– Приятного аппетита.

– Спасибо, любовь моя. Но в джинсах ты и вправду особенно неотразима.

Жена усмехнулась.

– Я знаю. Уверена, что многие офицерессы радуются возможности не носить юбки. Это ужасно неудобно. Но еще больше женщины обрадуются, не за столом будет сказано, получить те средства, о которых ты ничего не помнишь.

– Увы, радость моя, меня эта тема как-то не очень интересовала. Это не мой профиль.

– Удивляться тут нечему, хотя и жаль. Это бы весьма ускорило работы.

Такая у нас практическая романтика.

Киваю, жуя. Ну, да, откуда мне знать, как были устроены всякого рода средства женской гигиены, от одного описания которых у Маши расширились и загорелись глаза? Но что я знал о них? Ровным счетом то, что любой мужчина слышит краем уха в телевизионной рекламе, и знает, что его жена/любовница этим всем пользуется. Это не вызывало у меня ни интереса, ни особых эмоций, кроме периодов вынужденного воздержания. Но Машу такой технологический прорыв в удобную жизнь просто потряс и она тут же начала сколачивать научную группу, целиком заточенную под изобретение всего этого женского чуда. А зная Машу, она своего добьется.

Жена день за днем выпытывала у меня мельчайшие подробности и воспоминания. И в процессе всплывали вещи, о которых я даже и не думал. Та же необходимая конструкция белья и все такое прочее. Одно тянуло за собой другое, необходимое древо изобретений/изменений разрасталось, но Маша не намерена была ни уступать, ни отступать. Я всегда поражался тому, как в ней чудесным образом сочетались романтичность натуры и жесточайший прагматизм, помноженный на коварство. И Маша умела мстить. Мстить, как умеют только женщины. И смотреть на вещи с куда большим практицизмом.

Словно прочитав мои мысли, Императрица вздохнула:

– Да, ходить в джинсах удобнее. Но мне решительно не нравится слово «джинсы». В конце концов модель, которая на мне, весьма и весьма отличается от грубой американской рабочей одежды.

Это да. Мягко говоря, отличается. Вместо грубой хлопчатобумажной дерюги, ладную фигурку Маши обтягивала очень-очень дорогая ткань порфирного цвета, состоящая из хлопка, волокон бамбука, шелка, рами и мохера – шерсти ангорских коз. Ткань получилась не только весьма дорогой, но и весьма эластичной, что не только позволяло «облеплять» фигурку, но и абсолютно не сковывало движения. А уж отпускной цене сего чуда позавидовали бы самые именитые кутюрье. Так что и с расстояния в сто метров будет всем понятно, что попка в этих порфирных штанах – это очень дорогая попка.

И Маша собиралась извлечь из резко набирающей моды на женские брюки максимум возможного.

Разумеется, маркизом Луи Жаком Бальсаном были созданы и более дешевые варианты такой одежды. Джинсы цвета индиго состояли из хлопка, конопли, льна, вискозы и шерсти мериносов, а джинсы цвета хаки были еще проще и дешевле, так что Маша предполагала насытить такими штанами бурно растущий спрос на милитарный стиль среди молодежи.

На фото: Луи Жак Бальсан, французский лётчик и промышленник, пионер авиации, происходил из династии текстильных промышленников

Так что новый ромейский маркиз Бальсан-Дорилейский (и мы заодно) мог рассчитывать на огромный куш, а его благоверная супруга маркиза Консуэло Бальсан-Дорилейская, носившая в девичестве скромную фамилию Вандербильт, могла носить штаны Императорского уровня. Род Вандербильтов мог позволить купить ей не только штаны, но и все, что она только пожелает. Впрочем, Консуэло и сама была миллионершей и особо в деньгах клана не нуждалась. Могла. Купить. Всё. Кроме каракошечки, разумеется. Каракошки – товар штучный и за деньги не продается.

Конечно, одними джинсами Маша, конечно же, не ограничивалась. Колоссальный интерес у нее вызвали кроссовки, кеды и вся индустрия спортивной обуви. А предстоящие в мае Олимпийские игры должны были лишь подстегнуть интерес общественности к теме, которая пока занимала лишь узкую нишу на рынке обуви. Поэтому моя благоверная супруга активно скупала акции этих компаний, пока они еще были малоизвестными, а заодно переносила производство в Россию и Ромею, перенимая технологии и переманивая специалистов.

Дожевывая последний кусок бекона, интересуюсь, явно понимая, что разговор затеян не просто так, и что у жены есть какие-то соображения на сей счет:

– И что ты предлагаешь?

Маша провела ладошкой по своей изящной ножке и поделилась своими идеями:

– Вот, смотри, мои джинсы порфирового цвета. Могут быть еще багряные и пурпурные. Это самые дорогие, прямо скажем – элитные джинсы. Значит и называться они должны как-то особенно. Думаю, что «басилевсы» будет именно то, что надо. Индиго, которые подешевле, можно назвать «княжичи». Ну, а самые массовые, цвета хаки, можно назвать в честь маркиза Луи «бальсанами». Нам не жалко, а ему приятно. Плюс какая реклама!

Я хохотнул:

– Когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели!

Поймав удивленный взгляд жены, поясняю:

– Фраза из фильма «Кин-дза-дза». Как-нибудь перескажу содержание. Но, в целом, я не спорю, мысль здравая. Как говорится, встречают по одежке.

Кивок.

– И цена на «княжичи» и, тем более, «басилевсы» будет весьма интересной. Для нас. А теперь представь масштаб будущего производства всех этих штанов, включая «бальсаны». Я думаю, что наш новоявленный маркиз Бальсан-Дорилейский не будет слишком против, если мы вложимся в его концерн «Бальсан». Да и Вандербильты не откажутся от крупных инвестиций. Консуэло наверняка сама захочет часть акций. Так что перспективы я тут вижу весьма и весьма неплохие. Особенно в контексте того, что мы выкупили права на производство «молний», а усовершенствованная модель этой застежки позволяет ставить её даже на «басилевсы».

Она встала и демонстративно расстегнула и застегнула молнию на своих джинсах.

– Поэтому, я думаю, что патент на крой запишем на Иволгину, патент на ткань остается за маркизом. «Модное ателье Натали» шьет «басилевсы» и «княжичи», там в доле будет Консуэло и нашими деньгами участвует Иволгина, а сам концерн «Бальсан» пусть шьет эти самые «бальсаны». Там в доле сам маркиз, ну, процентов пятьдесят акций его будет, наши, напрямую или через фирмы-прокладки князя Волконского, процентов тридцать или сорок, ну, и процентов десять-двадцать пусть достанется Консуэло. Она хоть миллионерша и законная супруга маркиза, но своего не упустит. Как думаешь?

Смеюсь:

– Любовь моя, всегда удивлялся, откуда у тебя такая коммерческая жилка?

Лицо жены изменилось. И отнюдь не в добрую сторону. Губы дрогнули, а глаза её потемнели.

– Как сказал император Веспасиан – «Деньги не пахнут»! Плох тот правитель, который не знает, где взять деньги. К тому же, не забывай про мою наследственность, ведь тот же мой августейший дед Никола еще тот деляга!!! Да и с кем поведешься – от того и наберешься! Уж ты сам у нас коммерсант первостатейный. Как тебя только в Цари приняли??!

Маша резким движением убрала от меня сковородку и пошла ее мыть. Женщины. Никогда не угадаешь. Одна и та же фраза может вызвать смех или обиду в любое произвольное время. Но, делать нечего, факт налицо, и надо заглаживать вину.

Подхожу к жене сзади и обнимаю за талию, зарываясь лицом в её волосы.

Резкая раздраженная отповедь:

– Миша, я мою посуду!!!

Шепчу на ухо:

– Давай я сам помою.

Молчание в ответ, и лишь движение тряпкой по сковороде в струе воды. Раз за разом. Журчит вода. Маша механически водит рукой по давно чистой сковородке и молчит. Ей явно плохо. Как тогда в поезде в Марфино. Сейчас расплачется. Но что я такого сказал-то?

– Солнышко, не обижайся. Я же восхитился твоими талантами, а ты что-то не так поняла. Прости, я не хотел тебя обидеть. Правда.