Победа Клайва в «Манговой Роще», деревушке под названием Плесси в 1757 году была достигнута, скорей благодаря предательству, совершенному по отношению к бенгальской армии, нового молодого набоба его завистливым старым дядей, Мир Джафаром, чем благодаря некоему превосходству британского оружия. Агенты Клайва вошли в контакт с мусульманином Мир Джафаром и заплатили ему огромную сумму золотом, захваченным у индуистских банкиров Калькутты, в обмен на обещание амбициозного Мир Джафара сдержать и не пустить в бой против британцев свою мощную кавалерию во время битвы у Плесси. После того как битва закончилась победой британцев, Клайв посадил Мир Джафара на трон Муршидабада, спустил обезглавленный труп бывшего набоба вниз по реке и сам вернулся в Калькутту с царским выкупом. Последующее за этим десятилетие стало десятилетием бесстыдного грабежа Бенгалии, совершенного британцами. Английские коршуны «добычи и грабежа», как их позднее назвал британский политик Эдмунд Берк, слетались на каждом британском клипере, входящем в переполненную гавань Калькутты. Они вымогали столько, сколько могли выжать из робких, полных ужаса «местных туземцев», чья мягкость сделала из них беспомощных жертв этого нового поколения иностранных стервятников. Когда в конце 60-х годов XVIII столетия в дополнение ко всем этим грабежам муссоны оказались недостаточными, сумеречные поля Бенгалии окрасились в белый цвет костями умерших от голода крестьян. Вымерла треть крестьян Бенгалии.

Британский парламент обратил внимание на коррупцию Ост-Индской компании в Бенгалии только после того, как почтенная компания объявила о своем банкротстве и вследствие этого о неспособности заплатить правительству обещанный годовой налог за торговлю с Индией в размере 400 000 фунтов стерлингов, который и так казался парламенту слишком маленьким, ввиду вызывающего богатства, которое демонстрировали возвращавшиеся из Индии набобы вроде Клайва, проживавшего в то время в Лондоне. Из-за всего этого началась целая серия парламентских слушаний, каждое из которых вводило дополнительные меры по контролю над деятельностью служащих компании в Бенгалии, Бомбее и Мадрасе, запрещая им делать все, что им заблагорассудится, а также потребовавшие проведения периодических ревизий бухгалтерии компании и деятельности ее управляющих комитетами и министерствами британского правительства. Также теперь в обеих палатах британского парламента раз в год проводились дебаты о положении дел в Индии, которые получили собственное название – день Индии. Позже, сначала правительство лорда Норта, а затем правительство, во главе которого стоял Уильям Питт, приняли ряд законов, целью которых было контролировать, регулировать и англизировать управление Ост-Индской компанией своих отдаленных, развратных и неуправляемых аванпостов на «Востоке».

Уоррен Гастингс, первый генерал-губернатор Ост-Индской компании в Бенгалии (1773-1784), управлял Индией скорее как набоб, чем англичанин, вешая всех, кто ему не нравился, вымогая деньги у богатых царских вдов и вечно врущих раджей, продавая британские войска местным союзникам в качестве наемников. Он был намного более предан своей торговой компании, нежели короне Британской империи, которая делала все возможное, чтобы образумить его, отправив ему несколько своих советников. Однако Гастингс не обращал на них никакого внимания и в конце концов вызвал на дуэль самого назойливого из них, Филиппа Фрэнсиса, прогнав его таким образом обратно в Великобританию, где Фрэнсис призвал объявить импичмент Гастингсу. Хотя Гастингс спас и смог интегрировать Британскую Индию в империю, в то время как Корнуоллис[14] потерял американские владения империи, именно лорд Корнуоллис заменил Гастингса на его посту, став самым верным британской короне генерал-губернатором и главнокомандующим Индии, а Уоррен Гастингс был осужден за измену. Перед тем как покинуть Калькутту в 1793 году, Корнуоллис подписал свод законов, в который входило сорок восемь правил, ставших основой управления британской индийской империи, которая вскоре заменила старых Моголов поколением новых чиновников.

Много новых идей, технологий и общественных организаций – все, что совокупно мы называем современным прогрессом, пришло в Индию в результате правления Запада. Частная собственность на землю во всей Бенгалии стала одним из первых и наиболее важных законов, принятых Корнуоллисом. Заминдары, которые до этого назначались Могольскими императорами для того, чтобы собирать императорскую (или набобскую) долю урожая, и которые сохраняли свою должность посредника между монархом и его крестьянами только до тех пор, пока этого желал его правитель, теперь стали землевладельцами (заминдарами). Им выдавались официальные акты на право владения землей, в обмен на что они обещали выплачивать Раджу Ост-Индской компании каждый год фиксированную сумму денег, которая никогда не должна была изменяться. Совокупность всех этих платежей, собранных у заминдаров, слегка превышала фонды, необходимые для того, чтобы управлять всем регионом. Таким образом, индийская земля сама оплачивала содержание своего правительства.

Сам Корнуоллис, будучи крепким землевладельцем, твердо верил в то, что только дав бенгальским заминдарам постоянную долю в системе, можно заставить их поддерживать свою собственность плодородной и в хорошем состоянии, а также оставаться верным британскому раджу. Он оказался прав в последнем, по крайней мере, в 1857-1858 годах, когда верность заминдаров спасла Калькутту во время Индийской Войны (Восстание Сипаев). Но это уже были не те заминдары, которые были вначале, так как у большинства из них землю забрали за долги. Они использовали землю в качестве залога для получения займов, которые они часто не могли вернуть, когда слабые муссоны приводили к плохим урожаям. К своему полному изумления горю они осознали тот факт, что британское правосудие защищало частную собственность больше, чем традиции или обветшалую честь одряхлевшей аристократии. Находящиеся далеко ростовщики, в основном индусы, проживающие в Калькутте – семьи Тагоров, Ройев и Сенсев – заняли место старых заминдаров, став новыми землевладельцами Бенгалии и одновременно банкирами и лидерами индуистского ренессанса и социальной революции, произошедшей в начале XIX века. После того как все эти изменения были запущены, уже ничто не могло их остановить.

Все растущее использование английского языка в Бенгалии, Бомбее и Мадрасе – на самом деле повсюду, куда могли добраться служащие и торговцы Ост-Индской компании – оказалось не менее революционным фактором изменений. Один из самых лучших и способных молодых служащих компании Маунтстюарт Эльфинстоун абсолютно точно предсказал в начале XIX века, что, вводя английское образование в Индии, он и его коллеги в Радже Ост-Индской компании действительно «строили дорогу», по которой они смогут «вернуться домой». Открыв двери для западного образования, науки и литературы, поэзии революции и свободы, а также проповедей верности и уважения к властям, английский язык передал ключи молодым индийским умам, которые вскоре стали эхом голосов таких известных британских личностей, как Милтон, Берк, Милль, Морли и Гладстон. Ящик Пандоры уже нельзя было закрыть. Как сказал в 1833 году в своей речи, обращенной к парламенту, Томас Бабингтон Маколей, первый служащий Ост-Индской компании, ставший членом парламента, а также главный поборник введения образования на английском языке для индийцев:

Может так случиться, что общественное сознание индийского общества настолько расширится при нашей системе, что в какой-то момент оно перерастет эту систему; то есть мудрое правление может принести нашим подданным уровень образования, при котором они будут способны иметь лучшее правление; то есть, получив европейские знания, они смогут в будущем потребовать и европейские институты общества. Наступит ли когда-нибудь такой день, я не знаю… Но если он наступит, то это будет день, которым история Англии сможет гордиться больше всего.