Его губы вновь вернулись к ее устам, обожгли кожу огненным прикосновением. Поцелуям не было конца, и при всей своей неопытности Люси сполна ощутила, что такое истинное кипение страстей — и в мужчине, и в женщине.

Внезапно девушке стало страшно. Она испугалась неведомого, ибо ее тело вдруг вышло из-под контроля. Мозг лихорадочно пытался вернуть себе власть над плотью, и, повинуясь этому порыву, Люси едва заметно напряглась.

Рашид тут же замер, и какое-то время они лежали рядом неподвижно. Лицо индийца было абсолютно бесстрастно. Он резко сел, натянул платье ей на плечи и отодвинулся.

— Прости меня, — отстраненным, холодным тоном произнес он. — Я вовсе не хотел пробудить в тебе дурные воспоминания.

— У меня нет никаких…

— Когда-нибудь ты найдешь мужа, который будет тебя достоин, англичанка. Он введет тебя в свой дом — там, в далекой стране, по которой ты так тоскуешь. Этот человек будет рядом с тобой, когда родятся твои дети. Он поможет тебе избавиться от черных воспоминаний. Пускай он, а не я научит тебя радостям любви. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Мне… Мне холодно.

Но Рашид не попытался согреть ее своим телом. Вместо этого он натянул на Люси свое одеяло. Если бы она протянула руку, то могла бы коснуться его кожи. Но Люси этого не сделала, она лежала без движения.

— Я подброшу хвороста в огонь.

— Спасибо.

— А теперь спи. Ты можешь мне верить, Люси. Не бойся шакалов. И пешаварских дам тоже не бойся.

«Да, мне некого бояться, кроме самой себя», — подумала Люси. Она решительно протянула руку и дотронулась до Рашида.

После долгой паузы он сжал ее пальцы.

По лицу девушки сбежали две слезы. Рашид стиснул ей руку еще сильней.

— Мне было хорошо с тобой, Люси.

Согретая его словами, она уснула.

По непонятной причине купец решил войти в город Пешавар со стороны базара. Люси едва поспевала за Рашидом, боясь потеряться среди узких грязных торговых рядов, где продавались тыквы, рисовые пирожки и жареная рыба.

— Почему мы избрали такой странный путь? — не выдержав, спросила Люси, когда ее конь чуть не затоптал малыша, игравшего в пыли.

Рашид остановил коня — мимо как раз промчалась стайка ребятишек, которые с криком гнались за сорвавшейся с цепи мартышкой.

— Так ближе к британскому сектору, — ответил он. — Осторожно, верблюд!

Караван пустыни, нагруженный невероятным количеством медных кувшинов, двигался прямо на Люси. Казалось, и верблюд, и его хозяин твердо намерены растоптать всех, кто окажется у них на пути.

Кляня последними словами и верблюда, и его наглого хозяина, а заодно и Рашида, Люси подстегнула коня. Теперь она и Рашид ехали бок о бок, едва не касаясь друг друга коленями. Полуобернувшись, купец безмятежно улыбнулся. Он не обращал ни малейшего внимания ни на крики торговцев, ни на толкотню.

— Мне кажется, англичанка, ты недолюбливаешь верблюдов.

— Они тупее баранов, но в двадцать раз больше. Как же их можно любить?

— В самом деле. Но в долгом путешествии верблюд полезен.

Слова его были произнесены таким рассеянным тоном, что Люси вопросительно взглянула на своего спутника. В его темных глазах не было и тени насмешки.

— В чем дело, Рашид? — быстро спросила девушка.

— Вот и настал конец нашему путешествию, англичанка. Нам пора расставаться.

— Но мы еще не добрались до дома моей мачехи…

Купец не ответил. Стремительным движением он спрыгнул с седла и бросил девушке поводья:

— Лови!

Люси инстинктивно подхватила поводья. К тому времени, когда она успокоила коня, оставшегося без всадника, Рашид успел обойти девушку с другой стороны, чуть коснулся ее руки ласкающим жестом и сказал:

— Пора прощаться, англичанка. Наши пути расходятся.

— Нет! Рашид, ты не можешь оставить меня здесь одну!

Он смотрел в сторону, лицо его было лишено какого-либо выражения.

— Я тебе больше не нужен. Дорогу домой ты найдешь.

Он коснулся рукой лба, поклонился:

— Иди с Богом, Люси Ларкин. Пусть жизнь твоя будет долгой, и пусть у тебя родится много детей.

Внутри у нее все сжалось, словно при падении с огромной высоты. В горле вдруг пересохло.

— Почему ты уходишь, когда я почти дома? А как же обещанная награда?

— Разговор о деньгах всегда был интереснее для тебя, чем для меня, Люси Ларкин.

— Но как я тебя найду? Ради Бога, Рашид, куда ты?

Не отвечая, он нырнул за проезжавшую телегу и скрылся в самой гуще рыночной толпы. Люси кричала ему вслед, но и сама почти не слышала своего голоса — такой вокруг стоял гул. На узкой улочке развернуть лошадей было невозможно. Уже в двадцати шагах тюрбан Рашида затерялся среди сотен других тюрбанов.

Люси знала, что не сумеет разыскать своего купца, и все же спешилась и почти час бродила по рынку. В конце концов она сдалась. Рашид не хотел, чтобы она его нашла, а значит, найти его не удастся.

Люси так выбилась из сил, что едва справлялась с двумя лошадьми. Она поспешила покинуть рынок, ведя коней под уздцы. Руки у нее болели, глаза слезились от пыли. Выбравшись с площади, девушка села на своего мерина, а вторую лошадь повела на поводу.

Дни в горах показались девушке менее мучительными, чем последняя миля ровной щебенчатой дороги, ведущей к британскому району города.

Завидев впереди знакомую аллею, которая вела к отцовскому дому, Люси покачнулась в седле от усталости. Однако когда красивое, ослепительно белое здание показалось из-за поворота, от усталости не осталось и следа. Из-за высокой стены пахнуло жасмином, и Люси вдохнула благоуханный воздух полной грудью. Дома! Господи, наконец-то она дома!

Привратника Люси не узнала, но это ее ничуть не опечалило. Скорей бы попасть домой, пока слуги не устроили переполох. Она вежливо кивнула привратнику, не зная, как полагается сообщать о воскрешении из мертвых.

— Добрый день, — сказала она, немного поколебавшись. — Я мисс Ларкин, дочь сагиба сэра Питера Ларкина, который погиб в Афганистане. Пожалуйста, откройте ворота. Я очень устала и хочу отдохнуть после долгого путешествия.

Привратник едва покосился в ее сторону:

— Пошла вон отсюда, грязная шлюха! Таким в доме моего хозяина не место.

Грязная шлюха? Люси с некоторым запозданием вспомнила, что вид у нее действительно необычный. Подавив раздражение, она терпеливо сказала:

— Я знаю, что в таком виде меня трудно узнать. И все же я англичанка. Леди Маргарет Ларкин, мемсагиб, — моя мачеха. Она очень рассердится, если узнает, что ты не пускал меня в ворота собственного дома.

Слуга забеспокоился. Для шлюхи или бродяжки эта женщина говорила по-английски слишком уж хорошо, да и кони у нее были дорогие, чистопородные. С другой стороны, если судить по одежде, в таких лохмотьях могла ходить только какая-нибудь дикарка с далеких гор.

Разгладив несуществующую складку на белоснежной ливрее, привратник сообщил:

— Моего хозяина зовут Разерспун, а вовсе не так, как ты сказала. Зачем ты отнимаешь у меня время своим враньем?

— Разерспун? Здесь живут Разерспуны?

— Конечно, все это знают. — Увидев замешательство незнакомки, привратник приободрился. — Мой сагиб — здешний губернатор, большой человек. Уходи отсюда, женщина.

Люси смотрела на привратника со смешанным чувством разочарования и насмешки — насмешки над собой. Какая же она дура, конечно, мачеха и ее дочка давным-давно уехали из Индии! Леди Маргарет и Пенелопа ненавидели эту страну, еще при жизни сэра Питера они беспрестанно говорили, что хотят вернуться в Англию. Разумеется, леди Маргарет поспешила вернуться в Лондон. Как же не воспользоваться всеми выгодами своего нового положения — безутешная, но весьма состоятельная вдова! Узнав о смерти сэра Питера, она, конечно же, первым кораблем отправилась на родину.

Люси не знала, плакать ей или смеяться. Преодолев приступ подкатившей истерики, она взяла себя в руки.

Слуга нахмурился, сочтя веселье побродяжки неуместным.