Должно быть, здравомыслие покинуло здание моего черепа, потому что я поднимаю на него взгляд.

— Ты не говоришь мне, что делать…

Мои слова заканчиваются вздохом, когда он прижимается своими губами к моим.

Это жестокий поцелуй, такой же дикий, как и он, и такой же разрушительный. Мои зубы смыкаются с его зубами, и тело полностью расслабляется.

Любой намек на контроль, который я раньше могла сохранить, разбивается вдребезги и увядает у его ног. Я теряюсь в интенсивности его губ на моих, в том, как его язык покоряет мой собственный, не оставляя выбора, кроме как поцеловать его в ответ с дикой энергией, соответствующей его энергии.

Все еще задыхаясь, его большой палец хватает мой подбородок, поднимая его вверх, чтобы он мог углубить поцелуй, а его другая рука скользит от моей талии к подолу платья.

Его движения пронизаны абсолютной дисциплиной, но в них нет ни капли терпения. Он не заинтересован в том, чтобы соблазнять меня, говорить мне непристойности или быть немного очаровательным, как в прошлый раз.

Теперь он мужчина, настроенный на то, чтобы взять и покорить.

Как это было давным-давно.

Он задирает мое платье и натягивает трусики, на этот раз кружевные, которых он не видит по понятным причинам. Материал натягивается на мои намокшие складки и рвется, издавая призрачный звук.

Я замираю, когда понимаю, что этот звук, гортанный стон, на самом деле исходит от меня.

Кингсли поднимает мое бедро вверх по своей ноге и произносит горячие, темные слова мне в губы.

— Ты не должна была помнить об этом месте, не говоря уже о том, чтобы приезжать сюда, дорогая. Ты, правда, правда, не должна была показывать мне, как сильно я могу эксплуатировать тебя, как маленькую грязную шлюшку.

Возбуждение покрывает внутреннюю поверхность моих бедер, и я извиваюсь, отказываясь верить, что меня возбудили эти слова.

— Я не… шлюшка.

— Не любая шлюшка, нет. Но моя шлюшка? Определенно.

Он вводит в меня четыре пальца одновременно с навязчивостью, которая должна быть болезненной, но это далеко не так.

Я встаю на цыпочки, тяжело дыша ему в челюсть.

— Твоя киска знает, что она моя шлюшка, дорогая. Она почти приняла весь мой кулак.

— Иди… на хрен…

Я задыхаюсь, пытаясь и не пытаясь сопротивляться мощной волне, которая нарастает внутри меня.

— Ты единственная, кто пойдёт на хрен.

Он вынимает пальцы как раз тогда, когда я собираюсь достичь пика. Мой разочарованный звук затихает, когда он подтягивает мою ногу и входит в меня.

До этого я даже не обратила внимания на то, что он спустил штаны или высвободил свой член.

Но все эти детали не имеют значения, потому что он так глубоко погружается в меня, что мне хочется опустошить желудок.

В хорошем понимании. В таком, после которого я кончу.

И это причиняет боль.

Такую боль, что боль от ушибленного плеча кажется прогулкой в парке.

Я почти забыла, какой у него большой, толстый и широкий член. Он должен быть, где угодно, только не внутри другого человека.

— О… Боже.

— Перестань хвалить его, когда именно я проделываю всю работу, — говорит он мне в челюсть, затем сгибает пальцы на моей шее, щипая кожу между ними.

— Ты до смешного большой, — бормочу я. — Не мог же мизерный пенис соответствовать твоей личности, а?

— Этот. Блядь. Рот.

Он подчеркивает каждое слово, прикусывая мою губу. Когда он заканчивает, я чувствую металлический привкус крови.

Не уверена, его это кровь или моя.

Меня это тоже не волнует, потому что он поднимает мою вторую ногу, так что я оказываюсь подвешенной между ним и жесткой поверхностью дерева, а затем начинает вбиваться в меня с такой силой, что я стону и от удовольствия, и от боли.

С этим мужчиной они идут рука об руку. Как и экстаз и безумие.

Его пальцы разминают мою задницу, пока он глубоко погружается в меня, а затем почти полностью выходит, прежде чем снова войти. Я слышу звук своего возбуждения и чувствую, как сжимаюсь вокруг него. Он снова входит в меня и так глубоко, что я издаю животный стон.

Мы оба сейчас просто звери.

Он повторяет, а затем вбивается в меня с пугающей силой. Мои легкие изголодались по воздуху, но тело умоляет о большем.

О большем.

Он чередует эти два ритма, сводя меня с ума. Когда мои ноги начинают подкашиваться, он шлепает меня по заднице, и я вскрикиваю, глаза становятся большими в темноте.

— Что это, черт возьми, было?

— Ты остаешься со мной, когда я трахаю тебя. Я ясно доложил мысль?

Я не успеваю ответить, потому что он убирает руку с моего горла, чтобы укусить его. Сильно.

Затем срывает бретельки моего платья. Они рвутся спереди, заставляя грудь вывалиться наружу, и он почти целиком поглощает одну из них.

Он кусает, трахает и шлепает меня время от времени, не оставляя возможности перевести дух, не говоря уже о том, чтобы подумать.

Все мое тело оживает, и кипящая энергия вырывается на поверхность.

Он трахает меня быстрыми, глубокими и сильными толчками, которые не позволяют мне удержаться на ногах.

— Помедленнее.

— Добавь «пожалуйста», и я, возможно, подумаю об этом.

— Будь ты проклят.

— Тогда это мой сигнал к тому, что надо ускориться.

Я не думала, что это возможно, но он действительно ускоряется. Несмотря на мое пальто, дерево царапает мне спину от интенсивности его ударов, и я чувствую, как по всей коже образуются новые синяки.

— Где этот ротик сейчас, когда в тебя вколачиваются на волоске от твоей жизни? — говорит он, касаясь моего соска, а затем прикусывает его.

— Пошел… ты…

Я дышу, голос трещит, когда я впадаю в бурю резких эмоций, которым я не могу найти объяснения.

— С радостью.

Он трахает меня сильнее во время моего оргазма. Движения неапологетичны, сопровождаются шлепками по моей заднице и укусами везде, куда может дотянуться его рот.

Я нахожусь в таком состоянии гиперчувствительности, что все, на чем я могу сосредоточиться, это на движении его члена внутри меня.

— Чувствуешь, как твоя киска сжимает меня, дорогая? Тебя возбуждает, когда тебя трахают в темноте, как животное?

— Заткнись… заткнись…

Мне стыдно, что я забыла об этой детали. Тот факт, что мы на улице, что любой может забрести сюда и стать свидетелем этой сцены.

Я не девственница, не неопытная, не ханжа, но я всегда была ванильной. Типа «бам, бам, спасибо, мэм». Типа «я веду это шоу».

Типа «я трахаюсь только за закрытой дверью и на кровати».

И все же все мои правила кажутся недействительными, когда дело касается этого мужчины.

Он толкает меня далеко за мои пределы и в такое измерение, о существовании которого я даже не подозревала.

— Ты такая грязная штучка, но ты также и хорошая девочка.

Он шлепает меня по заднице и приподнимает мое бедро, чтобы вновь ворваться в меня.

И это плоское наступление на полной скорости бьет по моей точке G снова и снова, и снова, и снова.

— А теперь кончай со мной.

Я кончаю. Моя голова падает назад с громким криком, когда он опустошается в меня.

В. Меня.

Не снова.

У меня нет возможности запротестовать, потому что его губы захватывают мои. У меня слишком кружится голова, я не могу стоять на ногах, поэтому не сопротивляюсь, когда он притягивает меня ближе.

Все еще находясь глубоко внутри меня, он целеустремленно идет Бог знает куда.

При этом целуя меня.

И все, о чем я могу думать, это то, что, возможно, он инь для моего янь.

Кингсли

В нас есть стороны, которые другие люди не должны видеть ни при каких обстоятельствах.

Есть темные тени, неровные края и целый пакет нетронутых углов.

Но больше всего мы не любим смотреть на себя в зеркало.

У каждого есть часть, которая ему не нравится. У меня это — всё.