Много засосов. Вокруг груди, сосков, живота и бедер.
Они зажили вместе с моими синяками, и я не знаю, какого черта я прикасаюсь к ним каждую ночь. Смотрю на них в зеркало каждое утро.
Это не для того, чтобы получить тот же всплеск адреналина, когда он оставил их на моей коже.
Абсолютно нет.
— Я жива и функционирую, Кэлли. Прекрати превращать это в трагедию.
— Это и есть трагедия, и почему, черт возьми, ты использовала слово «функционирование» по отношению к себе? Ты не машина, сука.
— Ты закончила? — я смотрю на нее.
— Нет. — она огрызается в ответ. — Мы должны что-то сделать, чтобы заставить того, кто тебе причинил боль, заплатить.
— Я уже сообщила об этом в полицию.
— Полиция бесполезна. — она посасывает внутреннюю сторону щек. — Я могу попросить Матео расследовать это дело и обеспечить тебе защиту.
— Ты попросишь Матео?
Она прочищает горло и очаровательно натягивает пижаму.
— Я бы попросила ради тебя.
— Спасибо, но в этом нет необходимости, Кэлли. Я уже под защитой Николо.
Она тычет в меня пальцем с суровостью сердитой бабушки.
— Николо чертов оппортунист, который без колебаний пережует тебя и выплюнет, как только покончит с тобой.
— А Матео нет?
— Нет. — она поднимает подбородок. — Он верный.
— Я думала, он изменяет.
— Ну… не считая этого. — она морщится и, кажется, уже даже не верит своим прежним убеждениям.
В этот момент она либо играет эпическую роль, либо действительно слишком погружена в свои мысли, чтобы понять, что Матео делает для нее.
Он человек, у которого нет ничего, кроме Кэролайн. Весь мир кажется ему сосудом для ее существования.
А она слепа ко всему этому.
Мафия на всю жизнь, и единственный выход — смерть, а значит, разводы запрещены. Именно по этой причине моя мать покончила с собой, чтобы иметь возможность уйти. Так что на данный момент Матео просто подшучивает над Кэлли. Когда дело дойдет до драки, он никогда не разрешит развод. Даже если Николо даст ему зеленый свет, чтобы пойти против их обычаев.
— В любом случае. — она начинает закрывать мой ноутбук. — Прекрати работать, или я позвоню Кингсли и сообщу, что ты несерьезно относишься к своему отпуску.
Мои пальцы дергаются, и я упускаю возможность оставить ноутбук открытым. Не могу поверить, что одного упоминания имени этого ублюдка достаточно, чтобы сбить мою психику с оси.
Это ненормально, обыденно или приемлемо, и все же я не в состоянии контролировать свою реакцию, когда речь заходит об этом человеке.
Он словно замарал мою душу и устроил себе уютное местечко в моей груди.
Даже сейчас в голове, как в кино, прокручиваются образы того, как он беспрекословно владел мной, брал все, что хотел, без малейших колебаний и вопросов.
Меня должна возмущать мысль о том, что кто-то контролирует меня, и отчасти так оно и есть, но это не самое главное.
Именно она сейчас заставляет мое ядро пульсировать от воспоминаний, пока я борюсь за то, чтобы оставаться в настоящем моменте.
— Не смей, Кэлли.
Сладкая улыбка, изгибающая ее губы, почти вызывает у меня диабет.
— Определенно посмею, если ты будешь продолжать быть упрямой чертовкой. Это прозвище не такое уж милое теперь, когда оно в реальной жизни.
— Милая — это последнее, кем я хочу быть.
— Но ты выглядела чертовски мило в том маленьком белом платье, которое надела той ночью. Держу пари, ты свела беднягу с ума.
— Кэлли… в тысячный раз повторяю, ничего не было.
— Ага. Конечно. Я тебе полностью верю.
— Кэлли!
— Что? От тебя пахло одеколоном, у тебя были раскрасневшиеся щеки и блестящие глаза.
— Мне было больно.
— Больно от желания, конечно же. Но эй, давай, дерзай, девочка. По крайней мере, одна из нас получит немного действий.
— Убирайся отсюда, пока я тебя не отшлепала.
Она целует меня.
— Ты знаешь, что любишь меня и что я права.
Мне физически приходится прогонять ее из своего кабинета, на что она смеется и обнимает своих собак, используя их как броню.
Когда я наконец возвращаюсь за стол, то испускаю резкий вздох, но не открываю ноутбук. Вместо этого достаю телефон и просматриваю сообщения, которые я получила от Кингсли за последние несколько дней.
У нас есть номера друг друга уже много лет, но мы связываемся только в редких случаях, когда вместе работаем над делом. В основном это происходит, когда клиент одновременно обвиняется в уголовном преступлении и получает гражданский иск.
Вся наша переписка была сухой, профессиональной, с его обычной порцией язвительного сарказма.
Однако смс, которые он присылал в последние несколько дней, кардинально отличались.
У тебя, похоже, менталитет малыша, поэтому это тебе напоминание о том, что нужно промыть раны и принять обезболивающее.
Несколько минут спустя.
Еще одно напоминание сделать то, что я тебе только что сказал. Дело не в тебе, дорогая. Я не хочу, чтобы Гвен расстроилась, когда узнает, что ты ранена.
Кроме того, у меня на языке до сих пор твой сладкий вкус. Еда пяти звёзд. Очень рекомендую.
На следующее утро.
Если ты покажешься в фирме, я попрошу охрану вышвырнуть тебя. Позавтракай. Ох, и доброе утро. Ты достаточно окрепла, чтобы принять мой член между своих губ? Или ног? Или попки? Я возьму все, что смогу.
Днем.
У меня сейчас совещание, но я думаю только о том, как твоя маленькая жадная киска обмякла вокруг моих пальцев.
У тебя еще не прошли мои следы на этой покрытой синяками коже, дорогая? Ощущаешь ли ты меня на себе при каждом своем движении?
Кстати, прежде чем эти следы исчезнут, я поставлю новые.
Ты обедала?
Ужинала?
Ты касалась себя сегодня ночью или у тебя есть игрушка, которая делает работу за тебя?
К твоему сведению, мой член сертифицирован для гораздо лучшего исполнения. Все, что тебе нужно сделать, это попросить.
Его сообщения продолжали переходить от обыденных вещей к полным похоти в считанные секунды. Сказать, что я получала удар хлыстом, было бы преуменьшением.
Но более того, когда я читала их, мои бедра сжимались. Даже сейчас я чувствую, как жар поднимается по шее и щекам, а затем распространяется по телу с тревожным упорством урагана.
Причина, по которой я не ответила ни на одно из них, это не стыдливость или нехватка слов. Это чистый ужас от моей реакции на него. На ту его сторону, о существовании которой я не подозревала, но к которой медленно, но верно привыкаю.
Я не хочу привыкать к Кингсли. Или к его заботе. Или к его грязным словечкам.
Как он так красноречиво выразился, в конце концов, он вернется к своим эскортницам.
Так поступают мужчины, когда им скучно. Они уходят.
И я отказываюсь становиться еще одной остановкой на его маршруте.
Это не значит, что я не напилась, читая и перечитывая его сообщения. Мне следовало бы больше думать об угрозе, которую мой отец, возможно, представляет для меня, но нет.
Проклятый Кингсли обладает разрушительным эффектом авиакатастрофы. Массового расстрела. И разрушительной войны.
Дверь в мой кабинет открывается, и, хотя работа не входила в круг моих забот, я вздыхаю.
— Клянусь Богом, Кэлли. Я собираюсь выкинуть тебя из окна.
— Возможно, придется подождать, пока ты не встретишь своего гостя.
В голосе Кэролайн звучит редкое ликование, и когда я поднимаю глаза, то перестаю дышать.
Последний человек, которого я ожидала увидеть в моей квартире, смотрит на меня опухшими глазами, с опущенным выражением лица и молчаливой неловкостью.
— Гвинет, — шепчу я, все еще не веря своим глазам.
Она натягивает свитер, переставляет ноги и отвечает:
— Привет.
Ее голос намного мягче моего, слишком женственный и маленький. Она даже выглядит так сейчас, разбитая, расстроенная, и желание уничтожить того, кто ее довёл до такого состояния, закипает в моей крови с суровостью вулкана.