Дойдя до середины пятой страницы, я складываю листок и убираю в пухлый конверт. Меня совершенно не шокировали и не удивили откровенность Мириам и обилие интимных подробностей, с которыми она описывала наш первый секс. Ее нельзя было назвать скромницей. Мири всегда выражалась достаточно прямолинейно, порой даже грубо, озвучивая свои мысли именно такими, какими они рождались в ее голове.

Какое-то время я продолжаю держать конверт в руке, разрываясь между соблазном дочитать письмо и желанием сжечь. В конечном итоге, бросаю на кипу остальных, в беспорядке раскиданных на полу под кроватью.

Меня охватывает злость, прежде всего на самого себя, за то, что не сдержался. Не стоило заглядывать внутрь. Знал же изначально, что ни к чему хорошему это не приведет, а только сильнее разбередит незажившие раны.

Уставившись в потолок, я слежу за пляской теней, отбрасываемых покачивающимися за окном деревьями, стараясь не думать, не сопоставлять, не оглядываться. На этих страницах нет ничего, чего бы я не знал или забыл. Я не кривил душой, озвучив Аннабель причину, по которой не хочу брать эти чертовы письма.

Зачем начинать сначала, если уже познал, какая тьма ждет в конце?

– Полный отстой, – выделив несколько абзацев, с раздражением жму del, уничтожая результат нескольких часов своей пытки.

Откинувшись на спинку кресла, откатываюсь от стола и замираю без движения. На смену полному опустошению приходит бессильная злость, и я уже знаю, что не напишу сегодня ни слова. Пустота, долбанная пустота, которую я отчаянно пытаюсь заполнить, но ничего не выходит.

– Черт, – издаю глухой стон, осознавая бессмысленность своей агонии и чётко понимая ее последствия.

За окном еще светло и, наверное, по-летнему душно. Я не знаю наверняка, потому что не выходил из съёмной квартиры уже двое суток, пытаясь выдать хоть что-то стоящее, хотя бы чертов пролог, хотя бы одну страницу или даже абзац. Что-то, от чего бы я мог оттолкнуться, ощутить связь, бросить якорь, но нет. Нет.

В комнате стоит тяжелая прокуренная тишина, в приоткрытое окно врывается ветер, сметая крупицы сигаретного пепла с темной столешницы, а я с такой ненавистью смотрю на экран, словно это он повинен в том, что мой мозг не способен создать ни одной путной строчки.

Я пытаюсь прислушаться к себе, поймать то, что когда-то само текло сквозь кончики пальцев, выстраиваясь в ровные правильные предложения, наполненные смыслом, жизнью, живыми эмоциями и образами.

Когда-то я не знал, что такое тишина, не понимал ее, не чувствовал. В моей голове каждую секунду времени плодились истории, жаждущие оказаться запечатленными на страницах новой книги Алана Флеминга. Я едва успевал ловить и записывать, клавиатура дымилась, адреналин кипел в венах, а время то останавливалось, то начинало лететь вскачь. Я мог не есть, не спать – лишь бы успеть, лишь бы ничего не упустить. А сейчас… Сейчас я должен признать, что копилка идей иссякла, выдохлась или, наоборот, переполнилась.

Реальность напоминает о себе, врываясь в мои упаднические мысли пронзительным рингтоном телефона. Протянув руку за смартфоном, я отвечаю, даже не взглянув на экран. Я меняю номер раз в несколько месяцев по ряду объективных причин. Журналисты, частные детективы, назойливые фанаты мои или Мириам каким-то образом находят лазейки, чтобы напомнить о себе и испоганить мне настроение.

– Да, – рявкаю в трубку, дергая из пачки очередную сигарету. Взгляд возвращается к экрану, к чистому незапятнанному ни одной строчкой листу. Сглотнув горечь, осевшую во рту, устало прикрываю веки, пытаясь вспомнить, когда я в последний раз спал.

– Я не вовремя? – после недолгой заминки отвечает женский голос на другом конце.

– Эни? – потерев обросший щетиной подбородок, лениво затягиваюсь и ощущаю мгновенный прилив энергии. – Я ждал твоего звонка еще вчера.

– Я… была занята, – неуверенно произносит Аннабель. – Личные дела…

– Что-то случилось?

– Нет, все в порядке, – заверяет мисс Одли. – Документы готовы, я могу выслать их для предварительного ознакомления на электронную почту.

– Не стоит тратить на это время, – встав из-за стола, я прохожу к окну и распахиваю его шире.

Зажав сигарету в зубах, опираюсь ладонями на подоконник, безошибочно находя взглядом брюнетку, разговаривающую по телефону на балконе соседнего дома. Прислонившись к перилам спиной, она смотрит куда-то в сторону, прижимая к щеке смартфон.

– Давай сократим процесс, – предлагаю прищурившись.

Объект моего наблюдения разворачивается лицом, и я быстро отступаю назад, скрываясь в квартире. Кажется, мне повезло, и она не заметила.

– Предпочитаю, чтобы все договоренности были оформлены официально, прежде чем мы приступим, – слышу категоричный ответ.

Улыбнувшись, я снова сажусь за стол. Затушив сигарету в переполненной пепельнице, открываю верхний ящик и беру оттуда толстую книгу в твердом переплете. Пальцы бережно скользят по выпуклому рельефу иероглифа на обложке и выбитых в верхней части золоченных букв. Я не заглядывал внутрь целую вечность, но помню почти наизусть каждую строчку.

– Я подпишу договор при встрече, – озвучиваю оптимальное решение. – Мне хватит пары минут, чтобы вникнуть даже в абзацы, напечатанные мелким шрифтом.

– Хорошо, – без энтузиазма соглашается Аннабель. Ее напряжение ощущается на расстоянии. – Когда ты готов приступить?

– Сейчас, если, конечно, ты готова, – быстро отвечаю я, открывая первую страницу книги. Сверху, прямо над аннотацией, красивым почерком выведено послание автора, заверенное личной подписью. В моих руках настоящее сокровище. Последний коллекционный экземпляр «Индиго» с именным автографом Мириам Флеминг, и я собираюсь подарить его Аннабель Одли.

– Давай через час, – после небольшой заминки просит Эни.

– Отлично. Я за тобой заеду или встретимся на месте? – уточняю из вежливости.

– У меня нет машины, – смущенно отзывается Анна.

– Без проблем, поедем на моей. Диктуй адрес.

Я паркую свой Grand Cherokee перед домом Аннабель Одли за пять минут до назначенного времени. Интуиция подсказывает, что девушка спустится раньше, а заставлять даму ждать – это не комильфо. Я выхожу из машины, чтобы покурить, но успеваю сделать всего пару затяжек.

Анна буквально выскакивает из дома, взъерошенная и жутко злая, следом вальяжной походкой победителя появляется дымчато-серый кот. Оглянувшись назад, девушка что-то угрожающе шипит в его адрес, встречая полнейший игнор от пушистого вояки, равнодушно прошествовавшего мимо и скрывшегося в ближайших кустах.

Мое внимание возвращается к Анне и ее не особо презентабельному виду. Минимальный макияж, растрёпанные волосы без намека на укладку, черные классические джинсы, кроссовки на толстой подошве, темно-синий расстегнутый безразмерный бомбер, наброшенный поверх трикотажной кофточки невзрачного серого цвета. Создается впечатление, что она намерено одевается максимально обыденно, чтобы я не заподозрил девушку в желании мне понравиться. Видимо, мои слова про охотницу за богатыми вдовцами задели ее за живое. Либо сработала защитная реакция, и таким образом она защищается от моих поползновений и намеков про химические реакции между нами. Развитый инстинкт самосохранения – это, конечно, хорошо, но вряд ли он убережет ее от неминуемого перехода нашего сотрудничества в горизонтальную плоскость. Я был интересен Аннабель задолго до того, как она осмелилась заговорить со мной. Мне даже интересно, как Анна представляла меня, о чем думала, какие делала выводы, читая откровенные письма Мириам. Почему-то я уверен, что некоторые особо пикантные моменты она перечитывала по нескольку раз, краснея от смущения. Может быть, даже в своих фантазиях представляла себя на месте кузины, переживая самые эротические ощущения в своей непримечательной жизни.

– Здравствуй, Алан. Ты снова меня опередил, – застыв на секунду, Аннабель озадаченно хмурится, как пару дней назад в баре.