Мятежники были в ужасе, и, черт побери, правильно делали. На этом поле битвы Стальной Легион не мог использовать «Химеры», так что о механизированном наступлении речь не шла. Но ульи Армагеддона были такими же кошмарными, как и его поверхность. Ломмель принадлежала к тем, кто вырос в одной из худших дыр, но любой солдат Стального Легиона обладал инстинктивными навыками уличных боев. В том мире гражданин либо учился выживать во враждебных условиях, либо не дотягивал до зрелости. Против такой силы у мятежников было лишь одно оружие — огромное численное преимущество. Рядовой Верстен, вокс-оператор, передавал Бренкен непрерывный поток информации об изменениях ситуации. Во всех уголках Стальной Легион сокрушал сопротивление, но при этом ещё не было и намека на победу. Мы убивали мятежников, а они продолжали наступать. Они отступали, а затем накатывались новой волной. Мы боролись со стихией, и нас становилось всё меньше. Отступники не были способны противостоять единой роте, но полк не мог остановить постепенное продвижение восстания.

Асконас и его люди присоединились к нам. Они настолько же горели желанием присоединиться к схватке, насколько холодны были при нашей первой встрече. Я не считал, что они разыгрывали спектакль, представляясь ревностными воинами. Не родился еще инквизитор, который хотя бы подумал о том, чтобы метать бисер перед Имперской Гвардией. В итоге я решил поверить, что их жажда битвы была истинной. Каким-то образом это сражение было полезно для них.

Я хотел за ними проследить. В водовороте сражения это мне не удалось бы, пожелай инквизиторы ускользнуть. Но пока что они постоянно с нами взаимодействовали, предупреждали о своих перемещениях и помогали направлять усилия против больших скоплений мятежников. Они очень хорошо знали планировку улья и проводили нас мимо препятствий или указывали короткие пути, которых не было на устаревших картах и схемах улья.

Я отметил этот факт. Из него следовало, что инквизиторы провели здесь немало времени, но они не были местными. Никто из них не имел даже легкого носового акцента молоссцев.

Когда мы преследовали остатки толпы, которую только что сокрушили, от инквизиторов пришло очередное сообщение.

— Капитан! — позвал Верстен. — Неподалеку отсюда ещё один свободный участок.

Он отчеканил координаты.

— Асконас передал, что там крупное скопление мятежников. Инквизиторы встретят нас там же.

— Самонадеянный глупец! — прорычала Бренкен. Но она не могла отрицать тактическую важность информации. — Куда идти?

Вокс-оператор повторил координаты.

— Сохраняем текущее направление движения.

— Интересно, — сказал я.

— Почему это, комиссар? — повернулась ко мне Бренкен

— При помощи Асконаса мы неуклонно продвигаемся к центру улья и перерабатывающему заводу.

— Защита комплекса — приоритетная задача.

— Эти координаты также близки к тем, которые записывал Лединек.

Я рассказал Артуре о том, что нашел в книгах. Хотя я и не поделился своими подозрениями по поводу Асконаса и его людей, капитан им тоже не доверяла. Этого было вполне достаточно.

— Вы думаете, нас ведут туда? — спросила она.

— Вероятно. Мы, возможно, пригодились им в качестве эскорта — добраться до той территории самостоятельно им было бы непросто.

— Зачем им это понадобилось?

— В том-то и вопрос.

Проход, в котором мы стояли, заканчивался голой стеной. Повернув налево, мы наткнулись на еще более узкий коридор, чем предыдущий, и уже оттуда, как могли, добирались до места, координаты которого Асконас сообщил Верстену. Мы перебирались через грубые баррикады, через опустошенные каркасы жилмассивов. Когда мы выходили из пятен тусклого света, отбрасываемого светошарами и люменполосками, дрожащие пожары войны и мятежа в достаточной мере озаряли нам путь. Здесь и там мне бросались в глаза частички мусора — детский ботинок; промокшая, поросшая грибком книга; сковородка. Все это были предметы домашнего очага, напоминавшие, что пару недель назад в этой части улья тоже велась борьба, но другая: за жизнь, хоть капельку напоминающую нормальную. Это место всегда будет зоной буйства, стихийного насилия, но не войны. Большинство жителей бежало от наступления мятежников на верхние уровни, создав там напряженную ситуацию. Но, когда восстание будет подавлено, они вернутся сюда. Этот зловонный, разваливающийся лабиринт вечной ночи был их домом.

«Дом».

Уже не в первый раз я обрадовался, что это слово для меня ничего не значит.

— Мы близко, — сказал Верстен.

Мы обогнули осыпавшийся шахтный ствол и нашли путь, который почти сошел бы за улицу, если бы не огромные лужи застоявшейся воды. Он вел между двумя стенами, узкие оконца на которых появлялись только через каждые пять метров, на одной линии, посередине между полом и потолком. Затем следовало открытое пространство перед большим зданием. Дорога шла как раз через его центральный дверной проход, достаточно крупный для проезда транспортных средств. Я понял, что перед нами склад, хотя, несомненно, уже очень давно не использовавшийся по прямому назначению. Люди на этих уровнях были чернорабочими низшего сорта. Здесь невозможно уже было хранить что-либо ценное. Улей перерос этот склад, сделав его главное предназначение ненужным. Мне не пришлось гадать, во что именно превратился склад, я видел этот феномен уже слишком много раз. До восстания эта постройка была убежищем для самых несчастных жителей этих районов улья — огромный, забитый доверху, смердящий амбар спящих, размножающихся, дерущихся, убогих и отчаянных тел. Для многих, какими бы кошмарными здесь не были условия, он оставался последним шансом на спасение от подземных уровней.

Но сейчас здание не было укрытием. У дверного проема я увидел инквизиторов, которые поливали очередями огромную толпу. Огромное множество отступников пытались сбежать со склада. Я не мог понять, как они изначально оказались внутри. Их туда загнали? Неясно, как. Возможно, склад использовали как точку сбора? Это тоже казалось маловероятным. Я ранее видел, что восстание было всего лишь бунтом гигантских масштабов, в нем не было никакой организованности. Вражеские силы были всего лишь скоплением отдельных личностей с общей бесперспективной целью.

Когда мы добрались до инквизиторов, их уже теснили. Толпа была слишком велика, чтобы удержать ее силами пяти человек, хотя проблем с навыками и оснащением у них не наблюдалось. Все они могли похвастаться болт-пистолетами, за исключением Асконаса, у которого имелся настоящий болтер. Перед ними лежала гора трупов с огромными ранами от масс-реактивных снарядов. Многие тела были обезглавлены, и на моих глазах ещё несколько черепов разлетелись в пыль. Под одеждой инквизиторы носили отражающую броню, но и здесь Асконас оказался исключением. Он был облачен в силовой доспех — массивный эндоскелет, соединенный с огромными бионическими имплантатами рук. В таком боевом оснащении он выглядел еще громаднее, чем при первой встрече.

Я осознал, что оцениваю его как потенциального противника. Это мне не понравилось, но и не удивило меня. Когда мы подходили, Асконас зыркнул в нашу сторону. Он хотел посмотреть снисходительно, но я вцепился в него взглядом и заставил не отводить глаз мгновением дольше, чем хотелось инквизитору. Если Асконас знал, что я веду расследование, и собирался припугнуть, то я ответил ему тем же.

Он плохо разбирался в людях, раз думал, что меня можно запугать. Если действия Асконаса как-то могли навредить Империуму, тогда ему ещё предстояло узнать, что такое презрение.

Казалось, инквизиторы больше не заботятся об осторожности. Во что бы они не играли, партия близилась к концу. Бренкен и другие Стальные Легионеры заметили инквизиторские знаки отличия на их оружии, огромный череп на нагруднике Асконаса. Гвардейцы смолчали, проявив инстинктивную мудрость. Они точно не знали, какой властью наделены эти мужчины и женщины, но качество экипировки и высокомерное поведение не оставляло солдатам сомнений, что перед ними мужчины и женщины, обладающие реальной силой.