Пауза. Изящные женские пальчики перебирают эскизы. Их много. Но она никуда не торопится.

– Ну, у тебя и память. Столько цифр и технических характеристик!

Пожимаю плечами.

– Я профессиональный военный. Летчик. Та же пушка Шипунова ГШ-23 стояла на моем вертолете Ми-24, как тут мне не знать её характеристик? Да и вообще, я интересовался военной техникой. Всякой. Как, впрочем, и историей. Другое дело, что не всё сейчас возможно создать и произвести с нашим технологическим уровнем, но мне нужно расчертить древо магистрального развития по каждому основному направлению.

– Хм, а это что?

Я заглянул в озадачивший жену чертеж и пояснил:

– Это, радость моя, то, что позволит, как я надеюсь, получить нам реактивную авиацию уже к началу тридцатых годов. Это подзабытое детище румынского конструктора Анри Коандэ, который еще в 1910 году изобрел первый в мире реактивный двигатель, и даже построил самолет «Coandă-1910» на реактивной тяге. У него, правда, тогда ничего не получилось, его аэропланы загорались как спички, и он не мог понять причину. А причина мне как раз известна.

На фото: первый в мире реактивный самолет «Coandă-1910»

Улыбаюсь заинтригованной Маше и добавляю:

– А работал он, кстати, с Джанни Капрони, прославленным итальянским авиаконструктором.

– Любопытно. Кстати, а не родственник ли Анри Коандэ с генералом Константином Коандэ, нынешним премьер-министром Великодакии?

Киваю.

– Родственник. Сын.

– Ещё любопытнее. И что же у него не сложилось, имея таких родственников и знакомых?

– Там всё относительно просто. Технически. А родственники тут вообще ни при чём. Реактивное пламя, вылетающее из сопла, по своим свойствам сходно с той же водой в чашке. Если чая достаточно много, а чашку недостаточно энергично наклонить, то чай потечет не прямо вниз, а буквально «прилипнет» к поверхности чаши, стекая по её стенкам на стол или под ноги переливающему. Так получилось и в случае с первым в мире реактивным самолетом. Сам Коандэ, кстати сказать, через двадцать лет сам поймет причину, но зачем мне-то ждать двадцать лет, верно? Я очень хочу получить реактивную авиацию к началу тридцатых годов. Лучшую и самую мощную в мире. Как и вот эту штучку, которая смотрит на тебя со следующего листа.

Пауза.

– И что это?

– Это, любовь моя, атомная бомба.

Маша вздрогнула.

– Так просто?

Качаю головой.

– Нет, солнце, это совсем не просто. Очень долго, муторно и дорого. Проста только схема на листе бумаги, но уверен, что сей лист бумаги стоит десятки миллиардов современных долларов. Ведь я знаю не только принцип, но и короткий дешевый путь создания такого оружия. В моей истории, кстати, к нему пришли далеко не сразу, а я, как ты понимаешь, сделаю всё, чтобы наши конкуренты пошли по самому долгому и дорогому пути в их исследованиях. Да, и, вообще, постараюсь оставить их и без лучших специалистов, и без урана с плутонием. И без подходящих средств доставки. Так что все шансы на нашей стороне. Но, зато, получив атомную дубинку мы сможем гарантировать себя от большой войны. Равно как и большее уважение к нашим скромным требованиям, не так ли?

Императрица хищно улыбнулась.

– Вижу, как у тебя глаза горят! Мальчики так любят мериться своими большими игрушками. Девочки глубже смотрят на вопрос, и желания девочек не так просты и прямолинейны. И куда более опасны. Впрочем, неважно пока. Кушать хочешь?

Я запнулся.

– Кушать? Хм… Пожалуй, да, хочу.

– Вызовем доставку из дворцового ресторана или мне тебе что-то по-быстрому приготовить?

– О, нет, только не ресторан! Терпеть их не могу! Приготовь мне что-нибудь. Хоть ту же яичницу. Пожалуйста!

Смех.

– Ну, что с тобой поделать. Пошли уж на кухню. Буду тебя кормить, голодный ты мой муж.

Иллюстративное фото.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КВАРТИРА ИХ ВЕЛИЧЕСТВ. 20 апреля 1920 года.

Тихий семейный вечер. Маша в джинсах и рубашке колдует на кухне, а я любуюсь ее фигуркой.

Идиллия.

Маша в джинсах.

В рубашке.

Извините за подробности, но и в нижнем белье образца третьего тысячелетия.

Господи, как же я соскучился по привычной мне одежде.

А какой кайф доставляла Маше сама возможность быть «гостьей из будущего»! Она каждый раз, стоило нам только зайти в нашу квартиру во дворце, словно выйдя из машины времени, сбрасывала с себя опостылевшие тряпки 1920 года. И, далеко не всегда ей удавалось сразу одеться в одежду двадцать первого века, поскольку я всячески активно мешал процессу облачения. Впрочем, жена особо и не противилась этому моему приставанию, явно сбрасывая таким образом усталость рабочего дня, возвращаясь в мир семьи и любви.

Любуюсь её фигуркой, в процессе того, как она крутится по кухне.

– Ваше Величество, а вам кто-нибудь уже говорил, что у вас просто обворожительная попка?

Смешок.

– Ваше Всевеличие, а вам никогда не прилетало горячей жирной ложкой по лбу?!

Ухмылка.

– За права на столь очаровательную попку я готов взойти хоть на костер!

Деланный вздох:

– Какое унылое и пошлое Средневековье. Миша, ты сейчас договоришься и у меня реально всё сгорит.

– У меня сейчас тоже.

– Пошляк. Останешься голодным.

Поднятые руки.

– Молчу-молчу. Своё я доберу потом.

Колдовство над сковородкой. Хорошо быть Императрицей. Крутишься на кухне во время готовки в штанах, за цену которых можно купить приличный домик на побережье, и совершенно не паришься по этому поводу. Красота!

– Спой мне лучше что-нибудь. Ты давно меня не баловал.

– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, и молю о снисхождении!

Отправившись за гитарой ловлю себя на мысли, что почти за три уже года брака мы так и не охладели друг к другу. Даже разница в возрасте практически не ощущалась, ну, кроме самого факта, что Маша считала обязательным наличие рядом с собой именно более опытного и надежного мужчины. Только так ей было комфортно в душе. К тому же, она явно чувствовала себя старше и мудрее своих почти девятнадцати лет. Я же, возможно, благодаря молодой и страстной жене, чувствовал себя от силы лет на тридцать, а отнюдь не на сорок один. Так что мы, и по прошествии трех лет брака, продолжали шутить и дурачиться, игриво обмениваясь шалостями и довольно многозначными фразами на грани приличия. А то и далеко за гранью. Дело-то молодое. Интим и свидетелей нет.

Маша меня буквально пьянила. И вдохновляла, как муза вдохновляет поэта. Без преувеличения. До сих пор. И я был счастлив от этого. Возможно, я не картонный герой, не герой комиксов, и не книжный попаданец. Я просто человек.

И я люблю свою женщину.

Что ж, гитара принесена. Объект обожания крутился перед моим взором. Песня полилась.

Мы были в нашей личной квартирке, куда нет доступа никому. На нашей небольшой, но уютной кухне. Я пел песню, которую пел в мое время Джо Дассен. Песню, автором стихов которой был Вито Паллавичини. Один из членов Дома Паллавичини, Дома, который если не правит миром, то уж точно влияет на него. Разумеется, французской версии я не знал, поэтому на музыку Тото Кутуньо лег гениальнейший русский перевод и исполнение Алексея Кортнева:

Маша улыбнулась и поставила передо мной сковородку с омлетом, беконом и прочими помидорами.