Это подтверждают две вещи. Во–первых, прилагательные, выбранные здесь Павлом, указывают вовсе не на материал, из которого сделан предмет. Эти прилагательные указывают на то, что движет предметом. Объясню это на примере. Допустим, кто–то видит вдалеке корабль и спрашивает: «Это металлическое или деревянное судно?» Это вопрос о материале, из которого сделан предмет. Но Павел использует прилагательные другого рода, которым больше соответствует вопрос: «Это паровое или ядерное судно?» Это вопрос, что приводит в движение корабль, откуда он черпает свою энергию. Именно прилагательные второго рода, которые указывают на движущую силу или принцип, использует здесь Павел. Поэтому здесь нет противопоставления «физического» «духовному» в современном смысле слова. Но Павел противопоставляет «физическое» тело, движимое обычной человеческой энергией (можно назвать его «естественным» телом), новому телу, которым движет Дух Божий: оно «духовное» потому, что его наполняет и оживляет Дух.
Это ясно показывает Послание к Римлянам, где содержится одно из самых четких высказываний Павла на эту тему. Он заявляет: «Если же Дух Того, Кто воздвиг Иисуса из мертвых, живет в вас, то Воздвигший из мертвых Христа Иисуса оживотворит и смертные тела ваши Духом Своим, живущим в вас» (8:9–11). Эти слова Павла совершенно однозначны. Он говорит о новой жизни смертного тела, а не о новой жизни вне тела. И когда Павел, например, говорит, что плоть и кровь не наследуют Божьего царства (1 Кор 15:50), он не имеет в виду, что наша так называемая физическая природа не наследует царства Божьего. Но он говорит о нынешнем физическом теле, тленном, обреченном на распад и смерть, и будущем теле, нетленном, свободном от распада и смерти. Выражение «плоть и кровь» у Павла указывает не на физическую природу, но на подвластность тлению, распаду и смерти. Нам трудно представить себе состояние физической жизни, лишенной тления, однако Павел говорит, что именно таким будет новое творение.
И стоит обратить внимание еще на одно: преображение физической природы (в другом месте я назвал ее «трансфизической») не означает, что она станет сиянием. Здесь многие люди также совершают ошибку интерпретации. Они думают, что, когда Павел говорит о «славе», он имеет в виду сияние, подобное свету электрической лампочки. Но обычно это не так. Есть один–два отрывка, где Павел движется в таком направлении, возможно, развивая идеи из главы 12 Книги пророка Даниила, но чаще всего апостол интерпретирует этот текст Библии метафорически, чтобы описать христианское свидетельство в мире. В Послании к Филиппийцам Павел использует этот образ не для того, чтобы сказать: мы станем сиянием, но чтобы сказать: наше свидетельство, наша святость будут, в метафорическом смысле, светить миру (Флп 2:15). Таким образом, третья особенность веры христиан на фоне иудейских представлений о воскресении заключается в более точном понимании того, чему подобно воскресшее тело. Это — преображенная физическая природа, не сияние, но нетление и свобода от распада и смерти. Об этом говорят самые разные христиане от Павла до Иринея и после них.
Четвертая удивительная характеристика представлений христиан о воскресении заключается в том, что событие воскресения распадается на два этапа. Иудеи, верившие в воскресение, полагали, что оно совершится в последний день, когда Бог создаст новое небо и новую землю. Это произойдет со всеми одновременно. И никто из них не думал, что это событие прежде произойдет уже в настоящем в одном случае, который предвосхищает последующее. Ни один иудей I века до воскресения Иисуса не ожидал ничего иного, кроме масштабного всеобщего события, которое произойдет в последний день. Вот почему, когда Иисус велел ученикам ничего не говорить о своем преображении до тех пор, пока Сын Человеческий не воскреснет из мертвых (Мк 9:9), они крайне удивились, потому что согласно их представлениям кто–то один не может «воскреснуть из мертвых» (Мк 9:10) ранее всех остальных, которые должны затем свидетельствовать о том, что видели. «Воскресение», как они его понимали, произойдет в конце времен со всеми людьми одновременно. Конечно, в то время существовали и другие иудейские движения, придерживавшиеся в той или иной степени «эсхатологии инаугурации», которые верили, что Бог уже начал исполнять свои обетования. Но и там никто не утверждал, что воскресение уже произошло с одним конкретным человеком — а именно это утверждали первые христиане, так как они пришли к новому пониманию истории, которую рассказывали иудеи, о Боге Израиля и о мире. Это была уже несколько иная история, которая учитывала, что Бог уже начал дело нового творения. И сегодня, когда мы размышляем о значении Пасхи, именно это нам следует понять прежде всего.
Пятое значимое отличие христианских представлений от иудейских заключается в том, что христиане стали по–новому использовать «воскресение» в метафорическом смысле. У Иезекииля в главе 37 мы находим великое видение — это долина с сухими костями, которые собираются, поднимаются, и их оживотворяет Божье дыхание. Начиная с этого иудеи использовали образ воскресения как метафору для восстановления Израиля, возвращения из изгнания, нового Исхода. Этим иудеи утверждали, что Бог сделает великие дела, чтобы восстановить величие своего народа. Следует заметить, что иудеи, пользовавшиеся этими словами в метафорическом смысле, одновременно продолжали говорить о «воскресении» и в смысле буквальном — как о новой телесной жизни народа Божьего в конце времен. Это (если сказать о том же, но в обратном порядке) не мешало им пользоваться «воскресением» как метафорой, указывающей на то, что случится раньше, то есть о возвращении из изгнания и великом восстановлении. Удивительно, что у первых христиан мы практически не найдем и следа подобного метафорического смысла — разве что ее отзвук в одной строчке (Рим 11:15). Вместо этого начиная с Павла и включая всю раннюю христианскую традицию мы увидим иное употребление той же метафоры. Христиане используют ее, когда говорят о крещении и святости. Здесь «воскресение» понимается метафорически, но это не отменяет его буквального смысла, поскольку все христиане продолжали верить в реальность события воскресения в конце времен для всех, основанного на буквальном понимании воскресения Иисуса в теле. Кроме того, этот новый метафорический смысл указывает не на абстрактные понятия, такие как состояние ума и сердца или духовность. Хотя это использование метафорическое, сама метафора указывает на конкретные события: крещение и освящение — в конце концов, все это действительно происходит с конкретным телом христианина. Так христиане видоизменили метафорический смысл «воскресения» по сравнению с тем, как его понимали иудеи.
Шестым изменением относительно иудейской веры в воскресение было то, что у христиан эта вера тесно переплелась с мессианскими представлениями. В те времена никто не ожидал, что Мессия будет воздвигнут из мертвых, по той простой причине, что никто не ожидал, что его могут убить. Это было нечто радикально новое, и это подводит нас к вопросу: можно ли как–то объяснить веру первых христиан в Иисуса как Мессию, если бы не произошло события воскресения? Часто люди не задумываются над исторической стороной этого вопроса, а потому побудем немножко добросовестными историками. В I веке иудеи могли наблюдать развитие и нескольких других мессианских или пророческих движений. Самый известный пример связан с восстанием иудеев против Рима в 66–70 году н. э. Предводителя повстанцев Симона, сына Гиоры, многие иудеи считали своим истинным вождем, своим царем и, возможно, Мессией. И вот плененного Симона доставили в Рим, где его должны были провести по улицам города во время триумфа Тита.
В конце празднества, как описывает Флавий, с Симоном расправились в этой торжественной обстановке. Его бичевали, а затем казнили, как это обычно делали римляне. В главе 1 отлично показано, римлянам было куда выгоднее убить врага на глазах у публики во время триумфа, чем просто бросить его тело где–нибудь среди развалин Иерусалима.
