальцы окунулись внутрь, гладящие. Ласкающие. Пока она не задвигалась, не застонала, не попыталась повернуться, ожидая, что он раздвинет ее бедра и войдет. Но вместо этого ее плечо уткнулось в его грудь. Бедро встретилось с чреслами.

– Не так, – прошептал он едва слышно, потревожив густую, раскаленную, скопившуюся в ней лаву.

Высоко поднял ее ногу, и не успела она опомниться, как ощутила в себе его, твердого, жаркого, медленно погружающегося…

Он шевельнулся. Такой же медленный и жаркий, как солнце. Такой же открыто соблазняющий, как ветерок. Его тело продолжало двигаться в нарастающем ритме каденции, которую он отказывался менять, даже когда она вздрогнула и вонзила ногти в его бедро.

Один нежный выпад следовал за другим, пока она не закричала. Пока не началось чудо, наполнившее ее, прокатившееся приливом и оставившее блаженно свободной на дальнем берегу.

А Майкл продолжал наполнять ее с каждым уверенным толчком. Она почти не заметила, как он достиг собственной разрядки.

Шторм захватил его, унес с собой, но скоро отбушевал, и Майкл из последних сил обнял ее.

Они вернулись домой в золотистом свете позднего дня. Иногда обменивались взглядами, касались друг друга, но почти не разговаривали: в этот момент, момент вне времени, в словах не было нужды.

Кэро не могла заставить себя собраться с мыслями, понять, что произошло теперь, когда их отношения приняли новый поворот. Разумнее всего просто принять и смириться с тем, что все равно нельзя и не хочется менять.

Майкл заботливо придерживал низко нависшие ветки, готовый в любую минуту подхватить ее под руку в случае опасности, но ничем не пытался ограничить ее свободу, хотя в душе уже считал своей. И, как она, тоже размышлял о том, что их отношения перешли некую грань, став тоньше и глубже.