Со временем процесс культурного притирания и синтез – лингвистический, артистический, генетический смог стереть многие острые углы фундаментальной разницы между мусульманами и индусами. Большинство мусульман, которые к концу XIX века составляли приблизительно четверть населения Индии, были потомками перешедших в ислам индусов или детьми индуистских матерей. После многих веков проживания в Индии «братство» правоверных мусульман приобрело некоторые черты кастовой системы индуизма, особенно в отношении института брака. Шейхи, афганцы и мусульмане персидского или турецкого происхождения, предпочитали невест из своих собственных общин. В некоторых кругах мусульманские кулинарные обычаи также претерпели изменения. Ни одни чужеземцы не смогли противостоять влиянию Индии на их жизнь. Ненависть мусульман по отношению к индуистским иконам поутихла со временем, а также ввиду физической невозможности уничтожить каждую индуистскую статую на каждом храме в стране. Мусульмане вскоре уже пресытились жестами символического разрушения богов и богинь, большинство образов которых сегодня, в том случае если они датированы временами еще до прихода мусульман, имеют отбитый нос, руку или еще какую-либо сломанную конечность, отрубленную от каменного тела мечом разъяренного мусульманина много веков назад.

Последняя волна исламских завоевателей пришла в Индию из Средней Азии. Во главе этого вторжения стоял прямой потомок Чингисхана и Тамерлана по имени Бабур, «Тигр», основатель империи Великих Моголов. С 1526 по 1530 годы Бабур разгромил каждый султанат, который оказался на его пути, а также индуистскую армию раджпутов[11], которая посмела бросить вызов и попыталась остановить победоносный марш его войск. Рожденный для войны и власти, Бабур превратил Дели и Агру в две столицы империи, которую он подарил своим наследникам, Великим Моголам, правившим ею на протяжении последующих двух веков. Империя Моголов стала сильнейшей династией за всю историю Индии, номинально удерживая за собой трон вплоть до 1858 года, хотя на протяжении большей части последнего века своего правления Моголы уже выступали в роли марионеток британцев, маратхов[12] и афганцев.

Также как и в династии Маурьев и Гуптов, третий по счету император Моголов стал величайшим монархом в своей династии. Акбар «Великий» правил на протяжении почти полувека (1556-1605), и этот период стал высшей точкой в развитии «национального» просвещенного правления Моголов, однако еще не его территориального суверенитета. Акбар стал первым мусульманским монархом, инициировавшим всеобщую политику религиозной толерантности по отношению к индусам и добившимся расположения раджпутов посредством совместных браков, что привело к созданию мощных «национальных» альянсов. Он сидел на своем троне, сделанном из инкрустированного мрамора, как полубожественный монарх всех жителей Индии. Некоторые ортодоксальные муллы считали Акбара предателем Ислама, поднимая воинственный клич джихада против него. Императорский отряд слонов с легкостью подавлял эти восстания. Некоторые из главных советников Акбара были индусами, глава его налогового управления был рожден брахманом, его верховный военачальник был раджпутским принцем. Акбар лично выбирал своих ключевых помощников, щедро одаряя их землями, доходов от которых, обычно составляющих приблизительно треть всего выращенного на них урожая, с легкостью хватало на то, чтобы содержать отряды кавалерии от 500 до 50 000 всадников, готовых в любой момент выступить по первому же зову императора. Эта система доказала свою эффективность в деле обеспечения безопасности границ страны, одновременно расширив их за пределы Гиндукуша, включив большую часть сегодняшнего Афганистана в состав Дели-Агра-Фатехпур-Сикри империи. Фатехпур был новой столицей самого Акбара, созданной в ознаменование рождения его сына и наследника. Однако недостаток воды привел к тому, что город покинули немногим более чем через десятилетие. Призрачные, сделанные из песчаника, руины этого города, сохранившиеся до наших дней на Джайпурской дороге, к западу от Агры, могут служить напоминанием об эклектической гениальности Акбара и его мечте объединить индусов и мусульман в одном государстве.

Персидская поэзия и искусства добавили утонченности и яркости красок в придворную жизнь империи Моголов и ее городскую культуру в момент наивысшего расцвета – золотой эпохи империи, которая началась в XVII веке. Персидский стал официальным языком империи Моголов, заменив более грубый тюркский, барласский язык, который был родным языком Бабура. Персидский язык оставался официальным до 1835 года, когда его заменили английским. Подобно своим персидским соседям, индийские монархи обожали красоту, роскошь, чувственность, пышные зрелища и атрибуты власти. Великие Моголы потворствовали этим местным нравам, привлекая лучших персидских художников и мастеров для своих роскошных дворцов, где они сооружали мечети из жемчуга и инкрустированные драгоценными камнями троны в виде павлина посреди мраморных залов с фонтанами, на стенах которых были выгравированы персидские стихи наподобие таких: «Если на Земле и есть рай, то он здесь, он здесь, он здесь!». Шах-Джахан, «Император Мира», был самым экстравагантным из всех Могольских транжир. Его глубокие угрызения совести или чувство вины после смерти его любимой жены Мумтаз вылилось в построение Тадж-Махала, который стал поразительным по красоте доказательством великолепия могольского искусства в самом его апогее. Неудивительно, что много веков спустя уже другая полная экстравагантности империя – Голливуд – будет называть своих первых магнатов «могулами».

Тадж-Махал

emp1

Однако фатальной слабостью последних Могольских монархов стало не их расточительное транжирство, а возврат к политике узколобой исламской ортодоксальности. Миллионы голодающих индусов по крайней мере могли получить какое-то удовольствие, созерцая чужую роскошную жизнь Красного Форта в Агре или Тадж-Махала, но какую радость или удовлетворение могли испытывать индусские массы от возврата всеми ненавидимого поголовного налога на немусульман, который ввел император Аурангзеб (приблизительно в 1658-1707)? Или какое удовольствие они могли извлечь из его запрета на алкогольные напитки? Или на ремонт индуистских храмов? Падишах (император) завоевал больше недвижимости, чем кто-либо из его предшественников, однако Аурангзеб смог достичь этого только после того, как пробрался на свой трон через море крови своих братьев, вызвав также бурю индусского гнева в Декане, Раджастхане и на дравидийском юге. Он также объединил сикхов Пенджаба, так как ни один Могол не смог этого сделать ни до него, ни после него. Это произошло после того, как он схватил, замучил пытками и в конце концов отрубил голову девятому сикхскому гуру за то, что он отказался перейти в ислам, чем вызвал неимоверную ненависть сикхов, объединившихся против него.

Первый сикхский гуру, Нанак (1469-1538), основал сикхизм – миролюбивую смесь полученного в наследство своего собственного индуизма и ислама, который он познал от своего лучшего друга-мусульманина. Однако после того как Аурангзеб начал жестокие преследования сикхов, они начали вливаться в «Армию Чистых» (Кхальса), изменив свои имена с пассивных учеников (сикхи) на боевые львы (сингхи). Таким образом, в горниле ненависти к Моголам закалился воинственный сикхизм. Мечи этой самой могущественной из всех пенджабских воинствующих общин вначале были заточены против мусульман. Но после того как в середине 1984 года Индира Ганди отдала приказ индийской армии «освободить» Золотой Храм в Амритсаре, противостояние между индусами и сикхами стало одной из самых больших внутренних проблем современной Индии.

Сопротивление маратхов правлению Моголов, возглавляемое Шиваджи (1627-1680), отцом-основателем конфедерации маратхов, распространилось в течение полувека со дня смерти Шиваджи от Пуны, где оно началось, до окраин Дели, Калькутты и Мадраса. Как основатель индийского партизанского движения Шиваджи был осыпан бранью могольских генералов, называвших его «горной крысой», но его умелое упорство в бою могло сравниться только с его индуистской верой в свою родину. Шиваджи сделал Сварадж (самоуправление или свобода) своей мантрой, начав первое крупное восстание индусов против мусульманских монархов и их армий. Его последователи были настолько вдохновлены его пламенной «национально-религиозной» страстью, что Пуна будет оставаться главной колыбелью индийского национализма вплоть до конца девятнадцатого века. Брахманские пешвы (премьер-министры) Пуны управляли конфедерацией маратхов под номинальным контролем наследников Шиваджи. Необыкновенно проницательные пешвы были уникальной одновременно светской и религиозной династией, управлявшей Деканом на протяжении почти целого столетия, пока британцы не разгромили последнего их правителя в битве, происшедшей в 1818 году.