— Можно понять крагмиранцев, почему они не возражают против холодного патрулирования, если возвращаются сюда.
— Я думаю, они крагмирцы, — поправляет его Гаппо, швыряя лосьон Полу.
— Крагмиранцы, крагмирцы, какая хрен разница, — сонно каркает Франкс.
— И я уверен, это не теряет новизны, даже после десятка патрулей по утреннему морозу, — продолжает бывший проповедник, — я встречал сержанта с одной из дальних разведгрупп. Даже самые опытные бойцы умирают достаточно регулярно. Обморожения, скрытые расселины, полярные медведи, все эти напасти поджидают там беспечных.
— Не может быть хуже, чем на Ложной Надежде, — напоминаю я им, — там была адская дыра без каких-либо положительных моментов.
— Аминь, — соглашается Франкс. У него было намного больше причин, чем у любого из нас, забыть этот мир-смерти.
— Повсюду возник свет великолепный, и все вокруг осветила красота Императора, — подает голос Кронин, преследуя кусок мыла, который выскользнул у него из пальцев.
— Да? И что это значит? — спрашивает Пол. Наше синхронное пожатие плечами посылает еще больше ряби по воде, и Кронин оглядывается, задумчиво нахмурив брови.
— И ликование опустилось на Площадь Вечной Ночи, поскольку тьма прошла, и вернулся свет, — снова пытается он. И разочарованно вздыхает, когда мы качаем головами.
— Попробуй что-нибудь из "Тезисов Тора", — предлагает Гаппо, — я изучал их. На самом деле, написанный трактат был опубликован в "Магнамина Либер".
— Я всегда думал, что "Тезисы Тора" скучны, — возражает Пол, роняя бутылочку с лосьоном через плечо на плиточный пол, — лучше подбери какой-нибудь волнующий гимн из "Строф Крестового Похода".
— Если ты когда-нибудь даже подумаешь о том, чтобы запеть, я утоплю тебя, — ржет Франкс. Мы все мирились с атональным ревом Пола в блоке для омовения на корабле.
— А! — внезапно восклицает Кронин, взволнованно поднимая палец вверх, словно какой-то престарелый школяр, который только что открыл секрет вечной молодости, здоровья и привлекательности для противоположного пола.
— Люди собрались вокруг Тора и в восхищении упали на колени, когда осознали, что все, что случилось, уже прошло, а все, что осталось — это будущее, и оно было наполнено любовью Императора!
— Тор 5-6-8, — говорит нам Гаппо, задумчиво кусая уголок губы, — там все было насчет того, что жители Сан-Себакла пережили ужасы Режима Крови.
— Все будет хорошо! — внезапно объявляет Франкс, открыв глаза и поворачиваясь к Кронину, — У тебя хорошее предчувствие?
Кронин снова широко улыбается и кивает, его тонкое лицо то всплывает, то тонет в воде.
— Это успокаивает, — говорит Пол.
— В последний раз, когда у Кронина было хорошее предчувствие насчет задания, это было на Харрифаксе, после него, оно закончилось тем, что я запрыгнул на нары к Мораг Клаптин!
— Ты имеешь в виду лейтенанта Клаптин? Ах, вот почему ты так быстро стал сержантом, коварный кобель! — говорит Гаппо, на его лице выражение потерянной невинности. Я ныряю под воду и всплываю, когда Пол пересказывает детали своего покорения. Я слышал их раньше. Мы все слышали эти истории раньше, но это не останавливало рассказчиков или слушателей от того, чтобы снова ими насладиться. Два с половиной года вместе, мало что оставалось, что мы не знали друг о друге. Или чего-то новенького, чтобы рассказать.
— Черт! — снова всплывая, слышу я, как выругался Поливикз. Он деловито мылся в дальнем конце бассейна.
— Я знал, что не сработает.
— Что там? — спрашивает Пол, делая пару гребков, чтобы пересечь около трех метров к другому краю.
— Всегда задавался вопросом, а могут ли эти причудливые моющие средства сработать на татуировке, — признался Поливикз, поднимая из воды плечо, чтобы показать, как он разодрал его почти до мяса. Он говорил об отметине штрафного легиона, которую вытатуировали нам всем при "наборе".
— Ничто нас не избавит от нее, — уверяет нас Пол, — кроме червей. Просто спросите Кейджа, посмотрите, что случилось с ним, — добавляет он, подплывая обратно и подталкивая своим крюком мое правое плечо. Теперь на нем мало что осталось от татуировки, там остался шрам от близкого попадания эльдарского осколкового ружья, который располосовал ее.
— Помните Темпера? — спрашиваю я, и они кивают. — Помните, как он, используя свой штык, срезал кусок примерно с три пальца, чтобы избавиться от нее?
— Верно! — восклицает Пол. — Неделями истекал кровью, как какой-то долбаный ублюдок, затем ему просто вытатуировали еще одну на другой руке и Полковник сказал ему, что если он срежет и эту, то следующая будет у него на лице!
— Надо было сказать, что следующая будет у него на члене! — громко ржет Пол. — Он бы ни за что даже близко не поднес бы туда штык!
— Хотя он все равно умер от заражения крови, — заканчивает печальную сагу о Темпере Гаппо, — вот что происходит, когда ты не меняешь повязки.
— И что говорит о важности гигиены и умываний, — произношу я, словно строгий учитель. Затем я хватаю мокрую тряпку, плавающую в бассейне, и запускаю ее во Франкса, она шлепается ему прямо на подбородок. Франкс швыряет ее обратно, затем Кронин подныривает и хватает меня за ногу, утаскивая под воду, и все перерастает в мокрую свалку, когда остальные наваливаются сверху.
ПОКА мы дальше углубляемся в горы, погода становится все хуже, если вы можете в это поверить. Временами порывы ветра были сильны и единственное, что удерживает меня прямо — это то, я стою по бедра в снегу. Иногда мы действительно продвигаемся очень медленно, когда нам нужно продираться на вершину или спускаться по склону. Ожидается, что орки достигнут прохода, который мы будем защищать, в течение пяти дней, и нам нужно пройти за это время больше сорока пяти километров. Мало того, мы еще должны тащить все оборудование для лагеря на себе. Несколько десятков плугфутов тащат сани с самой тяжелой машинерией, но остальное мы затолкали в свои рюкзаки. Никогда в своей жизни я так не уставал, болят даже кости. Прошедшие две ночи я просто падал на свою скатку и почти сразу же проваливался в сон. По крайней мере, у нас есть хоть какая-то свежая еда: жаренный снежный вол, крагмирская пшеница и другое. Полезная для здоровья пища. Полковник осознал, что мы не сможем перенести эти условия на чашке протеиновых помоев в день.
Худшей проблемой стало нарушение разнообразия. Ты можешь маршировать час или два, радостно передвигать ноги и позволить своему разуму улететь от всего этого дерьма так, что ты не замечаешь кусачий холод или постоянную боль в спине и в ногах. Но затем, тебе нужно забраться на гору или вроде того, или снег становится слишком мягким и ускользает из под ног, или ты почти влетел в ледяную расселину — все это полностью ломает ритм и тебе приходится действительно тяжко, чтобы вернуться в свое комфортное, оцепенелое состояние.
Полная информационная блокада тоже влияет на твой разум. Я думал об этом, пока тащился вперед. Не было никакой связи с базой или даже с армией в следующей долине. Мы полностью изолированы. Мы шагаем туда, только для того, чтобы сражаться и умирать. Никто не ждет, что мы вернемся, они просто надеются, что наши смерти заставят орков задержаться на день два, пока они построят еще больше баррикад и подведут больше солдат с других застав. Пушечное мясо, вот кто мы. Корм для орков, который они будут пережевывать некоторое время, а может даже немного подавятся, и тогда все закончится. Один Император знает, чему радовался Кронин. Горячая ванна, кажется, теперь находится в тысячах километрах и прошло несколько лет, хотя всего лишь три дня.
Если вы спросите меня, то Крагмир это два разных мира. Один из них внутри станций. Уютный, цивилизованный, теплый. Другой на поверхности, где снежные вихри разрывают снежные равнины, бури могут сорвать кожу с человека и хищники, размером с боевой танк, дерутся друг с другом за крохи драгоценной еды. Одна планета, два мира. И мы застряли в самом неприятном.
