— Я думаю, — сказал флотский офицер, сделав большой глоток из богато разукрашенного кубка с редким золасианским вином, — сколько поколений должны страдать, чтобы искупить вину предка? Раньше я полагал, что их больше всего мотивирует сражаться угроза возвращения на Савлар. Но я рад слышать, что их вдохновляет и вера в Императора.
— На войне всегда нужны ресурсы, сэр, — ответил комиссар. — Если правильно мотивировать савларцев, они будут сражаться хорошо. Это все, что имеет значение.
— Я считаю такую веру весьма обнадеживающей, — сказал еще один из гостей, широкоплечий гигант. Когда этот человек вошел в зал, Банник сначала решил, что это священник из какого-то нищенствующего ордена, потому что он был одет очень скромно и вел себя как аскет, а что касается его огромного роста, то Банник подумал, что просто еще одна из бесконечного множества разновидностей человека. Так было, пока сержант не представил новоприбывшего как брата Арнегиса, лорда-сенешаля кастеляна Тайема из ордена Черных Храмовников, и Банник понял, что это на самом деле один из генетически усовершенствованных Адептус Астартес, присутствие которых на другой стороне Калидара было источником множества слухов среди гвардейцев. Его щеки были резко очерчены, лицо было удлиненным, суровым и скучающим, но глаза сияли, словно он находил в этом пиру на борту «Левиафана» что-то веселое. А еще эти глаза все время оглядывали зал, словно в поисках угрозы, и время от времени сосредотачивали пронзительный оценивающий взгляд то на одном, то на другом человеке из присутствующих за столом. Все были объектами его оценки, и старшие и младшие офицеры, и никто не мог выдержать его взгляда. Казалось, особенно привлекали его внимание псайкеры.
Банник следил за ним краем глаза, совсем не желая стать объектом его внимания. Арнегис ел очень много, методично поглощая одну за другой четыре порции, но говорил мало. Сейчас он, однако, вмешался в разговор.
— Конечно, вера — самая важная часть нашей жизни в ордене, хвала Императору, но меня преисполняет великая радость, что не только славные Адептус Астартес, но и простые смертные все еще тверды в должном почитании нашего благословенного владыки. Иногда видишь так мало истинной веры, и когда ереси все множатся, чистым духом предстоит много тяжкого труда.
— Слава Императору и за это! — воскликнул экклезиарх, высоко подняв свой кубок. Лорд-сенешаль кивнул головой.
— Это бремя Черные Храмовники несут с радостью.
— А вы, лейтенант? — спросил адъютант, имени которого Банник не знал. — Мне известно, что Парагон — настоящая драгоценность среди миров Императора, и некоторые считают, что тамошние жители довольно изнежены, но ваши люди сражались прекрасно. Похоже, что Калидар отлично закалил вас.
Адъютант рассмеялся, но никто не присоединился к его смеху.
— Здешние условия — не тема для веселья, — проворчал мрачный капитан, сидевший на три места выше, и адъютант покраснел. — Я потерял два десятка человек в один день от одного только пневмокониоза.
— Да, мы сражались хорошо, — сказал Банник. — Но особенно я уважаю савларцев. Один Император знает, через что им пришлось пройти в туннелях, чтобы заложить ту бомбу, но они это сделали и взорвали ее минута в минуту.
Коммандер Спадусский кивнул, разламывая панцирь песчаного клеща. Отведав мяса членистоногого, флотский офицер скривился. Банник доедал свою порцию с равнодушным лицом — вкус у клеща был просто мерзкий, но у Банника были лучшие манеры, или, возможно, просто больше здравого смысла, чем у флотского.
— Справедливое замечание. И наш коллега комиссар сказал абсолютно верно, тут я согласен. Нам здесь не хватает ресурсов. Завоевательные походы отвлекают ресурсы со всех конфликтов в этом сегментуме и в половине сегментума Пацификус. Огромная армия на западных границах, — говорил Спадусский, — сейчас ведет войну в мирах, никогда прежде не видевших света Императора. Они завоевали уже сотню миров — но какой ценой? С ними две трети флота сегментума Пацификус, сотни полков Гвардии, пять орденов Адептус Астартес, и даже все эти хапуги — вольные торговцы — устремились за ними.
— Могучая армия, — сказал комиссар, — несущая свет во тьму!
— Да, — кивнул Спадусский. — Но сколько миров, подобных Калидару, мы можем потерять ради этого… освещения тьмы? Посмотрите на Искандриана, у него уже глаза ввалились от усталости за всей этой работой. Он хороший командующий, насколько я слышал, но эта война слишком трудна, а он ведет ее излишне догматично. Эти Кровавые Топоры — не обычные орки, они умеют отступать и способны на хитрости не хуже любого человеческого противника.
— Сэр! Командующий следует священным текстам Тактики Империалис!
— Со всем уважением, комиссар Ван Баст, Тактика Империалис — гигантский труд, ни один человек не может изучить ее всю, а мы, воины Императора, изучаем лишь самые ее начала. И основные уроки Тактики, касающиеся зеленокожих, очень… просты. Тактика не проясняет нам всю сложность поведения орков и их разделения на кланы, — сказал Спадусский. — И недостаточное знание наших благословенных текстов — ошибка, которую, увы, я слишком часто замечаю у моих коллег офицеров.
Смущенный адъютант с энтузиазмом закивал и попытался вмешаться в разговор. Спадусский отвернулся, подчеркнуто игнорируя его.
Банник внимательно слушал, но не вмешивался. Критика Спадусским капитан-генерала была уже достаточно опасной, но это почти еретическое утверждение насчет священной Тактики Империалис, главного источника знаний имперских воинов — это уже слишком. Лицо комиссара помрачнело. Банник не знал, как работает Комиссариат во Флоте, но он точно никогда не посмел бы говорить нечто подобное в присутствии политического офицера. Спадусский, однако, был или слишком смелым, или слишком пьяным, или слишком глупым. Последнее, впрочем, вряд ли.
— Мы все здесь сильно рискуем, — продолжал флотский офицер. — Вокс-связи между орбитой и поверхностью нет. Искандриан должен был бы находиться на борту моего корабля, «Сияющей Славы Терры», руководя войсками оттуда и не подвергаясь опасности лично, но из-за проклятой магнитосферы ему приходится сидеть здесь, в этом… сухопутном корабле, — снисходительно сказал он, — уязвимом и со слишком малочисленной командой. Впрочем, нельзя сказать, что в космосе намного безопаснее. Мы потеряли четыре крейсера из-за внезапных атак орков только за последний месяц. Они прячутся в астероидных поясах и атакуют, когда мы меньше всего этого ожидаем.
— Значит, вы должны быть бдительнее, — сказал комиссар.
Спадусский наклонился вперед.
— Слушайте, мы знаем эту разновидность зеленокожих. Я сражался с ними раньше, у Валхаллы, более пятидесяти лет назад. Эти Кровавые Топоры умеют нападать внезапно, но такого, как здесь, даже я не видел. Тут происходит что-то странное. Мы орков не видим, но они нас видят, клянусь Золотым Троном! И то, что мы продолжаем сражаться с ними по-старому, как будто ждем, что они с радостью будут бросаться на наши пушки, не очень-то помогает делу. Астропаты на борту кораблей говорят, что в варпе появилось… что-то новое.
— Может быть и так, — ответил комиссар, — но Император дарует нам победу.
— Дарует? — усмехнулся флотский офицер, — или нам все-таки самим придется приложить усилия и пошевелить мозгами?
— Будьте осторожнее в выражениях, сэр, — предупредил комиссар, слегка постучав ладонью по столу, его лицо стало еще более суровым.
Спадусский примирительно поднял руки.
— Я лишь предостерегаю от впадения в благодушие и самодовольство. Вера — воистину крепчайшая броня, и для меня она как вторая кожа. Если бы не направляющий свет нашего всемилостивого Владыки, мой корабль никуда не смог бы полететь, и это благо — наименьшее из всего, что Он творит для нас. А сейчас извините меня, я должен подготовить доклад.
Когда Спадусский встал, псайкер-примарис, сидевший на несколько футов дальше, потянулся через стол и схватил флотского офицера за руку. Пронзительные глаза псайкера сияли сверхъестественной энергией, какой нельзя было увидеть во взгляде обычного человека. Псайкер был одет в роскошный костюм, импланты, вставленные в череп, торчали из волос. Он излучал ауру могущества, но его лицо было бледным и словно восковым, сияющие глаза запали глубоко в глазницы, и это впечатление усиливалось высоким пси-воротником. «Сильный человек, сжигаемый своим же колдовским огнем», подумал Банник и вспомнил имя псайкера — Мальдон. Псайкер дружески улыбался. Лицо комиссара напряглось, когда он заметил приближение сильного колдуна. Хотя они и были санкционированы, и владели тем же даром, что и сам Император, хотя и в несравненно меньшем объеме, псайкеры не имели ни той же воли, ни той же чистоты. Космодесантник тоже смотрел на псайкера с нескрываемым подозрением.
