Они пошли так быстро, как только позволяла местность, Сот отдавал приказы на ходу. План был, но примерный, такие планы Сот терпеть не мог и часто распекал за них младших офицеров. Слишком многое зависело от судьбы! Но их застал врасплох на параде этот призрачный враг и они были сильно ограничены в вариантах. Даже у Тарсеса не было нормального передатчика общей связи и Сот благоразумно рассудил, что им лучше не разделяться, дабы держать связь.
Годдиш предупредил ракетчиков, и все, что они могли сделать — осторожно продвигаться и надеяться на лучшее. Когда они сошли со склона и ступили на ровное дно впадины, Сот попытался использовать передатчик на запястье, чтобы связаться с гвардейцами в храме, но безуспешно. Солнце скрылось за кряжем и он еле различал храм в угасающем свете. С ракетчиками можно было бы уже связаться даже с помощью передатчиков маленького радиуса действия и полковник боялся худшего. Несколько раз во время спуска ему казалось, что он слышал треск выстрела из лазружья в направлении храма, один раз даже почудился вскрик, но из-за фонового грохота битвы на кряже нельзя было ничего утверждать. Сот знал, что его страхи обоснованы, но где была та грань, за которой должное волнение превращалось в буйное воображение? Он словно смотрел в переливающиеся глаза мертвого снайпера, которого так удачно одолел, и мурашки, не имевшие ничего общего с вечерней прохладой, пробежали у него по спине. Он мрачно отодвинул память в сторону и скомандовал остальным разделиться и ускориться.
На дне впадины земля была ровной и, хотя и была усеяна камнями и кустарником, все же предлагала какое-то укрытие, по сравнению со склонами кряжа. Полковник почувствовал, как его сердце учащенно забилось, когда они вышли на широкую мощеную дорогу, ведущую к храму. Его руки вспотели, а глаза обшаривали каждый камень и каждый куст, когда он приготовился пересечь дорогу. Он себя никогда не чувствовал настолько отвратительно уязвимым. Был ли хоть шанс укрыться от этих враждебных невидимых смертоносцев? Он глянул наверх, туда, где Соккот был готов прикрыть его пробежку, кивнул и побежал. Удары его сапог по камням дороги гремели у него в ушах сильнее грома битвы на кряже, и он с явным облегчением спрятался в дренажной канаве на другом конце дороги.
Он сразу побежал дальше и занял позицию, чтобы прикрыть Ниббета, который следовал за ним, и Соккота с Тарсесом, которые двигались с другой стороны. Остальные немедленно перебежали. Ниббет перебежал через дорогу и прыгнул в канаву со скоростью и легкостью пустынной газели, и Сот взял на заметку, что Годдиша нужно похвалить за подбор людей.
Канавы, вырытые, чтобы нести потоки воды, сопровождавшие непостоянные дожди, предлагали наилучшую возможность незаметно подобраться к храму. Теперь высохшие, их красные камни, нагретые заходящим солнцем, предоставляли хоть какую-то видимость укрытия, чтобы можно было добраться до возвышающихся ближе к храму песчаниковых монументов, воздвигнутых во славу Императора и славных детей Его, дававших лучшее укрытие.
Сот вытер руки о рваный мундир и осторожно побежал по канаве. Внезапно он остановился — впереди что-то негромко рвануло. Сзади все еще доносился постоянный шум битвы на кряже, но взрыв прогремел спереди.
Полковник подумал о тяжелых вратах храма. Подрывной заряд? Теперь он точно знал, что от ракетчиков помощи ждать не приходится. Кем были эти чужаки? Как могли они втроем вырезать целое отделение ПВО так легко и бесшумно? Сот встречался с одним из этих чертей лицом к лицу и точно знал, как.
Он попытался ускориться, но почувствовал себя странно ослабшим. Это была не та война, к которой он привык, спокойно встречая ужасную мощь орков, встречая их примитивную силу и ярость выдержкой и огневой мощью. Теперь примитивными были он и его гвардейцы. Воспоминание о впечатляющей маскировке мертвого эльдар преследовало Сота, пока он бежал, осматривая скалы на другой стороне. Как мог он надеяться засечь противника? Только везение спасло его до этого. В его животе образовался узел, непохожий на обычный всплеск адреналина перед боем. Сот был ветераном. Трезвый ум, дисциплина и тренировки до сих пор спасали его, но теперь, когда пот бежал под высоким воротником его мундира, первое покалывание страха пробилось сквозь его решимость. Что-то послышалось ему впереди. В ту же секунду он прыгнул в сторону, вскидывая лазружье. Но то был лишь шелест мертвых стеблей, колыхающихся от первых порывов легкого вечернего ветерка. Полковник заставил себя глубоко вдохнуть, успокоиться, прежде чем подавать сигнал Ниббету, следовавшему за ним, что все чисто.
Скоро они добрались до рядов огромных монументов, стоявших по сторонам дороги на последнем отрезке пути до храма. Сот всегда считал огромные фигуры, сделанные в стиле древних пустынников, предков луксорийцев, первых колонистов, предвещающими беду. Теперь же, смотря на благородные лики священников, командиров и сановников, он не чувствовал, что эти столпы Империума наблюдают за ним, скорее, они держали на него смутную злобу, не одобряя его неопрятный облик и учащенное сердцебиение.
Он остановился около большой стилизованной ноги изваяния командира Адептус Астартес, который первым ступил на эту планету во имя Императора. Вечерний ветерок подул сильнее, и, когда он взъерошил волосы Сота и высушил его пот, тот успокоился. Что бы сделал тот древний командир на его месте? Вряд ли бы он крался по канавам! Сот внезапно представил себе космического десантника, пытающегося поместиться в канаве в своей силовой броне и, что странно, это развеселило его. Он улыбнулся своим мыслям. В конце концов, разве не тихое приближение с легким вооружением, которым он владел в совершенстве, было тактикой его предков на его родной планете? Теперь эта земля была под его защитой и он сразится с этими чертями! Обычай будет, должен быть, поддержан.
Он скомандовал людям продвигаться и вскоре они достигли места, где канава сворачивала, огибая храм. Он все еще чувствовал себя уязвимым, все еще был напряжен, но облегчение, которое он почувствовал около статуи, еще окончательно не выветрилось. У них был план, пусть и сырой. Они находились у заднего фасада храма, напротив единственного входа. Против них было, вероятно, только три вражеских разведчика. Был шанс, что они смогут прорваться к вратам храма. У каждого из них был свой долг и своя роль и, для Сота, долг и ясная роль были священны.
Он был особенно осторожен, занимая свою позицию, выбираясь из канавы в тени другой огромной статуи. Он, впрочем, был спокойнее, руки не были мокры от пота. Он глянул вправо и увидел Ниббета, тихо занявшего свое место. Впереди, через задний двор, возвышались из глубокого мрака восьмиугольные колонны храмового портика. Он предсказуемо не видел следов врага, но напрягся, когда заметил ужасное свидетельство их действий. На широких ступенях портика лежал один из ракетчиков, прислонившись к большой песчаниковой колонне. В других обстоятельствах, его можно было бы принять за спящего, но Сот знал истину. Чужаки добрались до храма. Но где они были?
Полковник обнаружил, что его кулаки сжались, когда он ждал, пока Соккот перебежит к портику, как было запланировано. Молодой боец сам вызвался бежать первым и Сот не видел причин отказать. Соккот сам сказал, с пылающими рвением глазами, что он был самым неопытным и отличным пушечным мясом для приманки чужаков, чтобы те обнаружили себя. Он, конечно же, был прав и полковник подумал, не было ли это на уме у Годдиша, когда он посылал новобранца. Но времени на такие печальные раздумья не было.
Тихий шорох катящихся камешков заставил Сота обернуться, чтобы увидеть, как Соккот выбирается из канавы на другой стороне дороги и бежит к колоннам. Парень бежал быстро и когда он уже почти добрался до ступеней, он словно бы споткнулся и в следующую секунду уже лежал лицом вниз, только маленькое облачко пыли вздымалось, да удар лазружья о землю служил коротким росчерком его судьбы. Сам Соккот не издал ни звука. И ни следа чужацкого снайпера…
